Отец Роман живёт и служит в ярославской глубинке, в селе Сутка Брейтовского района Ярославской области. Любит кататься на лыжах – в день по десятку-другому километров отмахивает зимой, если время есть (летом – на велосипеде). Баню тоже любит. Но больше всего, похоже, любит языки.
Английский, немецкий, французский, древнегреческий или латынь. Но есть ещё китайский язык, да и культура Китая вызывают особый интерес священника.
– Отец Роман, вы – священник из ярославского села, увлекающийся китайским языком. Откуда интерес к китайскому языку и культуре?
– В течение десяти лет, с 2003 года, я с семьёй жил в Забайкалье. Наш средний ребёнок поступил в языковую гимназию, где китайский изучают со второго класса. Так этот предмет стал семейным делом – кому интересны «двойки», хоть и по китайскому? Мы с матушкой оба любим иностранные языки, у неё вообще красный диплом иняза. Так что языки – семейная традиция. А сын гимназию давно уже окончил, с золотой медалью.
– Вы говорите не только по-китайски, но ещё и по-английски…
– Английский – первый язык, которым я владею профессионально и подрабатываю репетиторством, немецкий – второй язык в институте, французский в семинарии – третий, плюс ещё греческий и латинский в программе. Это очень интересно – изучать языки. Я убеждён, что для пастырского служения, для понимания мира и полноценного общения с людьми знать языки, учить их просто необходимо. Кроме того, родной язык, родная культура становятся понятнее, когда смотришь со стороны.
– А церковнославянский?
– А как же! Многие нюансы становятся яснее. Но, к сожалению, уровень владения им многими православными русскими людьми оставляет желать лучшего. То же относится и к иностранным языкам. Можно, наверное, сказать, что если мы пытаемся овладевать языками, интересуемся культурой и историей других народов, то по мере нашего усердия и помощи Божией мы преодолеваем проклятие Вавилонской башни, разделение языков.
– А как вы познакомились с культурой Китая?
– Впервые много китайцев я увидел в 1998 году на Измайловском рынке в Москве. А в Чите раньше все стройки обеспечивались силами китайских рабочих. Чита – это сопредельный регион, граница в 400 км от города. Многие русские просто на выходные за покупками ездили и ездят в Китай. Ребёнок учился в китайской школе, вместе с ним ездили. С другой стороны границы находится город Манчжурия, вполовину меньше Читы, крупнейший сухопутный порт Китая. На наших деньгах там всё поднялось, раньше была станция и несколько домиков в степи.
Как православный христианин, как священник, я не раз задумывался: а как я могу с нашими соседями разговаривать, о чём общаться. Сталкиваясь с этими людьми, что я могу дать им как пастырь?
– Что вы можете сказать о религиозности китайцев?
– Китайцы – люди малорелигиозные. Это как наши советские люди в период застоя: атеизм, но какой атеизм… Такой усталый, разочарование во всём, цинизм, но душа чего-то ищет. Наверное, так у нас в конце 80-х было.
Но чем их «зацепить», что для них на самом деле важно? Есть собственно китайская мистическая традиция – даосизм. Практически он сводится к некоему набору суеверных представлений и физиологических ритуалов для «поддержания вечной молодости». Более духовная религиозная традиция – буддизм. Как в христианстве есть несколько течений, так и буддизм китайский отличается от тайского, вьетнамского, тибетского, бурятского – совершенно разные школы, направления, практики. Что касается мистики и духовности, как буддистской, так и даосской, они абсолютно не распространены в народе. Ещё для Китая характерна коммерциализация духовного наследия: Шаолиньский монастырь, например, – это скорее огромный бизнес-центр, коммерческое предприятие, нежели центр духовный.
Но есть ещё глубокая традиция, собственно китайская – это конфуцианство. Свод нравственных заповедей в отношении иерархии и долженствования в государстве, в семье. С мистикой конфуцианская традиция соприкасается в плане почитания умерших предков. Для секулярных китайцев почитание предков – это святое.
– Сталкивались ли вы с примерами осознанного принятия христианства у китайцев? Что для китайцев Православие?
– В декабре 1994 года я служил в Ростове Великом, и к нам приезжала китайская съёмочная группа. Это был фильм военной тематики, к юбилею Победы, «Красная вишня». Продюсер, которого звали Ван Бо, как сейчас помню, зашёл в трапезную, там у нас много иконок было – и простых бумажных, и деревянных. И восхитился, сказав, что тоже «пригласил к себе» несколько икон. Слово «купить» китайцы не употребляют по отношению к священным объектам, а «пригласить» – так будет правильно…
Что касается сознательных православных китайцев, помню, как однажды крестил двух женщин из сопредельного с Забайкальем китайского региона. Одна профессор, депутат Всекитайского собрания народных представителей, и её племянница, переводчица. Они попросили окреститься с именами Татьяна и Валентина. Татьяна – это, я предполагаю, с «Онегиным» связано. Спасибо Александру Сергеевичу Пушкину за интерес к Православию в Китае – через века слово поэта может вести к Христу. Но больше они не появлялись в поле моего зрения. В Китае официальная политика по отношению к религии – запретительная.
– А что для них вообще священно?
– У китайцев есть праздник Цинмин в начале апреля, дословно: праздник чистоты и света. Практически как наши Пасха и Радоница, вместе взятые. В этот день обязательно семейное и общественное посещение кладбищ: с собой приносят вербы, зелёные ветви и цветы, украшают могилы. Приносят еду, ритуальные подарки умершим. Думаю, отталкиваясь от этой традиции, пробуждать дальнейший интерес к духовному через загробную судьбу предков – очень правильный путь в смысле миссии Православия.
– С чего можно начать разговор с соседями? Не обречён ли он заранее на провал, поскольку мы не только разные, но ещё и чуждые?
– Доброе человеческое общение всегда важно, и, если содержание нашей личности, нашей жизни проникнуто христианством, эта свеча под спудом не останется, свет будет виден. Может быть, если мы будем сначала просто вести себя по-христиански, то, видя наше доброе отношение, добрые дела, они, несомненно, могут открыться… Китайцы ещё очень ценят, когда европеец может общаться с ними на родном языке, просто оттаивают.
– То есть и Китайскую стену мы пробить можем? Если мы, конечно, православные…
– Да, они очень чуткие люди, ценят добро. Хотя и очень закрытые, не сразу что-то скажут. Могут долго негатив терпеть и ничего не говорить, но, несомненно, очень восприимчивые к добру, и христианское семя надо сеять, оно обязательно даст плод.
– А время всхода семян имеет значение? Или же в деле проповеди Евангелия можно терпеть, работая, и сто, двести лет...
– И тысячу лет. Да, вот это точно. Надо обязательно сеять, а Богу предоставить вопрос времени всхода. Китай вообще долгую историю имеет, они никуда не спешат в жизни, это национальная особенность. Нужно просто трудиться, вот и всё.
Но – какими нас видят китайцы? Китайская пограничная станция Манчжурия – наш народ ехал и едет туда массово погулять – коммерсанты, обычные граждане. Водка хорошая там, на 1,5-2 порядка дешевле, чем в России. В ресторанах и банях расценки умеренные. И что китайцы там от номинально православных видят? Разгул и пьянство, что не лучшим образом характеризует всю русскую культуру.
– А можно ли взять пример у Византии? Мы ведь тоже для ромеев «китайцами» были, да ещё и злыми, агрессивными. Но Византия смогла передать нам главное своё сокровище – Христа. Вряд ли она смогла бы это сделать только военной силой или дипломатией. Византия одержала свою главную победу: познакомила с Евангелием бывших варваров, научила его читать и, как показывают святцы, даже жить по нему. Можно ли сказать, что и Россия, если живёт ещё идеалами Святой Руси, должна бы повторить этот подвиг?
– Да, ситуация совершенно та же, мне кажется. Господь нам даёт такую возможность, и надо нести слово. Церковь – апостольская, имеет миссию нести слово Христа всему миру. Господь же ясно сказал: «Идите и научите все языки». Он не сказал: дождитесь, пока плод принесут, пока кипы отчётов напишутся. Какой-то народ принимает Христа раньше, какой-то позже, но я не думаю, что у Бога, для Которого «тысяча лет – как один день», это имеет принципиальное значение. Когда китайцев Господь к Себе приведёт, мы не знаем. Несомненно, наградит пришедших во единонадесятый час, как и тех, кто с самого начала трудился… Наше дело – быть верными Христу. Мы миссию апостолов продолжаем, свидетельствуем, семя сеем. А нетерпеливое ожидание результата может испортить всё дело.
– Много говорят о «диком китайском бизнесе»: что богатство китайских дельцов далеко не всегда праведным образом нажитое. И правильно ли я понимаю, что в китайской традиции богатство не всегда пишется с большой буквы, к нему с презрением относятся? Или же к нему стремятся?
– Там вообще-то иероглифы, а не большие или маленькие буквы… А что касается отношения к богатству, я бы не сказал, что китайцы исключительно трудолюбивы, что готовы «вкалывать за гроши» (есть у нас такое о них мнение почему-то), как на каторге, иначе не выжить. Нередко бывает, когда человек на верх социальной пирамиды взбирается, он компенсирует все свои бывшие унижения. В Китае гораздо более напряжённая ситуация, чем в России, всё-таки полтора миллиарда человек.
В деревнях часто ужасающая бедность, а в городах, особенно на юге – шикарная жизнь. Социальное расслоение велико. Там много социальных мин заложено. Политика ограничения рождаемости породила дисбаланс: пожилых очень много, а молодых в трудоспособном возрасте не хватает. Поэтому сейчас сняли жёсткие ограничения. Сначала в северных регионах, чтобы давление на границу было. У нас же плотность населения маленькая на Дальнем Востоке.
– Легко ли найти с китайцем общий язык?
– Непринуждённо обменяться несколькими общими фразами – нет проблем. Этикет у них ценится. В любой ситуации важно спокойствие и вежливость. Но вот нравственная шкала у китайцев не такая, как у нас. Часто то, что у нас считается грехом, у них рассматривается как проявление доблести и интеллектуального превосходства. Например, в сделке с помощью обмана сделать так, чтобы остаться в хорошем выигрыше. Для них это не грех. Даже письменный договор может ничего не значить.
– Мы знаем о святых китайских мучениках в Манчжурии…
– Да, это чада Русской Православной Церкви, замученные во время печально знаменитого «боксёрского восстания», в ходе которого уничтожалось всё, что, по мнению его руководителей, было чуждо и вредно для Китая. Потом были и другие гонения. В годы «культурной революции» рушили всё и вся, остались несколько священников и епископов, которые сейчас уже умерли. Считаные прихожане ещё есть, неофитов больше.
В Манчжурии есть область, которая называется Трёхречье, по восточной границе Забайкальского края, туда много казаков ушло после революции, так там даже волость автономная русская сейчас имеется, и, таким образом, русские в КНР являются официально зарегистрированным национальным меньшинством. Русские там внешне больше похожи на китайцев. Они храм в честь святителя Иннокентия Иркутского построили в городе Лабдарине в 1999 году, потом десять лет его не могли освятить, не разрешали. В 2009 году владыка Иларион приехал и освятил, причём формально служил дряхлый иерей-китаец, которого водили под ручки. Сейчас просто собираются на воскресные молитвы, служить некому.
– Судя по вашим наблюдениям, там категорически необходима активная православная миссия?
– Да. В КНР, по самым смелым оценкам, уже около 200 миллионов христиан, в основном протестантских исповеданий, плюс два католических течения (одно легальное, проправительственное, другое нелегальное, в общении с Ватиканом). А христианский Запад теряет своё наследие. Закрывать глаза на этот духовный голод просто недопустимо. Нужен проект самой широкой миссии.
– Вы осваиваете китайский язык. Какие в нём есть интересные, с точки зрения китайской миссии, акценты? Четыре тона в языке – это, может, регентам интересно. А вот какие-то лексические моменты?
– Один и тот же слог, произнесённый разными тонами, для нашего уха одинаков. А для китайцев – разные звуки. Нам этого не понять…
Имена у них состоят из трёх слогов, как правило. Сначала фамилия – один слог, затем личное имя из двух слогов. Например, Мао – фамилия, Цзедун – имя. Наречение имён по святцам встречает непонимание, считается, что надо проявить фантазию, имя должно быть оригинальным и красивым. У китайцев ещё есть детские имена, которые используются до определённого возраста. А чтобы как у нас, имянаречение на восьмой день, это непонятно.
– То есть назвать именем «Безкорыстие Святого Николая» или «Смирением Высокая», «Нищетою Богатая» – это нормально?
– Кстати, очень хорошая мысль! Подскажу её китайцам, если соберутся креститься.
– Правда ли, что при переводе «Отче наш» на китайский язык слово «хлеб» заменяется на «рис»?
– В китайском языке слово «есть» обычно состоит из двух иероглифов, не просто абстрактно «есть», а конкретно «есть рис». Рис – действительно базовый продукт питания. В тексте молитвы Господней и в Евангелии от Иоанна, гл. 6, где «Хлеб жизни», чаще всего по традиции употребляется иероглиф с ключевым элементом «рис». На самом деле современному человеку очень легко понять архаичную систему китайской письменности. Зная основные элементы иероглифов, можно примерно догадаться о значении того, что написано. Детям вообще сразу ясно, что иероглифы – это такие смайлики, а смайлики – это же увлекательная игра!
– Вот мы сидим сейчас в ярославской глубинке и рассуждаем о православной миссии в Китае! Не кажется ли это странным? Как можно, кроме молитв, хотя молитвы, я понимаю, тоже очень много значат, попытаться помочь Православию в Китае?
– Ну, как говорится у Достоевского в «Братьях Карамазовых», русскому мальчику дай карту звёздного неба, и он вернёт вам её исправленной. Поэтому интерес (и молитвы в таких случаях) совершенно понятен и обоснован. Кроме того, расстояния и скорости сейчас совершенно другие, чем раньше. И ещё: а что нам мешает просто интересоваться Китаем и желать спасения его жителям?
– Если у вас появится возможность, вы в Китай снова поедете?
– Конечно! В семейных планах это есть. Честно говоря, мне не нравятся города типа Пекина – там смог, сам по себе огромный давящий город с безконечно повторяющимися типовыми элементами пространственной планировки. Есть много исторических мест, старых столиц, например, Сиани, где армия терракотовых воинов, или живописные уголки, наподобие гор Гуйлинь, где снимали «Аватар». Конечно, самое русское место – Далянь и Порт-Артур, который раньше был закрыт. Однозначно: Харбин, столица КВЖД: «Инженер, расстёгнут ворот, фляга, карабин… Здесь построим русский город, назовём – Харбин». Там до сих пор квас по нашему старому рецепту китайцы выпускают. Такой вот «квасной патриотизм» с китайской спецификой... Есть книга воспоминаний «Дорогой длинною» Александра Вертинского, которую можно рекомендовать всем, интересующимся Русским Китаем.
В Китае очень много непонятного, странного и абсолютно неприемлемого, но к русским там очень тепло относятся, что приходилось испытывать лично. Там очень большое православное русское наследие – и прекрасная перспектива для проповеди Христа.
Беседовал
Пётр Михайлович ДАВЫДОВ