Увидел на фото, как тысячи людей окружили Исаакиевский собор, выражая свой решительный протест против передачи храма Русской Православной Церкви. У многих в руках плакаты с надписью: «Музей!». Именно так – с восклицательным знаком в конце. А на лицах торжествующие улыбки. Мол, знай наших!
Оторопь берёт… Если это не потомки всех тех «воинствующих безбожников», кто разрушал, расстреливал, допрашивал, – то кто? Откуда эти люди родом в духовном смысле? Кто их предки?.. Неужели православные христиане? Тогда стоящим в этом кольце нужно от стыда провалиться сквозь землю. Но нет, стоят и величаются даже...
Вопрос, как мне кажется, прост. Любой храм изначально предназначен для богослужения. Музейные здания предназначены для культурно-просветительской работы. И если в какой-то период нашей истории храмы отбирали безбожники для своих нужд, то теперь настало время отобранное возвращать, а для «иных нужд» подыскивать или строить иные здания. По-моему, это очевидно. И невозможно безконечно демонстрировать награбленное как своё, прикрываясь «интересами культуры», хотя бы потому, что такое поведение само по себе находится за гранью культуры…
Мне по этому поводу вспомнилось посещение одного из самых жутких музеев в мире. И это даже не музей пластинатов доктора Хагенса, не музей пыток (существуют и такие), а…
Впрочем, всё по порядку.
Лет десять назад мне посчастливилось на Светлой седмице с иконой и мощами святителя и исповедника Луки побывать в Красноярском крае. Это были удивительные, ликующие и радостные дни! Практически каждый день мы служили литургию в разных храмах Красноярска, совершали крестные ходы, а в свободное время посещали музеи и иные культурные заведения. И вот в один из дней мы поехали после службы в очередной музей. Я даже не очень понимал, куда мы едем, потому что за все эти дни, наполненные множеством разных встреч и событий, душа порастратила любопытство, а просто принимала с благодарностью то, что предлагали ей добрые и радушные хозяева. Итак, мы приехали в музей – я даже не помню сейчас, что именно там показывали – но в самом конце представитель музея с интригующей и загадочной улыбкой сказала, что для нас у неё приготовлен особый подарок. И попросила следовать за ней…
И мы пошли...
Это было несколько залов: два или три. Матовый свет, тишина, стеклянные шкафы, а за ними… всё, что было награблено, умыкнуто, отнято у Церкви за горькие десятилетия гонений. Здесь были выставлены потиры, дискосы, звездицы и лжицы, напрестольные и наперстные кресты, Евангелия, оклады с икон, архиерейские и простые иерейские облачения, митры и посохи, даже антиминсы… И всё это было не с завода доставлено, а снято, отнято и отобрано «именем революции». Тягостная волна горечи, боли и ужаса навалилась на меня. Это был воистину один из самых ужасных музеев, какие только можно себе представить!..
И я понимаю отчасти его работников, которые сумели собрать, сохранить и показать людям всё это. Но ведь и безсмысленный ужас этого «мёртвого» богатства очевиден. «Мёртвого» – потому что, как только всё это было отобрано и свалено в кучу, тут же и ушла подлинная жизнь не из предметов этих богослужебных, а из самих людей, вместо жизни избравших смерть, вместо веры – безверие.
Этот музей остался в моей памяти, с одной стороны, живым и ясным свидетельством мученичества и исповедничества, ушедшего как бы в небытие, но на деле торжествующего и сияющего, как золото, очищенное огнём. Но с другой – он стал для меня свидетельством безсмысленности безверия, ненависти и вражды, нашедших своё выражение в попрании правды и красоты, в насилии и духовном самоубийстве….
Так неужели и дальше должен существовать этот и подобные ему музеи?! Я твёрдо уверен, что нет. Время этих музеев прошло, и лучшим знаком нашего опамятования, пробуждения от духовного обморока должно быть именно возвращение «Богу Божьего», а в данном случае церковного – Церкви, чтобы жизнь этих богослужебных предметов наполнилась тем Божественным и высшим смыслом и содержанием, к которому они и были призваны. Это послужит и нам на пользу, потому что примирит нас со всеми теми страдальцами за веру, отошедшими в мир иной, которые ждут нашего обращения и покаянного исправления жизни.
Но удивительным образом это может послужить и на пользу тем, кто в безумии своём грабил, убивал и кощунствовал. По крайней мере, для тех из них, кто успел обрести хоть крупицу веры и покаяния, кто скорбел о содеянном. А таких, хочется думать, было немало. Потому что жизнь для многих из них не окончилось временем безумного разгула страстей, а дала ещё возможность прийти к покаянию и вере… Вот даже и ради их спасения правильно и хорошо, чтобы всё отнятое у Церкви в страшном безбожном столетии возвратилось в храм и послужило бы прославлению Бога.
Вера и культура могут и должны сотрудничать, дополнять друг друга. Просто надо определиться, кто у кого «в гостях», и вести себя соответствующим образом. И тогда священник может прийти в музей и провести беседу, прочитать лекцию или послужить молебен. А музейные работники могут в храме провести экскурсию и рассказать много полезного и интересного о культурно-историческом наследии нашей Родины. Просто нужно иметь хоть чуточку такта и помнить старую русскую пословицу: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».
Дай-то Бог!
Священник Димитрий ШИШКИН