20 января - день памяти Фёдора Михайловича ДОСТОЕВСКОГО
Уютный уездный город словно спрятался в Новгородских землях, скромно, как некий старец, скрывается от глаз людских, напоённый Божией благодатью. «Мы очень полюбили Старую Руссу… Но кроме самого города мы полюбили и дачу Гриббе… – пишет в своих дневниках Анна Григорьевна, жена Фёдора Михайловича Достоевского. – Дача г-на Гриббе была не городской дом, а скорее представляла собою помещичью усадьбу, с большим тенистым садом, огородом, сараями, погребом и пр. Особенно ценил в ней Фёдор Михайлович отличную русскую баню, находившуюся в саду, которою он, не беря ванн, часто пользовался».
Несколько лет подряд мы ездили в Руссу. Любили прогуливаться по старой булыжной мостовой, сохранившейся чудом. Любили идти вдоль реки по земле: то по спускающимся к реке тропам, то по прячущимся в зарослях прибрежным кустам. И знать, здесь бродил великий писатель. Эта первозданная набережная сохранялась в её нетронутой красоте, такой, какой знал её Достоевский.
Заповедные места! Георгий Иванович Смирнов много сделал для сохранения этой заповедной Руси. Сражался, можно сказать, до клочка, до пяди земли за то, что принадлежало памяти писателя. Но мы Георгия Ивановича не знали, просто восстанавливаем его образ из воспоминаний других людей. Он умер. Нам посчастливилось познакомиться с продолжателем его дела, Верой Ивановной Богдановой. Познакомились мы с ней в самый первый наш приезд. Мы с мужем Геннадием побывали у неё в гостях и были тронуты её тёплым приёмом.
– Слышали ли вы про потаённую Русь? – задала нам вопрос Вера Ивановна и сама ответила: – Это Россия, которая веру сохранила, обряды сохранила, верность сохранила. В 1962 году приехали закрывать собор в деревне Городня. Это было при Н. Хрущёве. Собрали все иконы и свезли в баню для сжигания. Мама пришла домой и плакала. И долгое время мы думали, что иконы сожгли, и горевали от этого, и через несколько десятков лет, когда в 1993 году в храме вновь возобновились службы, иконы вернулись.
Мы с удивлением посмотрели на Веру Ивановну. Она улыбнулась:
– Мы тоже думали, что они сгорели, но истопник, которому было поручено их сжечь, раздал людям, и вот эти люди стали их приносить обратно в храм, когда возобновились службы.
В Руссу мы приехали вместе с мужем, оба учителя, он – математики, а я литературы. Устроилась на работу в краеведческий музей. В это время Г.И. Смирнов восстанавливал музей Достоевского.
– Как изменилась ваша жизнь, когда вы так тесно соприкоснулись с жизнью Достоевского?
Вера Ивановна не сразу ответила на этот вопрос. Немного подумав, она произнесла:
– Как Достоевский повлиял? Я стала тоньше чувствовать своих детей. (Детей у Веры Ивановны трое.) Стала их больше понимать, чувствовать острее их боль, читая в «Братьях Карамазовых» об Илюшеньке. «Детками душа лечится», «Дети даны нам для умиления», – процитировала она любимого писателя.
– Все дети похожи на Бога, всем улыбаются, всех любят и смотрят на мир и на людей доверчиво, но почему же так скоро некоторые из них вырастают в тиранов? – спросил Геннадий.
– Мы детей такими делаем, – вздохнула Вера Ивановна и сказала: – Знаете ли вы любимую молитву Достоевского? «Все упование на Тя возлагаю, Матерь Божия, сохрани мя под кровом Твоим». Каждый вечер он приходил к своим деткам с Нею и на ночь благословлял их.
– Чем для Достоевского была Старая Русса?
– Старая Русса – это его дом! – чуть ли не воскликнула Вера Ивановна. – В самом глубоком смысле дом, и сад, и почва, и земля. Это единственное место, которое ему принадлежало, место, где он имел своё. Дом, в котором его любили, ждали. Дом с садом. Саду Достоевский придавал огромное значение. Он считал, что если у человека есть земля, то он участвует в управлении государством. Он переживал, чтобы его дети не выросли «стрюцкими». «Стрюцкий», по мнению Достоевского, это человек без земли, без корней, которому нечем дорожить. И писал в дневнике: «Человечество обновится в саду, садом выправится».
Анна Григорьевна и Фёдор Михайлович боялись потерять свой «излюбленный уголок». И случилось так, что наследница имения решила продать дом и запросила за него одну тысячу рублей. По тем временам это была большая сумма, и денег у семейной четы не было. Тогда Анна Григорьевна попросила своего брата, Ивана Григорьевича, купить дом на своё имя, чтобы перепродать его им, когда деньги появятся.
Мы, заглянув к Вере Ивановне на «минуточку», проговорили с ней два часа. Поэтому нам пришлось всё же попрощаться с ней, чтобы дать ей покой.
– Покой, – сказала Вера Ивановна, – это когда живёшь в согласии с Богом. Чем больше я живу, тем больше убеждаюсь, что совершенен один Бог, поэтому на земле без Бога ничего совершенного построить нельзя. А у Бога главное – любовь.
…До сих пор стоит у меня перед глазами образ красивой русской женщины с добрыми морщинками возле глаз, светлыми волосами, спрятанными под косынку. Образ Веры Ивановны для меня стал образом той потаённой Руси, богатой талантами, богатой верой и отважной её исповедницей.
…Уже темнело, когда мы добрались до реки Полисть, прошли по Живому мосту и оттуда залюбовались берегами, Воскресенским собором, отражавшимся, как в зеркале, в неторопливой и безмятежной реке. Всё, как раньше – чарующий закат, обаяние старины, но территория «нашего» райского сада выкуплена, сам сад наполовину вырублен, и вдоль берега, ведущего к дому писателя, проложена дорога из кирпича.
Амвросий Оптинский некогда сказал мудрые слова: «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, чуть одной точкой касается земли, а остальным стремится вверх; а мы, как заляжем, так и встать не можем». Как бы нам вот так научиться жить, чтобы, даже касаясь земли, мы бы ей не вредили, не портили её красоту.
Галина Евгеньевна ЛЕБЕДИНА