4 февраля 2017 года земную обитель покинул Георгий Георгиевич ТАРАТОРКИН
Природная интеллигентность, порядочность, достоинство – тот самый аристократизм духа, о котором столь же часто говорят, сколь редко встречается он в жизни… Георгий Тараторкин был одним из немногих, кто воплощал в себе это редкое качество. Один из последних аристократов нашего кино – не по крови голубой, но по внутреннему содержанию, по самой сути своей. Весть о его кончине пришла нежданно, о болезни актёра знали немногие. Чуждый каких-либо скандалов, выставления напоказ при жизни, он и ушёл – тихо, будто бы вдруг лопнула тонкая струна, без которой уже никогда не сыграть многих неповторимых мелодий.
О Георгии Георгиевиче можно сказать, что судьба его сложилась счастливо. С женой, Екатериной Марковой, они встретились ещё 1964 году. В их семье родились двое детей. Сын стал священником, дочь – актрисой. Подобные цельные семьи, живущие в любви и взаимном уважении на протяжении всего отпущенного им жизненного пути, также не столь уж частое явление в наше расколотое, раздробленное время, когда в редком доме встретишь атмосферу непритворного лада…
Роли Тараторкина в театре и кино навсегда войдут в золотой фонд. Широко известно, что в кинематограф Георгий Георгиевич вошёл, сыграв Раскольникова в знаменитом фильме Л.А. Кулиджанова. Эту роль играл он и на сцене родного театра Моссовета. Здесь же были им воплощены ещё два наиболее сложных персонажа Достоевского – Иван Карамазов и Ставрогин. Кому ещё из актёров привелось сыграть три таких роли? Актёр театра Достоевского – так называли Георгия Георгиевича. Увы, созданные им образы Карамазова и Ставрогина не дошли до нас, но Достоевский – шире персонажей собственных произведений. И среди сыгранных Тараторкиным ролей немало тех, что прямо отсылают нас к Фёдору Михайловичу.
Возьмём, к примеру, пьесу советского драматурга Арбузова «Виноватые». Главный герой – Леонтий – карьерист, эгоист, циник, готовый пожертвовать ради личного успеха любимой женой и будущим ребёнком… Персонаж, способный вызывать лишь презрение? Может, в бездарно-плоской интерпретации так и было бы. Но тонкий психологический рисунок, созданный Тараторкиным, открывает всю душу эгоиста и циника. Душу глубоко несчастную, одинокую и больную, душу человека, которого некогда жестоко и незаслуженно предали. Человека, который сам невольно стал причиной гибели единственного друга и теперь, скрыто терзаясь виной, опекает его деда, чьё присутствие, несомненно, лишь обостряет чувство вины, не даёт забыть о совершённом. А ещё жена… Любимая и любящая, но мешающая карьере из-за оказавшегося под судом отца. Её он отсылает от себя и… отправляет с нею её друга детства, зная, что тот безнадёжно влюблён и позаботится об отвергнутой. Эта смесь противоречий, эта гибнущая душа, сознающая свою гибель и сама же страдающая от этого, но не способная и не желающая сопротивляться, уже не презрение вызывает, а сокрушение и жалость. И такой расколотый герой – конечно, тоже персонаж Достоевского.
Можно вспомнить роли Георгия Георгиевича в фильмах «Богач, бедняк», «Чисто английское убийство» и др. Тип расколотого человека, личности, находящейся на пике психического напряжения, – один из самых характерных образов в послужном списке актёра.
Не каждому артисту удаётся не просто блестяще исполнить какую-либо роль, но создать, родить своего персонажа, сделаться его неотъемлемым воплощением. Тараторкину это удалось в роли Сирано де Бержерака. После выхода на экраны этого знаменитого телеспектакля на Георгия Георгиевича обрушился шквал писем. И неудивительно. Есть актёры, у которых сыгранный ими образ перестаёт жить самостоятельной от них жизнью. Их воплощение настолько сильно, что его невозможно переиграть, и новые исполнители оказываются в весьма сложном положении: над ними тяготеет заданная планка, которую едва ли можно достичь. Именно так произошло с Сирано Тараторкина. Более пронзительно этот прекраснейший и трагичный образ мировой литературы не играл никто ни до, ни после Георгия Георгиевича. Он сделался подлинным мерилом исполнения этой роли. И после него даже самые замечательные актёры в ней оставляют неизменное сожаление: «Не Тараторкин». А значит, и не совсем Сирано или же вовсе не Сирано…
Парадокс. Сыграв в юные годы революционных «героев» Шмидта и Гриневицкого, на склоне лет Тараторкин получил возможность воплотить образы противоположные – адмирала Колчака и императора Александра Второго.
Колчак стал целой вехой в судьбе Георгия Георгиевича. Ради того, чтобы играть эту роль, он регулярно летал в Иркутск, на подмостках театра которого шёл спектакль «Звезда Адмирала». Работая над воплощением образа Колчака, Тараторкин изучил огромное количество материалов о жизни и деятельности Александра Васильевича. Об этом он рассказывал почти в каждом своём интервью. Приведу фрагмент одного из них:
– Я иногда вот так размышлял: ну, не взвали он на себя этот крест, он был бы и в истории, и в памяти народной в полном порядке. И как исследователь Арктики, получивший одним из первых Большую золотую медаль Географического общества, и как величайший профессионал морского дела (конкретно – минного). Ведь во время блокады Ленинграда, когда создавали оборону по воде, пользовались схемами Колчака. Каков факт! Вот мы с вами говорили: долг чести. Это понятие подлинно, если человек, который принимает крест верховной власти, говорит: я обещаю и клянусь служить Государству Российскому как своему Отечеству. Поскольку, как вы понимаете, государство и Отечество – это разные планеты. А государство может быть и больным, и катаклизмы в нём могут быть, и беды, и радости. Могут быть надежды, и может быть больное прошлое, и вера в будущее. Но если это твоё Отечество, то всё это твоё. И боль твоя, и радость. Всё твоё.
– Вы же понимаете, что те, у кого эти понятия были, просто не выживали. Несовместимость с жизнью.
– Конечно! Но как мы хотим без этих понятий называть то, что с нами происходит, «жизнью»? Без этого ведь то, что с нами происходит, «жизнью» трудно назвать. Недаром же мы всё время пользуемся этим убийственным глаголом – «выжить». Мы сейчас на театральном форуме обсуждали, опять же пользуясь этим унизительным глаголом «выживать», как выжить российскому театру. В конечном счёте мы интересны, были и можем быть, я надеюсь, только по одной причине – если мы сами себе интересны и сами к себе имеем основание испытывать уважение.
– Так где же его взять?
– Жить по долгу чести.
– Идеализм глуп? Колчак ведь идеалистом был в какой-то степени, правда?
– Идеализм, если вернуться к серьёзному наполнению этого понятия, а не предполагать, что это сопливая инфантильность, спасителен.
– Чем он должен быть наполнен?
– Болью. Мы страсть как хотим испытывать и счастье, и радость, и благость. Но, только полагая, что это не потребует от нас никаких усилий (Анна Трефилова, «Театральные Новые известия»).
Жить по долгу чести – именно этим правилом руководствовался Георгий Георгиевич, не испачкавший имени и души ни постыдными, недостойными ролями, ни суетливым политиканством, ни каким-либо иным искательством. И в этом Тараторкин также был мерилом.
Рыцарь театра Моссовета – этот театр осиротел с его уходом. Но не только он. Весь русский театр. Вся русская культура. Потому что рыцарей сегодня пугающе мало. И уход каждого из них отзывается необратимым чувством сиротства во многих сердцах.
Долг чести исполнен. Струна оборвалась. Но в наступившей тишине снова и снова звучит мудрый голос, читающий безсмертные строфы Тютчева, произносящий присягу адмирала Колчака, а ещё…
«Пришли мои враги.
Позвольте вам представить!
Они мне дороги, как память.
Ложь! Подлость!
Зависть!.. Лицемерье!..
Hy, кто ещё там? Я не трус!
Я не сдаюсь по крайней мере.
Я умираю, но дерусь!
Всё кончено. Но я не кончил эту...
Мою субботнюю газету.
Нас, кажется, прервало что-то...
...Итак,
Я кончил пятницей... В субботу
Убит поэт де Бержерак».
Елена Владимировна
ВЛАДИМИРОВА