22 августа легендарному русскому разведчику, генерал-лейтенанту, члену редколлегии журнала «Русский Дом» Николаю Сергеевичу ЛЕОНОВУ исполняется 90 лет.
Мы от всей души поздравляем дорогого соратника и друга с этой круглой датой. Желаем всегда оставаться таким же рыцарем России без страха и упрёка с активной жизненной позицией, каким все знают его на протяжении многих лет. Здоровья, семейного благополучия, дальнейших творческих успехов, многая и благая лета! Ну а накануне юбилея Николай Сергеевич ответил на вопросы «Русского Дома».
– Николай Сергеевич, наверно, подавляющему большинству людей кажется, что 90 лет – это очень много. А вот для вас это много или мало?
– Сказать «мало» – было бы неприлично. А если учесть, в какое время мы живём, на какие события в социально-экономической и политической сфере пришлось реагировать своими нервами, сердцем и разумом, то 90 лет – это очень много. Это целая академия жизненной науки, если у нас хватит ума и воли сделать выводы из трагического для России столетия, которое почти целиком совпадает с моей жизнью.
– Николай Сергеевич, не так давно вышла серия интервью с вами в «Русском Доме». Наши читатели восхищались вашим острым умом и способностью аналитического мышления. Как этого можно добиться в таком возрасте?
– Могу сказать дорогим читателям, что это не моя заслуга. Возможно, основной вклад внесли мои родители своими генами. В большой степени Господь Бог определяет ту долю качеств, которая приходится на каждого новорождённого. Кто-то родится более способным, кто-то менее способным, кто-то добрым, кто-то злым. На всё воля Божья. Конечно, окружающая среда, семья, школа – немножечко помогают сравнять те заусенцы, которые бывают в характере человека, но основа основ, конечно, заложена Небесами. Если у человека есть цель, то это говорит о том, что этот человек более высокой категории, чем многие из его сверстников. Потому что жизнь без цели, без дорожной карты – это пустая трата времени, подаренного нам Господом. Я, по крайней мере, старался, чтобы это время, отпущенное нам, не было потрачено зря.
– Какие важнейшие события вашей жизни вы могли бы выделить?
– Моя личная жизнь была очень тесно переплетена с судьбой Родины, я был слугой Отечества, военнослужащим почти всю свою жизнь. И поэтому слова «Служу Отечеству!» для меня не пустые. Главные события в моей жизни были одновременно и важнейшими событиями в истории государства. Прежде всего это, конечно, война. Мне было 13 лет, когда началась Великая Отечественная. Мальчишками мы пели песню: «Если завтра война, если враг нападёт, если тёмная сила нагрянет, – Как один человек, весь советский народ за свободную Родину встанет». Мы верили в то, что война – это хорошо, мы разобьём любого противника, просто разнесём в клочья. А на деле оказалось всё наоборот. Схлопотали такое несчастье, которое обошлось нам в 30 млн жизней. Это было крупнейшим потрясением в моей жизни, когда я понял, что пропаганда – одно, а реальная жизнь – другое.
Дальнейшее важное событие – это поступление в институт и вообще выбор профессии. Я очень хотел стать адвокатом. Потому что считал, что защищать людей в рамках закона – это благородное дело. Но, к сожалению, жизнь сложилась так, что я, помимо своей воли, под влиянием других людей попал в Институт международных отношений. И таким образом невольно выбрал профессию, о которой никогда не думал до этого. Но уже попав в неё, я понял, что Отечеству надо служить на любом месте. Выбор профессии дипломата-международника, которая потом превратилась в работу разведчика – это было ещё одно крупное событие. Я не сожалею об этом ни капли, потому что, будучи профессиональным разведчиком, всю свою энергию, которую дал мне Господь, все свои знания, которые приобрёл я и дали мне люди, я употреблял только на благо Отечества. Не на благо правительства, какого-то человека или партии, а именно на благо Родины. Я доволен тем, что успел сделать в то время. Потому что все мои 35 лет службы в разведке были окрашены одним стремлением – защитить СССР, а теперь – Россию, от гегемонистских устремлений Соединённых Штатов Америки. Для меня это был, есть и останется основной противник нашего Отечества. Только на короткий период у нас был более страшный враг – это Гитлер. Всё остальное время – это противостояние с США.
Ну а дальше то, что произошло с Россией, я думаю, что не одного меня перевернуло вверх дном – это гибель великого государства – развал СССР. Я не люблю слово «развал», потому что это был не стихийный процесс, а сознательное уничтожение тысячелетнего государства. Это было тяжелейшим переживанием в моей жизни, безусловно. Оборвалась не только жизнь Советского Союза, оборвалась и моя профессиональная жизнь. Я прекратил работу в разведке – не потому, что я не хотел, а потому что новое государство во мне не нуждалось. Пережить такую катастрофу было невероятно трудно, на грани срыва. Но, слава Богу, до сих пор борюсь за то, чтобы Отечество поднялось на ноги в полный рост и чтобы зашагало вперёд, а не на четвереньках ползком перед кем-то.
– Николай Сергеевич, вы сейчас назвали вехи вашей жизни, которые одновременно и вехи страны. А вот ваша личная жизнь – дом, семья, дети…
– Личная жизнь, как и у нашего старого служилого дворянства, занимала минимальное количество времени. Ведь раньше офицеры и генералы уходили в дальние походы, в которых проводили зачастую многие годы. Кто может сказать, например, какая была личная жизнь у Суворова, Кутузова. Мы маленькие люди по сравнению с ними, но жили-то такими же идеалами. Поэтому личная жизнь нас достаточно мало интересовала. То советское время (некоторыми проклятое или благословенное) характерно тем, что мы не жили материальными интересами. Не думали о том, чтобы накопить какие-то капиталы и купить какую-то недвижимость, обеспечить своих потомков до третьего колена благополучным существованием. Нам это всё было чуждо. Мы жили по принципу: была бы страна родная, и нету других забот. Но, разумеется, как и у всех нормальных людей, у меня есть личная жизнь – жена, дети и внуки. У меня и правнучка недавно родилась, уже начинает ходить и разговаривать. Я очень благодарен Богу, что Он сберёг нашу личную жизнь как маленькое частное достояние. У меня к личной жизни нет никаких претензий. Я доволен всем. В том числе стал доктором наук и сделал, как многие полагают, заманчивую карьеру в КГБ, был депутатом Государственной Думы IV созыва. Ну а вместе с «Русским Домом» в течение 7 лет мы общались напрямую с широкими массами нашего народа. Это десятки, сотни, тысячи звонков, писем, телеграмм. Мы воспринимали от нашего народа энергию, понимали нужды и чаяния людей, старались их защитить каким угодно образом – телевизионным репортажем, печатным словом, на законодательном уровне. Если что-то не удалось – чаще всего не по нашей вине, это значит, что обстоятельства оказывались сильнее нас. Я благодарен Господу Богу за физическое и душевное здоровье, которое Он даровал мне на такой длительный срок земной жизни.
– Николай Сергеевич, в серии интервью для «РД» вы рассказали о своей работе на Кубе, а также в телепрограмме и журнале «Русский Дом». Могу ли я задать вам несколько вопросов, ответы на которые остаются белыми пятнами не только для наших читателей, но и для редакции?
– Разумеется, отвечу на все вопросы.
– Как написано в вашей биографии в Википедии, до 10 лет вы жили в деревне Рязанской области, а потом переехали к маме и отчиму в Электросталь. В деревне вы жили у своих родственников?
– Дело в том, что мать с отцом развелись, когда мне было всего лишь год или полтора. Мать была вынуждена работать на одной из ткацких фабрик в Москве. Меня, как говорили, безотцовщину, бросало по родственникам – то одна тётка приютит, то другая бабка к себе возьмёт, то третья. Поэтому я несколько мест жительства сменил и несколько семейств. Родственники обращались со мной хорошо, но у меня не было такой классической семьи – с отцом и с матерью, братьями и сёстрами, пока мне не исполнилось 10 лет. Мама вторично вышла замуж, и уже в новом браке у меня появились 4 сестры, которые, слава Богу, здравствуют и поныне. В Электростали и прошла основная часть моей подростковой и юношеской жизни. Электросталь для меня такой же родной город, как и рязанское село Алмазово, где я родился и провёл первые 7-8 лет.
– Николай Сергеевич, вы уже упомянули, что после школы поступили в Институт международных отношений. Отличается ли тот институт, периода вашей учёбы, от нынешнего МГИМО – преподавательским составом, контингентом учащихся, идеологией, учебной программой?
– Безусловно. Поскольку мне потом, в 90-е годы, довелось в течение 6 лет поработать профессором МГИМО (на кафедре дипломатии читал лекции по работе с информацией), то имел возможность сравнить. Должен сказать, что разница огромная. В советское время МГИМО готовил людей для государственной службы. Это была подготовка дипломатов, будущих разведчиков, журналистов-международников, а также работников международных отделов различных ведомств. В 90-е годы у студентов МГИМО были совершенно иные цели: на государство работать люди уже не рвались. Государственная служба потеряла престиж в глазах студентов. Большинство студентов рвались к работе в банках, международных корпорациях, крупных промышленных структурах, – туда, где платят высокие зарплаты. И само понятие Родины и Отечества становилось более тусклым, нежели это было для нас. Ну а если ставится задача работать не в государственных, а в коммерческих структурах, то, естественно, подбираются иные и учебный план, и профессура. Кого там уже будут интересовать такие предметы, как история дипломатии, история России, история наших взаимоотношений со странами Востока и Запада?! Больше интересуют такие вещи, как цена на нефть, на газ, курс доллара. Сами студенты оценивали свои стремления так – чтобы работа была заячья, а зарплата – медвежья. Для нас, старшего поколения профессоров, такая идеология была неприемлема. Я сам никогда не служил никакому банку или корпорации и не мог научить студентов, как это делать. Поэтому, конечно, институт изменился очень существенно. Самое главное, что испарился тот дух служения Отечеству, в котором мы варились в свои студенческие годы, при всех перегибах того времени. И это очень печально.
– Далее в вашей биографии значится такой пункт: по окончании института вы были направлены не в МИД, а в непрестижное место по причине конфликта с министром иностранных дел СССР Вышинским. Это, конечно, странно читать: какой может быть конфликт у простого студента с министром огромного государства? Что там была за ситуация?
– Эта крайне неприятная ситуация была вызвана шкурничеством в последний год обучения в институте. Люди стали правдой и неправдой рваться в ряды КПСС, потому что членство или кандидатство в партии давало преимущества при распределении. И вот одной студентке моя комсомольская группа, в которой я был комсоргом, отказала в даче рекомендации на вступление в партию, потому что эта девица была абсолютно бездарной, у неё, кроме амбиций, абсолютно ничего не было за душой. В результате она обвинила пятерых студентов института в попытке её изнасилования. Это вызвало, конечно, чудовищную реакцию со стороны тогдашних партийных и административных органов, которые расправились с этими пятью студентами самым жестоким образом. Этим выпускникам было отказано в любых распределениях на работу. И я как комсорг комсомольской группы организовал коллективное письмо протеста, адресованное министру иностранных дел Вышинскому, который одновременно являлся и высшим административным лицом для МГИМО как структуры МИДа. И вот, поскольку я организовал это письмо и первым его подписал, то был вызван к Вышинскому. И в нынешнем здании Министерства иностранных дел имел, как говорят, очную ставку с министром, который на меня топал ногами, стучал кулаками, называл меня хулиганом из Марьиной Рощи. Он кричал: «Куда вам идти в МИД, вы не можете быть дипломатом, вы политически незрелый человек». В результате чего дорога в МИД мне была закрыта, несмотря на красный диплом института. Я был загнан в самый нижний этаж социальной лестницы – в жалкое издательство литературы на иностранных языках. Там я и начал свою профессиональную деятельность.
– Потом, работая в этом издательстве, в мае 1953 года вы были направлены на стажировку в Мексику, куда отправились на торговом судне «Андреа Гритти» из порта в Генуе, где познакомились с будущим президентом Кубы Раулем Кастро. Вы уже в то время были завербованы в разведку или действительно ехали как литературный сотрудник?
– Нет, тогда я никакого отношения к разведке не имел. Получив такое страшное наказание от Вышинского, мы жаловались поочерёдно во все партийные структуры, пока, наконец, комиссия партийного контроля не отменила все партийные и административные наказания, которые были на нас наложены. И тогда мне, в порядке откупного, было предложено поехать в Мексику и поступить в университет Мехико для изучения испанского языка, чтобы быть впоследствии переводчиком на высшем уровне. Я, конечно, за такую возможность уцепился.
– А с Че Геварой вы как познакомились?
– Когда я прибыл в Мексику, то там совершенно случайно встретился со своим бывшим соседом по каюте на корабле – Раулем Кастро. С этим пареньком, о котором я знал из прессы, что он уже участвовал в штурме казармы Монкада в городе Сантьяго-де-Куба, а в данный момент был политэмигрантом. Я был несказанно обрадован такой неожиданной встречей, которая, безусловно, была организована не без помощи Всевышнего. А в доме у Рауля Кастро я встретил Че Гевару, который также был в Мексике на положении политэмигранта. Потом я уже познакомился и с Фиделем Кастро, который тоже к тому времени прибыл в Мексику. Таким образом, моя учёба в университете оказалась для меня счастливым билетом, который свёл меня с людьми, впоследствии вершившими историю не только Кубы, но и всей Латинской Америки, которые повлияли даже на судьбы мира.
– Вы встречались со многими революционерами, политиками, руководителями государств. Кто из них произвёл на вас самое сильное впечатление?
– Когда я первый раз поговорил с Раулем и Че Геварой (а беседа продолжалась часа четыре), я вышел и подумал: эти люди будут либо мучениками, либо национальными героями. Настолько была велика их заряженность на борьбу с несправедливостью, с Соединёнными Штатами Америки, они горели своим призванием. Я почувствовал, что от них идёт невероятная энергия, что эти люди не остановятся ни перед чем. Наверное, это похоже на первых христиан, которые спокойно шли на любые пытки и мучения, принимая их, чтобы показать величие и несокрушимость своей веры. Я казался сам себе пигмеем по сравнению с ними. Потому что у них была высочайшая степень горения, была определена цель жизни, которая потом отлилась в формулу: Родина или смерть. Из них, конечно, Фидель Кастро был на голову выше всех. И если Че Гевара был политически более развит и начитан, то Фидель был предельно организован, абсолютно чёток в своей дорожной карте и производил впечатление лидера, который самим Богом предназначен для великих дел.
– Николай Сергеевич, в 1958 году вы были приняты в 101-ю школу КГБ для подготовки в качестве разведчика. Вас кто-то надоумил или к тому времени появилось стремление связать свою жизнь с разведкой?
– Моё вступление в разведку было продиктовано двумя соображениями. Первое – это 1956 год, ХХ съезд КПСС, на котором был разоблачён культ личности Сталина, раскрылись все несправедливости и жестокости, которые тогда осуществлялись. Это было как бы покаяние партии перед народом. И КГБ, в данном случае, тоже получил свою долю отмывки. А во-вторых, я понимал, что в разведке я мог бы оказать большую помощь своим друзьям-кубинцам, чем если я буду сидеть в издательстве мелким чиновником и редактировать какие-тотексты. Поэтому работа в разведке меня привлекала как сфера активной деятельности, в которой можно самовыразиться и, как говорится, помочь сокрушать зло в лице США во всём мире. Таким образом, я поступил в разведывательную школу, которую окончил в 1960 году и был направлен на оперативную работу в Латинскую Америку.
– Николай Сергеевич, чем запомнилась ваша работа в Латинской Америке?
– Работа в Латинской Америке для меня связана, прежде всего, с двумя обстоятельствами. Первое – это поддержка всех революционных режимов антиамериканской направленности. Это для меня было святым делом. Я старался поддерживать все движения и всех лидеров, которые ставили своей целью освобождение своих стран от гегемонии Соединённых Штатов Америки. Второе (о чём редко говорили) – это помощь движению по отъёму у США Панамского канала. Все 70-е годы мы работали вместе с большой группой латиноамериканских и международных лидеров, чтобы создать зону отчуждения и осуждения Соединённых Штатов за империалистический захват Панамского канала, использование его в качестве военной базы и т. д. И нам это, в конце концов, удалось. В 1977 году был подписан договор, по которому США обязались передать Панаме канал в 2000 году. Результатов этой операции пришлось ждать 23 года. Слава Богу, так оно и случилось – канал был передан Панаме. Это наша величайшая общая победа большой группы политических деятелей из разных стран. И я принимал в этом непосредственное участие, поскольку поддерживал прямые контакты с полдюжины президентов и руководителей правительств стран Латинской Америки. Очень часто ездил туда в командировки, в том числе и в Панаму, с которой у нас никогда не было дипломатических отношений. К своей категории друзей я бы мог добавить фамилию генерала Омара Торрихоса, который был тогда руководителем Панамы. У меня с ним сложились доверительные отношения, которые продолжались до самой его смерти в авиационной катастрофе. А отнятие у США Панамского канала я считаю одним из значительных моментов в своей жизни.
– В вашей биографии в Википедии говорится и о том, что вы ездили в краткосрочные командировки в Афганистан…
– Будучи в то время начальником информационно-аналитического управления разведки, я ездил с тогдашним руководителем внешней разведки В. Крючковым в 1984 году в Афганистан – с одной-единственной задачей: при необходимости я должен был провести переговоры в горах с руководителями душманов для того, чтобы добиться мирного решения внутренних афганских проблем. К сожалению, в полной мере добиться мирного урегулирования не удалось, потому что американцы сделали всё, чтобы раздуть этот конфликт, чтобы мы в нём повязли.
– По мнению историка разведки В. Лашкула, прогнозы аналитиков, которыми вы руководили 12 лет, ни разу не оказались ошибочными. Не могли бы выделить какой-нибудь особый из этих прогнозов?
– Это, конечно, не моя личная заслуга, а заслуга того информационно-аналитического управления, которое нам удалось сформировать. Это было прекраснейшее управление, способное решать на аналитическом уровне практически любую проблему. Приходилось делать прогнозы по широкому спектру: от результатов выборов в разных странах до международных цен на золото. Самая большая наша победа – предсказание поражения США во Вьетнаме в 1975 году. Тогда Советский Союз был на грани посылки нашего Тихоокеанского флота к берегам Вьетнама. Было опасение, что американцы могут выбросить крупный десант в районе Хайфона и попытаются прорваться к столице Северного Вьетнама. Когда перед нами была поставлена задача оценить возможности американцев, то в результате недельного мозгового штурма мы пришли к выводу, что США в той конкретной обстановке этого сделать не могут. И можно спокойно ждать, когда наступление северовьетнамской армии и южновьетнамских партизан завершится успехом. Целую неделю после этого прогноза мы почти не спали, следя за продвижением вьетнамцев. И только когда американцы оставили своё посольство в Сайгоне и погрузились на корабли, мы позволили себе открыть бутылку шампанского и выпили за правильный анализ, который дал возможным не втянуться ни в какие военные действия, сэкономить колоссальные средства и точно предсказать поражение США во Вьетнаме.
– СМИ писали, что по поручению председателя КГБ СССР В. Крючкова вы участвовали в подготовке обращения ГКЧП в 1991 году…
– Документ, который называется «Обращение к советскому народу», писал действительно я. И сейчас я с ним на сто процентов согласен. Там не было никаких призывов к репрессиям. Это была попытка сохранить государство, прекратить ту волну преступности, которая уже накатывала на страну. К остальным действиям ГКЧП я не имел никакого отношения, потому что каждый отвечал за свой участок. Когда готовился процесс против ГКЧП, я был готов присутствовать на нём в том числе и в качестве обвиняемого, потому что не чувствовал никакой вины перед народом и перед страной. Но, как вы знаете, было принято решение никаких процессов не устраивать.
– Но какие-то репрессии вас коснулись?
– Репрессии прокатились асфальтовым катком по всей верхушке КГБ. Подавляющее число генералов советского времени были уволены. После 21 августа 1991 года я стал настаивать, чтобы мне дали текст новой присяги, на что мне ответили, что в этом нет необходимости. В результате я сам подал рапорт об отставке. И с тех пор больше на службу не призывался, и никто с прежней работы мной не интересовался.
– О том, как вы жили потом, мы уже рассказывали нашим читателям. Вы пытались поучаствовать в бизнесе – не очень успешно это у вас получилось. Защитили кандидатскую и докторскую диссертации, преподавали в МГИМО, работали обозревателем в телепрограмме и журнале «Русский Дом», были депутатом Государственной Думы РФ от блока «Родина»…
– Самыми счастливыми моими годами в это время была работа в «Русском Доме», в котором мы боролись за права трудового народа и Отечества. Для меня «Русский Дом» – действительно мой родной дом – в политическом, этническом, историческом и духовном планах. Что же касается самого горького времени, то это, наверное, пребывание в Государственной Думе в качестве депутата IV созыва, когда я убедился, что депутат абсолютно ничего не может сделать. Он буквально зажат в пелёнки бюрократией Государственной Думы. Потому что руководитель фракции, к которой принадлежит депутат, руководитель комитета, в который входит депутат, – они все совершенно спокойно могут лишить права депутата выступать по той или иной проблеме. В этот период я ознакомился с внутриполитической кухней и хочу сказать, что ничего хорошего там нет. И поэтому, когда закончился мой срок, я с удовольствием оставил эту работу, поняв её безсмысленность и пустоту.
– Известно изречение императора Александра III: «У России нет друзей, кроме армии и флота». Вы сказали, что самый большой враг России после Гитлера – это США. А кто наш друг?
– То, что было, и то, что есть, – это категории весьма разные. У нас было много друзей, чего не скажешь о сегодняшнем дне. Когда страна отмечает крупные годовщины, не ахти сколько приезжают крупных политических деятелей из разных стран. Для меня самое тяжёлое испытание – это развал славянского блока Россия – Украина – Белоруссия. Вот тут я согласен с А.И. Солженицыным, который в своей знаменитой статье «Как нам обустроить Россию» выступал именно за сохранение этого славянского, точнее, общерусского ядра. У нас было очень много друзей в развивающемся мире. Прежде всего, те, которые больше всех пострадали от США. К примеру, та же Куба. Она вместе с нами шла на самые острые решения. Достаточно вспомнить ракетный кризис 1962 года. Или строительство советской станции радиоэлектронной разведки в Лурдесе. Или возможность базирования наших кораблей и самолётов на кубинской территории. Куба была и остаётся очень лояльной по отношению к нашей стране, несмотря на территориальную близость к США. И вот когда Рауль Кастро покидал свой пост председателя Государственного совета, то в прощальной речи он сказал, что Куба никогда не будет неблагодарной по отношению к России, особенно к русскому народу. Это текстуально его слова. Я не очень наблюдаю, что такую же преданность и готовность быть вместе с Россией высказывают, например, лидеры арабских стран, также получавших немалую политическую и финансовую поддержку от СССР. Маловато у нас союзников, если не сказать хуже. Поэтому, конечно, в данном случае Александр III был на сто процентов прав. Пока у нас есть армия с ракетно-ядерным потенциалом, Россия может чувствовать себя в безопасности. Это единственный щит, который защищает её от наших хищных «партнёров».
– В нашем последнем интервью, которое вышло в феврале и было посвящено грядущим выборам, вы сказали о том, что успех правления выбранного президента России будет зависеть исключительно от дорожной карты – стратегического плана действий правительства и всего общества, по типу того плана, который в своё время был задействован в Китае. Ваши ожидания или негативные прогнозы оправдались?
– К сожалению, мои печальные ожидания оправдались. Мы с вами сейчас живём без дорожной карты. Абсолютно не знаем, куда идём. Мы не видим цели. Не можем сплотить народ вокруг какой-то ясной программы, понятной для всех. Вот что не позволяет народу начать созидательную работу. Мы исходим из двух постулатов. Первое – в нынешних условиях война невозможна, потому что она может стать концом земной цивилизации. А раз в ней не может быть победителя, то вся борьба за свою нишу в этом мире переносится в сферу экономики. Кто выиграет экономическую борьбу, тот будет и хозяином мира. Мы видим, как меняются уровни развития государств. Самое печальное для меня, что Россия год от года теряет своё место в этой гонке. Наша страна сейчас порой не может делать простые зубные щётки. Я уже не говорю, что мы уже почти не производим бытовую электронику. Компьютеры, телевизоры, радиоприёмники, медицинское оборудование – всё чужое, заграничное. Это вселяет в меня страх, потому что как только Запад объявит нам не просто продовольственную блокаду, а ударит по самому главному – по запрету технологий, то мы с вами окажемся на мели по-настоящему. И у нас до сих пор нет нормальной программы. Сколько было говорильни про импортозамещение, про то, что надо слезть с нефтяной и газовой иглы! Но проходят десятилетия, а воз и ныне там. Мы отстаём всё больше и больше. Если Россия в 1991 году исчезла как вторая мировая держава в научно-техническом и промышленном отношении, то сейчас мы находимся уже на 13-14 месте. Мы пропустили вперёд такие страны, как Италия, Бразилия, Мексика и т. д. Мы уже утратили космос, транспортное машиностроение, самолётостроение, автомобилестроение. А такая страна, как Китай, неожиданно возродилась, создав свою особую гибридную экономику, в которой смешались лучшие черты частного предпринимательства с лучшими чертами, унаследованными от социализма. У нас прошли выборы, слов потрачено огромное количество, а программы до сих пор нет и движения вперёд – никакого.
– Николай Сергеевич, последнее социальное потрясение нашего общества – решение властей поднять пенсионный возраст – это логичное продолжение социально-экономического курса нынешней команды Кремля или всё-таки без этого можно обойтись?
– Конечно, без этого не только можно, но и нужно обойтись. Ведь весь мир идёт по другому пути. Надо увеличивать производительность труда за счёт насыщения труда работоспособного населения современными механизмами. Зачем искусственно увеличивать возраст людей, которые должны ходить на работу? Ведь во всём мире идёт движение в обратном направлении. Самое большое достояние человека – это его свободное время. Начиная с XIX века, шла борьба за восьмичасовой рабочий день, за ежегодный оплачиваемый отпуск. Потому что человек всё-таки не вьючное животное. Свободное время – это его единственная роскошь, которую он может потратить на духовное развитие, культуру, повышение эрудиции. А приковывать человека к станку или любому другому рабочему инструменту – это самый примитивный способ сократить расходы министерства финансов. Для увеличения производительности труда надо, чтобы современный работающий человек был вооружён такой технологией. И никаких проблем не будет. Не за счёт рабочего времени, а за счёт модернизации рабочего места, усовершенствования технологического процесса.
– Николай Сергеевич, вы автор нескольких книг. Помню длиннющую очередь у дверей издательства «Русский Дом» за одной из ваших книг в начале 2000-х. Расскажите о вашем литературном творчестве…
– Если коротко о моих книгах, то вот их список. «Лихолетье» – моя автобиографическая история от рождения, раннего детства, выпавшего на годы коллективизации. О работе в разведке и крушении СССР в 1991 году, об уходе в отставку. Была переведена на немецкий язык, переиздавалась 7 раз. «Крестный путь России» – про разрушительную эпоху Ельцина – с 1991 по 2001 годы. «Россия 2000–2008: закат или рассвет?» – книга, посвящённая современной истории России. Также у меня выходили книги «Фидель Кастро. Политическая биография» и «Рауль Кастро». Последняя книга – об истории моего знакомства с Раулем Кастро и его революционном пути – была переведена на испанский, английский, китайский и турецкий языки.
– Николай Сергеевич, вероятно, 90 лет – тот самый возраст, в котором человеку должно открыться, что самое главное в этой жизни. Вы можете ответить на этот вопрос?
– Я не знаю, что самое главное в жизни человека вообще, но для меня было, есть и остаётся – это судьба моего народа и моего Отечества. Если бы я был пассажиром крупного круизного лайнера в океане, то я бы понимал, что жизнь каждого из пассажиров этого лайнера зависит от мастерства экипажа, который должен избежать любых опасностей и довезти пассажиров в тот морской пункт, который определён как конечный. Мы в одном корабле, и поэтому никакая забота о личной жизни и семье не может быть целью моей жизни. Моя личная жизнь – это часть жизни моего народа. Поэтому возрождение чувства сопричастности к народу и его судьбе, особенно в наших условиях, означает причастность к его выживанию, к его расцвету – я считаю главным для себя. И когда говорят, что у нас огромное количество т. н. «новых русских» гонят десятки миллиардов долларов за рубеж и прячут их в оффшорных зонах, то я считаю, что это и есть враги нашего народа, эти люди не любят Родину и рассматривают Россию просто как дойную корову. Вот в чём должна быть главная забота президента – восстановление единства народа на основе дорожной карты. Руководство страны должно представить такую программу, вокруг которой сплотится весь народ. Мы одерживали победы в Великой Отечественной войне и в крупных экономических проектах, которые возникали после. Все вместе мы дружно осваивали космос, и создавали атомную энергетику, и строили автозаводы… Боже мой, какие только проекты ни решали! Но тогда мы были – все вместе. Вот это ощущение одной семьи утрачено, и это надо бы восстановить, прежде всего усилиями руководства страны, это безусловно. Естественно, при помощи Русской Православной Церкви и при участии российской интеллигенции, которая во многом утратила самостоятельную роль и вектор своего движения. Вот это сейчас самое главное.
Беседовал
Андрей Викторович ПОЛЫНСКИЙ