Шесть непридуманных рассказов
Женщина с коляской
Священник Анатолий рассказывал, как он крестился.
«Я уже женатым был, уже дочка родилась, а всё ещё не крестился. И жена тоже некрещёной была. Только книги церковные читали и о Боге говорили, а креститься как-то всё не могли собраться...
И вот, это уже в конце восьмидесятых было, жена с дочкой поехала в отпуск, а вернулась уже с крестиком на шее.
И так мне неприятно стало, когда я этот крестик увидел… Ведь вместе бы могли креститься!
Сам не понимаю почему, но как-то обидно мне стало... Даже книги церковные перестал жене читать вслух, хотя она и любила их слушать...
А потом жена снова уехала, и тогда я решил креститься и сам.
И вот пошёл в церковь и загадал: если правильно решил, пусть я женщину с ребёнком встречу в этой аллее...
Но тут же сообразил, что нехорошо так загадывать в самом, можно сказать, главном деле жизни. Что же это? Если не встречу, так и креститься не надо... Такая глупость...
Так я разозлился на себя, что забыл даже, куда иду...
И вот тут и минуты не прошло, как на пустой аллее женщина появилась с ребёнком в коляске.
Вот так и крестился…
Жена, когда увидела крестик на моей груди, обняла меня и заплакала.
Священник Анатолий перекрестился, замолчав, а потом добавил:
– А женщина эта с коляской теперь каждый раз, когда что-то важное решить надо, появляется…
Старец Иоанн
Всенощная ещё не началась, но в храме уже тесно стало.
Прихожане сгрудились вокруг старца Иоанна, сидящего в кресле возле аналоя с праздничной иконой.
Слабым, дрожащим голосом он вёл свою беседу, то разговаривая с отдельными людьми, то обращаясь ко всем сразу.
И тогда, хотя по-прежнему слабо звучал дрожащий голос, как-то слышнее становилось, и каждое слово можно было разобрать даже и в задних рядах.
Впрочем, этот эффект можно было объяснить устройством акустики храма.
Когда старец Иоанн вёл частный разговор, он опускал свою седую голову в камилавке, слушая говорившего, а когда обращался ко всем, голова его была поднята, и слова разносились по всему помещению.
Вот и сейчас, когда свечница протянула ему мобильный телефон, не слышно было ничего, о чём разговаривает старец, а когда, вернув телефон, поднялся он из кресла, сразу голос обрёл силу...
– А сейчас помолимся вместе за раба Божьего Сергия... – сказал старец. – Он идёт к нам…
И хотя вроде бы, с какой это стати надобно молиться за человека, который позвонил отцу Иоанну, что идёт в церковь, но не прозвучало ни слова недоумения. Все прихожане начали молиться, осеняя себя крестным знамением.
И действительно, немного и времени прошло, как открылась дверь, и в храм вошёл мужчина лет сорока, в кожаной куртке.
Перекрестился и он, и тоже начал молиться.
А потом, притомившись, старец Иоанн снова опустился в кресло, и беседа его с прихожанами продолжилась.
Как раз тут к мужчине в куртке протиснулась свечница.
– Пойдёмте, Сергий... – сказала она. – Вас батюшка зовёт...
Мужчина удивлённо посмотрел на неё, но спорить не стал, послушно двинулся за свечницей, протискиваясь через прихожан, ещё теснее сгрудившихся вокруг отца Иоанна.
Мне самому хотелось подойти сегодня к батюшке, взять благословение на важное для меня дело, но, похоже было, что не получится, скоро уже должна была начаться всенощная, а народу к старцу не становилось меньше.
И не то чтобы раздражение у меня вызвал этот Сергей, предваривший своё появление в храме телефонным звонком, но досада была, это уж точно...
Чтобы не накручивать себя, я вышел в притвор, где устроена была церковная лавка, начал разглядывать свежие номера журналов...
Я успел прочитать несколько заметок, когда в церковной лавке появился мужчина в кожаной куртке.
Лицо его было ещё растеряннее, чем тогда, когда он вошёл в храм.
– Мне записки написать надо... – сказал он мне. – Вы не подскажете, как это сделать...
– А вот листочки... – сказал я. – Кого за здравие нужно – те имена в записку «За здравие». Кого за упокой – те имена в этот, Сергей, листочек…
Мужчина взял листочки, которые я протянул ему, но продолжал смотреть на меня.
– Простите... – сказал он. – А откуда здесь все моё имя знают?
– Ну как откуда... – я пожал плечами. – Когда вы батюшке позвонили, он объявил, что сейчас Сергей придёт, и ещё помолиться попросил за вас...
– Но я же не звонил никому… – покачал головой Сергей. – Не мог я звонить, потому что не только телефона, но и батюшку не знал. Я вообще ещё час назад не знал, куда я пойду: такое состояние было... А потом я сюда свернул и эту церковь увидел...
– Ну, это не важно, звонили вы или нет... – сказал я, чувствуя, как рассеивается досада. – Главное, что отец Иоанн сказал, что вы придёте. И имя ваше назвал... Вы пишите, пишите записки, как он велел...
Сергей кивнул и отодвинулся в сторону, а ко мне почти подбежала свечница.
– Ну что же вы здесь стоите? – сказала она. – Сейчас же всенощная начнётся. Не успеете благословиться у старца.
Слава Богу, благословение старца Иоанна я успел взять...
На очень важное для меня дело просил я его...
Двенадцатый пузырек
За обедом в трапезной моя жена Марина рассказала историю, которую поведал нам епископ Мстислав, про чудо, произошедшее с ним у мощей Александра Свирского.
1.
Произошло это событие, когда Мстислава только ещё назначили игуменом...
И вот служил он молебен у мощей Александра Свирского и вдруг – столько тогда разговоров ходило насчёт подлинности обретённых в Военно-медицинской академии мощей! – задумался, а на самом ли деле это мощи преподобного?
И вот закрыл он после молебна мощи и уже выходил из храма, как подбежал к нему мужчина с грудным ребёнком на руках.
– Отче... – говорит. – Благословите к мощам приложиться, мы специально с Урала ехали, а вот опоздали...
– Ну, если с Урала специально ехали, то приложитесь, конечно...
И пока открывал мощи, мужчина рассказал ему, что два года назад жена его операцию сделала, да так, что пришлось распрощаться с надеждой завести своих детей. И год назад они приехали сюда, к Александру Свирскому, чтобы благословиться – ребёнка из детдома взять.
А домой вернулись – и не заладилось дело.
– Сами ведь, знаете, владыка, какое это непростое дело, если ты не иностранец... – рассказывал мужчина. – Где найдёшь столько тысяч долларов, чтобы взятку дать? В общем, совсем загоревали мы, но прошло ещё немного времени, и вдруг жена говорит, что она забеременела. Такое вот чудо произошло!
– И родила?
– Так его и родила, – осторожно прикладывая ребёнка головкой к мощам, сказал мужчина. – Такое вот у нас, владыка, чудо родилось по молитвам преподобного Александра Свирского... Вот мы и привезли его сюда, чтобы он тоже приложился к мощам...
– А сама-то жена чего не приехала? – спросил владыка.
– Как же не приехала... Приехала, конечно... Только у неё, как нарочно, критические дни начались, нельзя ей сегодня в храм. На улице, на скамеечке сидит...
– Действительно, чудо... – выслушав эту историю, сказал я.
– Ещё бы не чудо... – сказал владыка. – После этого случая у меня уже никогда больше сомнений в подлинности мощей преподобного не возникало...
2.
– Так со мною тоже похожая история случилась… – сказал отец Павел, когда Марина закончила свой рассказ. – Я тогда ещё послушником был, продавал в церковной лавке миро от мощей Александра Свирского… Торговля плохо шла, а с другой стороны: какое это миро? Собрали два года назад, в маслице развели, потом остатки ещё раз в маслице развели. И ещё раз, и ещё… Сколько его, настоящего мира, в наших пузырьках осталось?
И вот только подумал так, старушка в лавку заходит.
– Мне, – говорит, – двенадцать пузырьков отпусти, сынок…
А мне жалко старушку стало. Совсем плохо одета, сразу видно, что на пенсию одну живёт. Какие у неё деньги?
– Бабушка, – говорю, – зачем вам двенадцать пузырьков, если тут только одно название, что миро – столько раз его разбавляли…
А старушка деньги свои не убирает.
– Глупости-то не говори, сынок… – говорит. – Я не видела ничего, а этим миром глаза помазала и отпала темнота. Так что не сомневайся. Давай мне двенадцать пузырьков, как я просила…
Ну коли просит, так что ж?
Отсчитал ей двенадцать пузырьков, а их именно столько и оказалось в лавке, выставил все на прилавок.
Старушка сложила все в кошёлку свою, а один пузырёк на прилавке оставила.
– Это, – говорит, – тебе от меня. Мажься этим миром и не сомневайся…
Отец Павел замолчал и вытащил из кармана рясы пузырёк с миром.
– Это тот двенадцатый пузырёк, который вам старушка оставила? – спросил я.
– Тот-тот… – сказал отец Павел. – Я этим миром уже который год пользуюсь… Когда мало становится, долью маслицем и снова мажусь.
– И помогает?
– Помогает, конечно… – сказал отец Павел. – Я ж последние восемь лет только этим маслицем и лечусь…
Первое крестное знамение
(рассказ железнодорожника)
Это в Сибири было, когда я первый раз себя крестным знамением осенил…
Вёл я поезд тогда, и вот под утро приближались мы к переезду, где шоссейная трасса нашу железную дорогу пересекала.
И всё хорошо вроде.
Зелёные огни горят, можно не сбавлять хода, но тут – прямо в глазах у меня потемнело! – на путях человек стоит в чёрном монашеском облачении и руками семафорит нам.
Как уж я затормозить успел, сам не понимаю.
Как в тумане всё было…
Опамятовал я, когда помощник меня тормошить стал.
– Петрович! – говорит. – Герой ты! Как ты углядел её в сумерках?
– Кого её? – спрашиваю.
– Ну, машину эту гружёную. Которая на переезде застряла…
Слез я с локомотива.
Действительно, в серых рассветных сумерках на переезде грузовая машина стоит.
Ну да…
Если бы влетели в неё, мало бы не показалось ни машине, ни нашему составу. Спасибо монаху, который просигналить успел и остановил поезд.
– А где он? – спрашиваю.
– Кто он?!
– Монах, который поезд остановил…
– Да ты что, Петрович?! – говорит помощник. – Не было никакого монаха…
– Как же не было, – говорю, – если я сам его видел…
Ну, пока машину стаскивали с переезда, освобождая путь, прошли мы по составу, чтобы посмотреть: не пострадал ли кто из пассажиров.
И вот ведь что удивительно…
Хоть и тормозил я в экстренном порядке, а из пассажиров почти никто и не проснулся даже… А которые проснулись, целы были… Никто не пострадал.
Уже к концу состава мы подходили, когда увидел я своего монаха. Сидит в плацкартном вагоне на боковом месте и перебирает чётки.
– Вот, – показываю я своему помощнику, – вот кто нас спас! Это он мне просемафорил об опасности…
– А как это удалось вам?! – удивился помощник. – Как вы перед поездом встать сумели?
Но монах и сам разговору нашему удивился.
– Да не вставал я нигде… – сказал он и перекрестился. – Сижу здесь, молитвы читаю, чтобы доехали благополучно… А что, произошло что-то?
– Произошло… – сказал я. – Получается, что твоя молитва и выручила нас.
И перекрестился я.
Первый раз в жизни перекрестился…
Блаженная Ольга
Вспомнил блаженную Ольгу, с которой мы познакомились, когда снимали фильм «Голос Андрея Первозванного».
Она была тогда с нашей киногруппой на Авраамиевом скиту, но странно – столько было фотоаппаратов и кинокамер, а она никуда не попала.
Впрочем, чудо, что она вообще попала на скит, ведь никто не афишировал, что здесь будут устанавливать поклонный крест!
Более того, произошло это неожиданно, почти случайно, а Ольга отку-
да-то узнала и добралась до острова ещё раньше, чем туда прибыла киногруппа.
Ольга эта жила на чердаке в гостинице.
На чердак этот я лазил с оператором посмотреть на панораму, открывающуюся из выбитого окна, и перемазался весь, хотя и старался там ни до чего не дотрагиваться, а Ольга жила на этом чердаке месяцами и ходила всегда чистенькая, в беленьких, без единого пятнышка носочках.
На Авраамиевом скиту Ольга сразу принялась таскать к кресту тяжеленные камни.
– Ольга! – пытались мы остановить её. – Пожалей себя. Это же такие тяжести.
– Так я себя и жалею! – ответила Ольга. – Я же не камни таскаю. Грехи свои.
Судя по тому, какие мы выбирали камни, нам смело можно было записываться в праведники.
Но Ольга и не думала никого обличать, она просто радовалась, что и на Авраамиевом острове установлен поклонный крест, и эта радость сообщилась и нам.
А говорила Ольга всегда то, что думала, и это не очень-то нравилось в монастыре.
Несколько раз её прогоняли со службы, а потом и из монастыря попросили уехать.
И Ольга уехала с Валаама.
Знакомые рассказывали, что видели, как она уезжала.
Никого не ругала, никого не обличала, сидела на пристани тихая-тихая.
– Уезжаешь, значит? – спросил монах, которого специально отправили проследить, чтобы она не осталась здесь.
– Уезжаю...
– Не понравилось, значит, у нас?
– Понравилось... Просто я к Ксенюшке решила съездить, так чего же на острове сидеть. Надо ехать, раз Ксенюшка позвала.
И уехала.
Рассказывали ещё, были свидетели и этому, что прямо с причала поехала Ольга на Смоленское кладбище.
И там, только миновала кладбищенские ворота – и всё.
Пропала куда-то.
И сколько не искали её, так и не нашли.
И никто больше не видел её.
А та гостиница на Валааме, на чердаке которой жила Ольга, сгорела той же зимой.
Говорят, какие-то правила пожарной безопасности были нарушены.
Но сейчас новую гостиницу на том месте построили.
Я сам там не был, но говорят, что отличная гостиница: и чисто, и удобства – всё, как в городе...
Последнее причастие
Ещё утром отец шутил, а в обед лёг на диван и руки на груди сложил.
– Всё, дочка... – сказал он. – Кажется, не выкарабкаться мне теперь...
– Да ты что, папа?! – запротестовала Наталья. – Ты же сегодня только из больницы выписался... Тебе пожить надо теперь, всё-таки немного подлечили тебя...
Она говорила так, но – она работала на скорой помощи! – сама видела, как побелело лицо отца, как нехорошо заострился нос.
– Всё... – не слушая её, сказал отец. – Совсем нехорошо давит в груди...
И он закрыл глаза.
Не было сомнений, он уходил... И Наталья, хотя и работала врачом, не очень понимала, что делать. Девяносто четыре года исполнилось отцу, и никакими таблетками невозможно было восстановить в нём жизненные силы.
Но и сидеть и просто смотреть, как уходит отец, было невыносимо. Наталья взяла в руки молитвенник, стала искать нужную молитву, но тут телефон зазвонил.
– Это отец Евгений! – раздался в трубке голос знакомого священника. – Я больную причащать иду. Если хотите, я могу зайти, Григория Васильевича причастить по пути...
– Заходите, отец Евгений... – сглотнув слёзы, сказала Наташа. – Причастите, если успеете...
И, положив трубку, снова посмотрела на отца.
Нет! Не успевал священник.
Наталья потрогала пульс, но пульса не было, конечно. Уже и не дышал отец, и какая-то смертная муть растекалась вокруг...
Отец Евгений пришёл минут через десять.
– Григорий Васильевич где? – ещё в дверях спросил он. – В гостиной?
– Нет... – сказала Наташа. – Он у себя в комнате... Только папа уже умер, отец Евгений...
– Умер? – священник отодвинул Наталью и прошёл в комнату, где не раз бывал, навещая отца во время болезни.
– Григорий! – громко сказал он. – Отец Евгений пришёл! Причащаться будешь?
И тут Наталья глазам своим не поверила.
Умерший отец чуть приподнялся на диване.
– Да! – сказал он.
И причастил его отец Евгений.
И Наталью заставил запивку принести.
И когда сделал отец два глотка тёплой, подслащённой вином воды, снова откинулся он на подушку, вздохнул три раза и закрыл глаза теперь уже навсегда.
Потрясённая Наталья слушала, как читает отец Евгений отходную молитву, смотрела на дароносицу, на стоящий на столике ковчежец, на отца, лицо которого стало ещё бледнее, и думала, что всё осталось прежним, как и полчаса назад, когда отец первый раз умер...
Ничего не изменилось...
Только смертная муть ушла, и никакой смерти рядом с умершим отцом не было.
И нигде её не было...
Николай Михайлович КОНЯЕВ