Церковь всё время проповедует о любви, и все люди по естеству своему ищут любви. Почему же проповедь Церкви так мало достигает цели? Почему почти у всех такое уныние, даже если оно порой прикрывается наружной весёлостью?
Очевидно, оттого, что у людей нет чего-то самого главного, без которого жизнь — не жизнь. Я знаю, в Писании сказано, что «по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12).Но это, наверное, относится в основном к неверующим, к внешним. Ну а в Церкви-то почему нередко тоже так? Л. Ванчугова, г. Магнитогорск
Человеческая жизнь ярко и убедительно показывает, что искание любви — первозданно в нас. Достаточно спросить самых разных людей о наиболее глубоких их устремлениях. Чего хочет человек больше всего, чего ищет он, что является движущей силой его жизни? Несомненно, что цели у всех могут быть неодинаковы: для кого-то важнее всего политика, для кого-то — его профессия, для других — литература, искусство, спорт и т.д. На самом же деле, если взглянуть повнимательней, — то, что ищут все и каждый, сколь бы разнообразными ни были их устремления, это одно и то же — бесконечно простое и бесконечно глубокое: любить и быть любимым. У всех: у богатых и бедных, юных и пожилых, самых талантливых и самых обыкновенных — можно найти сознательную или бессознательную жажду любви, истинной, подлинной, той, которая не знает ни старения от времени, ни риска случайностей вследствие человеческой немощи.
Мы знаем, сколько существует в жизни подмен. Но самое главное для человека — знать, что он Богом любим. Что бы это ни стоило, мы должны пробиться к самому главному знанию. Бог сотворил нас по образу Своему и подобию. И потому все отношения между людьми — раскрытие тайны, о которой апостол Иоанн Богослов говорит, что мы призваны любить друг друга так, как Бог любит нас. Христианин — это тот, кто верует в любовь Божию. «Мы уверовали в Его любовь», — говорит Писание. Христианин верует, что он любим Богом — лично, единственным и неповторимым образом. Быть верующим — значит быть верным, тем, кто стремится ответить на любовь Божию, всегда исполненную верности. Всё Писание свидетельствует о непоколебимости Божией любви. Только этим знанием может измеряться всё наше покаяние, только от него обретаем мы мужество в испытаниях. Свою верность Творец являет не только в нашей каждодневной жизни, но также в любви, дарующей нам освобождение от зла и смерти.
Слишком многие христиане не осмеливаются веровать в любовь Бога к ним, в эту первую любовь, которая никогда не колеблется и не ослабевает. Это неверие происходит по двум причинам. Первая — они ещё не встретили в своей жизни Бога лично, не знают Его благодати. Вторая — это то, что они не встретили на своём пути верующих, в которых могли бы увидеть отражение Божественной верности. Тех, кто сознают себя любимыми Богом Отцом, Сыном и Святым Духом — тройной и единой любовью. Это узнавание перевернуло их жизнь и весь образ их жизни. Их христианская нравственность питается этой уверенностью веры. И передаёт эту уверенность другим. Потому что вера открывает нам, что мы не только любимы Богом такими, какие мы есть, но что Бог хочет быть в нас крепостью любви, к которой мы стремимся. Горе нам, если мы предаём своей жизнью дар этой любви мы становимся виновными и перед Богом, и перед людьми. Сознавая нашу великую ответственность перед другими, мы должны не только освобождаться от нашей нелюбви к ним, которая проявляется во всяком нашем грехе, но помнить о том, что мы призваны любить их любовью Самого Бога, Его благодатью, открывающей Лик Христов. Слово о такой любви порой кажется многим настолько высоким, что они перестают его воспринимать. Но без устремлённости к этому дару мы — христиане только по имени: сами не входим и другим не даём войти в Царство любви.
Чем больше христианин даёт Богу действовать в себе — верностью Ему в хранении догматов, заповедей, всех установлений церковных, — тем больше его любовь. По дару Христа она расширяется до пределов мира и обнимает всю глубину человеческого страдания.
В минувшем веке господствующим злом был коммунизм и нацизм. А теперь — что? Г. Лобанов, г. Серпухов
Сегодня мы лучше, может быть, чем когда-либо, видим серьёзность опасности, которая нам угрожает. И, прежде всего, её глубину. В самых неприступных для государства и общества глубинах подступает к нам «тихая катастрофа». Это нарастающее осыпание почвы, на которой стоит земной град, это коварное уничтожение принципа человечества — совести и стыда — становится всё более очевидным. Грех как норма. Что-то содрогается в нас и протестует. Мир неотступно преследует тревога, и он не знает, как от неё избавиться. Сопротивляться? Несомненно. Но как? Взять историю «за грудки»? Стать в решительном противостоянии распаду, оседлать фронт господствующих идей? Разумеется. Мы должны быть к этому всегда готовы. Но где этот фронт? И кто даст нам реальный доступ к телевидению и к средствам массовой информации, оказывающим столь ощутимое влияние на большинство людей?
Если мы не хотим плыть по течению, если для нас невозможно примириться с существующим положением, безоговорочно капитулировать перед всё сминающей силой, если мы готовы занять наше место в бойницах, мы, естественно, будем хотя бы ощупью искать путь, ведущий к крепостным стенам. Если враг угрожает, с какой стороны его следует ожидать? Каким оружием поражать? Странный исторический момент! Время от времени ужас охватывает людей, хотя солнце по-прежнему светит, цветы цветут и птички поют. Общество преисполнено тревоги, возмущения и протеста. Но большая часть их остаётся невыраженной. Или лучше сказать — замалчиваемой. Эта немая тревога напоминает то мистическое предчувствие, которое порою холодом сковывает толпы, собравшиеся на демонстрацию во время войны. Все стоят с поднятыми головами, предупреждённые о неизвестно какой опасности. За поверхностной болтовнёй СМИ и безвольным брожением умов можно видеть, что мир преследует тот же тёмный страх. Он внутри каждого, этот мрак. За неимением лучшего каждый изо дня в день машинально следует за своим соседом, но никто не знает, куда идёт этот сосед. Народ, человечество становятся толпой. Эта игра в жмурки уже планетарна, потому что, как сказал один публицист: «мир идёт за Западом, а Запад не идёт никуда». Запад принимает новую Конституцию объединённой Европы, где апелляция к христианским ценностям объявляется препятствующей прогрессу.
«Сумерки человечества» — многие помнят эти слова немецкого философа, бившего тревогу в 1939 году по поводу союза сталинизма и нацизма. Он говорил об угрозе уничтожения человеческого в человеке.
Псы нелающие — так, кажется, сказано в Священном Писании о пастырях, не предупреждающих словесное стадо об опасности. Это происходит, очевидно, оттого, что они заботятся прежде всего о том, как пасти не овец, а себя. Но мне сейчас хотелось бы сказать о другом. Недавно я встретил где-то в интернете такую фразу о служителях Церкви: «голодные псы на привязи истории». Речь идёт о зависимости Церкви от различных исторических обстоятельств, об отсутствии постоянства в оценке одних и тех же общественных явлений. Но ведь Церковь, по определению, должна всегда отличаться непоколебимым постоянством. Приведу два примера. Всем известно, сколько наша Церковь натерпелась от Петра I или Екатерины II. Однако, когда была свергнута монархия, стали говорить, что без «помазанника Божия» Россия погибнет. О помазанниках Божиих во времена их правления возносились самые высокие молитвы. С наступлением же внезапных перемен зазвучали прошения о «благоверном Временном правительстве». А потом все услышали чуть ли не такие же слова по отношению к безбожным гонителям. Или пресловутые «права человека», против которых Западная Церковь непримиримо выступала в XIX веке. Теперь для неё эти «права» — одна из основополагающих ценностей. Да и наши православные епископы нередко говорят сегодня об этих «правах» в самом положительном смысле. Люди всё видят и понимают. В последнее время, насколько мне известно, в Церкви много обсуждается тема миссионерства. Неужели «гибкость» Церкви в оценках общественных и политических явлений будет способствовать успеху её проповеди?
Василий Михайлович Семёнов, г. Москва
Дорогой Василий Михайлович!
В Вашем письме Вы затрагиваете столько различных тем, что для их разбора потребовалась бы пространная и, наверное, не одна статья, а, может быть, даже целая книга. Попробую ответить кратко, касаясь самого главного.
Враги Церкви называют нас «голодными псами на привязи истории», потому что забывают или, вернее, просто ничего не знают о сверхприродном служении Церкви. Они видят только роль, которую Церковь играет или могла бы играть на поле сил, действующих в чисто земной истории. Нет! Псы Господни лают, кусаются, отчаянно сражаются или умирают, раздавленные. По крайней мере, такими они должны быть. Разве Вы не знаете, что наша Церковь — Церковь тысяч и сотен тысяч новых исповедников Российских? То, что служители Церкви нередко бывают неверными своему служению, — очевидный факт. Но это не должно удивлять историка-скептика, привычно фиксирующего опустошение, производимое грехом и хитростью диавола. К человеческой недостаточности может примешиваться также некая усталость перед почти сизифовым трудом, к которому надо непрестанно возвращаться. В жизни Церкви всё время возникают новые проблемы, а с ними — новые испытания, часто в тот самый момент, когда казалось, что прежние были близки к разрешению и ситуация становилась переносимой. Но всегда, даже в доме, непригодном для проживания, каким недавно представлялась и сейчас представляется некоторым наша Россия, есть место, где христиане должны осуществлять своё служение, оказывающее на многих спасительное влияние. Такова программа Святого Духа для Церкви — для христиан. Дух Святой через них освящает этот дом временного человеческого проживания и направляет жизнь многих к Отчему Дому. «Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетым не оказаться нагими» (2 Кор. 5, 1—3).
В 1917 году и после него лучшая часть нашей Церкви была на стороне Царей, от которых она столько страдала, когда они носили имена Петра I или Екатерины II. Потому что, в конце концов, дело не в именах (хотя мы знаем другие имена — такие, например, как святой Царьмученик Николай II), а в том, что православная монархия — власть, построенная на христианских принципах и имеющая помощь свыше в благодатном помазании, — обеспечивает большинству людей наиболее благоприятные условия для спасения. В то же время я невольно думаю о тех наших епископах, эмигрировавших после революции, которые, обращаясь к своей (и к оставшейся в России) пастве, говорили, что Православие неотделимо от монархии. Но что было делать в таком случае православным? Перестать быть христианами? Сегодня Церковь может защищать те самые «права человека», против которых даже католики так решительно боролись в течение XIX века. Но ведь дело не в словах, а в том, что они значат. Сравните, что они значили, когда либерализм выставлял «права человека» против «прав Бога», и что они значат сегодня — на Западе и в России — в усилиях Церкви отстоять человеческое достоинство перед атаками языческого неототалитаризма. Потому мы и говорим, что сегодня уже не стоит вопрос: существует ли Бог? — а стоит вопрос: существует ли человек?
Кому не известны софизмы, которые так часто дают сегодня возможность «ревнителям порядка» закрывать глаза на торжество беспорядка. Хорошо сказал блаженный Августин: «Что такое государство без справедливости и правды, как не хорошо организованная шайка разбойников».
Разумеется, самое насущное для Церкви — молиться, проповедовать, нести миру благую весть спасения, храня верность истине, не идя ни на какой компромисс с ложью. Но как институт Церковь будет вынуждена являть терпение по отношению ко всякому достаточно стабильному политическому режиму, оставляя юристам труд различения между властью фактической и властью юридической. Однако её главное историческое дело — являть святость. К сожалению, оттого, что большая часть святых остаются при жизни неизвестными, и оттого, что в Церкви много грешников, духовный лик её может быть различим только глазами веры. И в ней всегда будет место для неудобного служения пророка, призванного обличать соблазн, возникающий вследствие присутствия в мире христиан только по имени. Они могут быть причастны существующему злу, иметь выгоду от него. И благодаря своей пассивности неплохо устраиваться в земной жизни в любые времена. Следует помнить, что благодаря этой пассивности нередко и торжествует зло. Пророческое служение, разумеется, требует особой харизмы. Но каждый из нас, за свой счёт, мог бы уже сегодня начать это служение по отношению к самому себе — это единственная страна, открытая для миссии, в которой я, несомненно, имею власть проповедовать Евангелие, как говорил один мудрый монах.