Нет, не смею я спорить с известнейшим православным журналистом Ю. Воробьевским, назвавшим свою книгу "Неожиданный Афон"; вполне разделяю его негодование по поводу кощунственного изуродования святых фресок шкрябаньем осатанелыми туристами а-ля "Ваня + Маня"; разделяю его тревогу возможным нашествием на удел Богородицы пёстрой толпы в шортах и с фотоаппаратами; вполне понимаю его лёгкую зацикленность на шестигранниках. Но он журналистски увидел Афон НЕОЖИДАННЫМ. Я же - хиленький монах, увидел Афон ОЖИДАЕМЫМ. И эта ожидаемость прежде всего в созерцании реальнейшего соприкосновения так называемого потустороннего и посюстороннего мира, в зримой границе Неба и земли.
Тут даже дело не в промыслительном названии городка-предвестника Афона Уранополис ("Небесный город"). И не в том, например, что в некоторых горных монастырях и скитах облака видишь внизу, ощущая себя действительно на небе. И даже не в том, что, подходя на пароме "Скоропослушница" к первым пристаням Святой Горы (сейчас встрепенутся скептики и маловеры), реально ощущаешь запах ладана, которым кадит свой удел Игуменья Святой Горы.
Пусть меня сейчас простит Господь, пусть меня простит возлюбленный читатель, но второстепенным, десятистепенным, Бог знает, скольки-степенным представляется то, где справить малую нужду - в "евроунитаз" или под кустом кактуса, пешком ты идёшь по дорогам Афона или подвезёт тебя джип "Мицубиси". Об этом даже не задумываешься ТАМ, где можно "потрогать руками" то, что мы называем БЛАГОДАТЬЮ и ИСКУШЕНИЕМ. На мелочи не обращаешь внимание, когда видишь то, что мы называем божественными действиями, "энергиями".
Святой Григорий Нисский писал о трёх ступенях богопознания: стряхивание "одежд кожаных" - страстей, "естественное видение" творений и собственно - боговидение, "выход из себя", "трезвое опьянение", обожение.
На Афоне Господь может поставить на третью ступень, минуя две другие. Я "выходил из себя", когда на пустынной афонской дороге плакал, читая Трисвятое. Не было Варсонофия, не было его прошлой никчемной жизни. Благодать, сливаясь с трелью соловья (это в феврале-то), растворила меня.
Что такое Рай ангельского прославления ("наш" Рай, а не скотоподобный и чувственный с гуриями, вином и щербетом), я ощутил в Ватопеде на празднике ватопедских икон Богородицы, когда я слился в едином хоре греческих иноков, и из всех слов в мире для меня тогда осталось только два:
"Кирие, элеисон".
Теперь позволю себе чуть-чуть показательной предыстории.
В 1945 году мою маму от смерти спас святой великомученик Пантелеимон. Взорвалась машина, на которой подвозили её, девочку-подростка. Все погибли, кроме неё. Она лишь сильно обожгла ногу. В больнице ей приснился молодой мужчина в старинном одеянии: "Это я, Пантелеимон, вчера тебя спас" (мама, кстати, тогда не знала ни одного святого, кроме "Мыколы-Чудотворца"). Утром медсестра принесла ей масла помазать ногу. "Парень какой-то принёс", - говорит.
Нога быстро зажила, а мама рассказала эту удивительную историю своей бабушке. Та повела её в церковь. Зайдя в храм в первый раз в жизни, мама сразу узнала "его" на иконе.
"Кто это?" - спросила она у какого-то старичка.
"Это? Это святой великомученик и целитель Пантелеимон". С тех пор сталинская комсомолка стала глубоко верующим человеком и оставалась ей до конца своих земных дней.
В 2001 году меня спросила одна православная москвичка: "Отец Варсонофий, Вы не были на Афоне, в монастыре св. вмч. Пантелеимона?".
Это было для меня то же самое, как если бы меня спросили: "Вы не были на Марсе?". Ни денег, ни загранпаспорта у меня тогда не имелось. Но Господь всё управил.
Когда уже сроки сильно поджимали, я пытался получить визу в греческом консульстве г. Одессы. Его тогда окружила толпа моряков, проституток и т.д., так что пробиться туда было невозможно. Как ни смотрел я на сотрудников консульства умиленным взглядом голодного кота, выпячивая свой наперсный крест, - всё было тщетно.
Тогда я вспомнил о монастыре, который находился рядом. Там, в обители св. вмч. Пантелеимона, приложился к мощам великого святого, вернулся в консульство, а меня будто уже ждали.
Когда всё было готово к паломничеству, шёл по городу Херсону и думал:
"Ещё бы послал Господь гривен 500 на дорогу в Москву (оттуда вылетал самолёт в Грецию) и обратно".
"Батюшка! - кто-то окликнул меня. Это был завуч херсонского физико-технического лицея. - Вы, говорят, на Афон собрались? Вот, помолитесь за нас всех". Протягивает ровно 500 гривен.
Любовь, евангельская простота и чистота переполняют все обители Святой Горы. Много-много бумаги надо перевести, чтобы об этом написать.
Отшельники Карули (самой суровой, пустынной части Афона) представлялись мне эдакими серьёзными обличителями-аскетами.
Нет! Улыбка. Детский чистый взгляд. Ни миллиграмма осуждения!
"Куда стопы направили?" - спросил у одного из них.
"В Карею" (административный центр Афона).
"Зачем?"
"К стоматологу. Зубы болят" - просто ответил мне отшельник.
Когда шёл из монастыря зилотов Эвсигмент в сербский Хелендар, Господь послал трёх спутников: иеромонаха из России и его духовных чад.
Кто-то из чад сих ляпнул, что, де, правильно, что женщин на Афон не пускают. Такие-сякие бабы эти. Все поддакнули или кивнули и... ТУТ ЖЕ ЗАБЛУДИЛИСЬ!
Взмолились: "Прости нас - дураков, Матушка Богородица!". Нашли дорогу и до самого конца пути только пели: "Богородица Дево, радуйся...".
Пробираясь по горным тропам от обители св. Павла в Дионисиат, с ужасом заметил, как солнце быстро садится. Перспектива ночлега на горной тропинке, где внизу пропасть, а сверху выступающие скалы, не улыбалась даже здесь.
Быстро-быстро добрался до Дионисиата, а потом удивлённо смотрел на карту. Не мог я успеть. Кто-то будто за шкирку, как котёнка, перенёс.
В русском Свято-Пантелеимоновом монастыре дали послушание: разливать елей из лампадки у честной главы святого в маленькие бутылочки. Вначале дрожали руки от трепета и благоговеяния, но всё было в порядке. Потом привык. Другим монахам предложил сделать что-то типа конвейера. Дело пошло быстрее, а я подумал, какой я молодец. И тут вдруг бутылочки посыпались сквозь пальцы. Иеромонах Исидор сказал мне: "Что, батюшка, тщеславная мысль посетила?".
Мир резко контрастировал со Святой Горой. Звонки мобилок, тарахтящая греческая речь, звон и шелест евро оглушили меня. Даже в соборе святого великомученика Димитрия меня затолкали туристы. Те - ходят, те - сидят. Архиерей Салоник что-то поёт в фонящий микрофон. Его старческий голос "даёт петуха"... Господи, помилуй!
Так захотелось обратно, где не из глубины веков, а от Престола Бога смотрят на тебя святые лики в Свете летящих бликов от раскачивающегося Хороса; где не из средневекового византизма, а из вневременной области звучит знаменный распев; где, опять-таки, Небо касается земли.
На уроках истории в школе нам говорили: "Человечество опустилось в тьму средневековья". Средневековье - самая светлая страница истории человечества хотя бы потому, что тогда маленький полуостров начал своими лучами освящать всю планету.
Паки и паки: Афон не неожиданный. Он - ОЖИДАЕМЫЙ.
Святый великомучениче и целителю Пантелеимоне, моли Бога о нас!