Если бы я поздним дождливым вечером предпочёл остаться в тёплой сухой квартире, уплетая мамины угощения, то, как выяснилось со временем, потерял бы маму в качестве сестры во Христе. Её разочарование в служителях Русской Православной Церкви стало бы окончательным и безповоротным.
Много лет назад мама развелась с отцом и, решив в корне поменять жизнь, уехала в Израиль. Для её возраста там и медицина, и соцобеспечение на должном уровне. Но есть такое слово – ностальгия. Этот «червячок» неустанно грызёт душу эмигранта день и ночь. Мама ежегодно на месяц или больше прилетала в Россию, в родной город Орёл. Здесь родственники, друзья, улицы, берёзы и ромашки. Пойти в храм, поставить свечки, написать записки «за упокой» и «о здравии» она считала своим долгом. Как-то я поинтересовался:
– Мама, а ты когда-нибудь исповедовалась, причащалась?
– А зачем это? Хожу в Израиле в церковь на Пасху куличи освятить. За водой святой на Крещение. Молюсь за всех, свечки ставлю. Этого мало?
– Мама, а вот ты нормально засыпаешь, мысли из прожитого не тревожат? Совесть даёт спокойно жить?
– Не даёт, сынок. И спать нормально не могу. А что тут поделать, жизнь-то не изменишь, ошибки не исправишь…
– Согласен, ошибки уже не исправишь. Но от их груза избавиться можно! Зачем такой балласт всю жизнь за собой таскать? Для этого исповедь и существует. Ещё Иоанн Креститель две тысячи лет назад не говорил, кричал: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное!» Кто свой последний час знает? И как с таким грешным рюкзаком перед Богом отчёт за прожитое держать? Покаешься и не греши больше – уже жить намного легче. А причастишься – так вообще с Богом соединишься. Объяснить это трудно, но поверь, душа твоя радость эту сразу почувствует.
В Москве я живу с 1994 года, и путь воцерковления был долгим и трудным, но Господь меня кое в чём вразумил. Были у меня проблемы на работе, а потом начались нелады и в семье.
С этой «ношей» я и прибыл в родной Орёл. Мама счастлива, готовит ужин. Я же по сложившемуся обычаю заехал к родителям своего крестника – Галине и Сергею. Серёжи дома не оказалось. По словам неожиданно смутившейся Галины, он поехал в монастырь, душу в порядок приводить. Она сразу предложила поехать к нему. Монастырь находился в красивейшем месте, высоко над небольшой рекой, на окраине городка Новосиль, в восьмидесяти километрах от Орла. Многовековой Богодухов монастырь в своё время был разграблен и почти разрушен богоборцами. Наступило время собирать камни и восстанавливать Божий храм.
Серёга вылетел пулей навстречу. Мы крепко обнялись. Сергей, в прошлом офицер спецназа, был человеком громким, физически очень сильным. Жил он в казачьем домике в двухстах метрах от строящейся обители. Мы обошли монастырские стены, спустились к реке, и нашему взору отрылись многочисленные старинные пещеры-норы, вырытые иноками на склоне высокого обрыва. Здесь было очень красиво и, главное, необыкновенно спокойно. Жажду всего этого Серёга очень быстро прочитал в моих глазах и выдал:
– Анатолич, а ты же как-то мечтал пожить в монастыре? Чем не время, чем не оказия?
Признаться честно, он поймал меня врасплох. Я только что проехал 400 км от Москвы. Дома мама, и так видевшая меня считаные дни в году, ждёт к ужину. Не нужно быть пророком, чтобы понять, как она расстроится… Но Божий замысел предугадать невозможно, и впоследствии я понял, что от моей решимости в тот момент зависела и дальнейшая жизнь моей мамы. Я сделал свой выбор.
– Когда можно приехать? Завтра?
– Почему завтра? Езжай домой, бери постель, рабочую одежду, туалетные принадлежности – и добро пожаловать, раб Божий Виталий, в святую обитель!
Я попросил Сергея не говорить монастырскому люду, кто я такой, что работаю на телевидении, что мои песни звучат по радио. Не хотелось притягивать к себе внимания. Серёга сразу разрушил мою «конспирацию»:
– Извини, брат… Уже все знают. А в казачьем домике тебя ждёт отец Александр – настоятель монастыря.
Мы зашли в домик, поздоровались. Отец Александр был здоровым и крепким дядькой, лет 55-60, высокий, умные серые глаза, крупный прямой нос и седые забранные в хвост волосы. Борода, как у классического Деда Мороза. От него шла какая-то спокойная сила. Вообще-то неудивительно. В своё время он был не в одной горячей точке и в звании полковника воздушно-десантных войск ушёл в отставку.
Говорил я долго. Батюшка не перебил меня ни разу, за что я ему очень благодарен. Видимо, просто хотелось выговориться, и священник это сразу почувствовал.
Честно говоря, «поход» в монастырь ассоциировался у меня с новым призывом в армию. Я ожидал жёсткой дисциплины, точного распорядка дня и безпрекословного соблюдения правил – устава. Но действительность оказалась иной.
Проснувшись в 5 утра, я приготовился к «испытаниям». В храме уже было трое трудников – людей, добровольно работающих в обители во славу Божию. Один из них начал читать молитву. Молящиеся с недоумением начали переглядываться. Через минуту один из них, вооружившись толстой книгой, подошёл к читающему:
– Василий, ты вечернее правило от утреннего можешь отличить? Листай в начало, грамотей!
Все негромко рассмеялись. Я был несколько обескуражен. Ожидал благоговейного официоза, а тут как-то всё по-семейному, что ли.
К работе я приступил с охотой и энтузиазмом. Носил кирпич, месил раствор. Фигура батюшки в ветхом светло-сером облачении появлялась то тут, то там.
– Иди-ка, сюда, гость московский. Дадим тебе самую почётную работу. Будешь «врата царские» грунтовать и красить, – деловито распорядился настоятель.
– Вот это, подарок, батя! Нам-то, грешным, до такой чести не подняться! – острил Серёга, тем самым давая понять, какой «почётный аванс» мне выдан. Скажу честно, было приятно…
Работа ладилась. Настрой был одухотворённый, и сил хватало на многое. После трапезы был небольшой отдых. Очень радовало общее настроение – крепкий созидательный посыл объединял соборный труд. То, что делалось, было во славу Божию. Какая-то искренность и правда светилась в каждом находящемся в обители, и эта чистота поднимала душу на добрую высоту и давала возможность мозгу не уходить в философские думы о противоречиях мира, который мы сами усложнили, обременили злыми умыслами, ложью и грубостью. Было всё просто и светло. Именно ВСЕГО ЭТОГО мне и недоставало последние годы.
По завершении каждой моей работы я тут же искал, что бы ещё сделать. Моя «московская заведённая пружина» не давала мне покоя.
Отец Александр, поняв проблему, начал брать меня с Сергеем в свои поездки. На стареньком «Рено Логан» мы поехали по окрестностям. Съездили к старому храму и пообщались с православными, которые занимались его восстановлением. Тут же услышал поучительную историю.
– Не так давно здесь, около церкви, из склона холма бил источник. Говорили, что вода в нём целебная. Собирался народ, общались, помогали потом друг другу в разных проблемах. Струйка была не сильная, но постоянная. Ключ не пересыхал и не замерзал. Но вот нашлись какие-то неуёмные, посчитавшие, что родник должен бить сильнее, чтобы не создавались очереди и народ не задерживался в ожидании воды. Начали подкапывать, прокладывать, усиливать, ускорять. В конце концов воды вообще не стало. Народ перестал собираться, и храм опустел.
После его рассказа люди, восстанавливающие храм, заметили:
– Отец Александр, мы как начали восстановление, так увидели, что земля на месте источника снова стала влажной. Бог даст, вода опять пробьётся, и народ пойдёт, и храм поднимется.
Я понял, что историю про неуёмных водоискателей он рассказывал по большому счёту для меня – не торопи жизнь и не бери груз неподъёмный. Мудрее Бога не будешь, он сам знает кому, когда и сколько давать. И главное – для чего!
В тот же вечер в доказательство его слов раздался звонок из Орла от мамы.
– Виталик, была здесь в церкви, хотела исповедоваться. Впервые исповедоваться – сил уже нет с грузом таким жить. А священник сказал, что у него исповедь только в субботу, а нам уезжать нужно – не успею. И ответил он так холодно, будто я у него денег прошу. Не пойду больше туда…
Ответив что-то невнятное, мол, не расстраивайся, можно исповедоваться в другом храме, я, блуждая взглядом по стенам, вдруг увидел недоуменные глаза Серёги. Он посмотрел на меня, как на умалишённого, и указал в сторону монастыря. До меня тут же «дошёл» его намёк, и я предложил маме завтра в 7 часов утра быть готовой к поездке в монастырь.
– Серёг, может, не очень удобно к отцу Александру с личными просьбами обращаться?
– Брат мой, ну ты совсем оглупел в своей Москве? Беги к бате и скажи, что завтра утром привезёшь маму на исповедь. Бегом!
После утренней молитвы в 6 утра я уже ехал за мамой. Она была очень взволнована. Впервые рассказывать совершенно незнакомому человеку о «грязи», в которой и самой-то копаться стыдно и противно. А тут всю жизнь для «генеральной стирки» готовишь. Конечно, будет не по себе!
До обители доехали быстро и без проблем. Отец Александр предложил отвести маму в храм и немного подождать. Когда он вышел из своей кельи, народ с удивлением и гордостью взирал на настоятеля. Братия, трудники и прочий монастырский люд, привыкший видеть батюшку в ветхом потёртом светло-сером облачении, теперь толкали друг друга и говорили:
– Глянь-ка, батюшка наш – хоть картину с него пиши.
В красивом праздничном облачении, высокий и крепкий, будто сошедший с картины Илья Муромец, батюшка мерным шагом плыл по монастырскому двору. Взгляд его был сосредоточен. Было видно, что сейчас, может быть в тысячный раз, ему придётся снова быть для чьей-то души «службой спасения». «Помоги, Господи…» – прошептал я.
Через час из храма первой вышла мама. Глаза заплаканные, но такого светлого лица я не видел у неё очень давно.
– Сыночек, какой же батюшка хороший! Он у меня про всё спрашивал, даже про что я и помнить забыла. Как заново родилась.
Выйдя из храма, батюшка сказал:
– Жаль, до литургии остаться не сможете. Ну, езжайте с Богом. Завтра в Орле в любом храме сможете причаститься.
Прощался я с новыми друзьями, как с родными братьями. Дарил свои диски. Они мне чётки и другие памятные вещи, искусно сделанные своими руками. Отец Александр подарил книги, благословил и сказал:
– Ну, безпокойная душа, приезжай – всегда будем рады, дорогу найдёшь, не заблудишься. Четыре дня прошло всего, а глаза-то уже другие, спокойные, не как у зверя загнанного. С Богом!
Утром мама впервые причастилась в Орле в Троицкой церкви. От счастья она просто светилась. А ведь шаг в сторону, и человек навсегда мог от Церкви Православной отвернуться. Вот и думай, кто судьбу строит?
Виталий Анатольевич ВОЛИН