Тепло холодной купели

  21 июля - явление иконы Пресвятой Богородицы в Казани

Июльская Казанская - это пронизанный небесной синевой воздух, разнотравье да разноцветье. А вот осенняя, ноябрьская Казанская дождлива и холодна. Но сегодня, радуясь июльскому теплу летней Казанской, я вспоминаю ненастное 4 ноября прошлого года…

Говорят, что настоящий друг должен быть единомышленником. Трудно на это возразить, но одно единственное возражение у меня все-таки было. Мой давний, проверенный, надёжный, а значит, настоящий друг Заур Акауба, живущий в Абхазии, в моих единомышленниках не значился. Некрещёный, из мусульман, он досадливо отмахивался от моих разговоров о Православии.

- Не надо, слушай… Поздно мне менять веру.

Заур живёт в Пицунде, мой дачный дом от него в двадцати минутах ходьбы. Ко мне на отдых едут священники, матушки с детьми, православные педагоги. В тесноте да не в обиде. Да и какая уж тут обида, дом на берегу моря - раздолье да утешение. А Заур, душа безотказная, всех моих гостей встречает, всех возит по святым местам, угощает вином. А как он рассказывает о своей любимой Абхазии! Заслушаешься. Всё лето, с мая по октябрь, некрещёный Заур с православными. А твердит своё:

- Поздно мне менять веру…

Вот уж десять лет знаю Заура. За это время успела я стать крёстной матерью его сыну Элкану, в крещении Иларию. Успела стать подругой его жене Людмиле, тоже крещёной. Десять лет - срок немалый. И вдруг…

Он вошёл в мою калитку - высокий, седой. Торжественный.

- Поговорить надо. Я покреститься хочу, слушай…

Сердце мое забилось радостно. А вслед за радостью - растерянность. Ни одного священника в моём доме уже не было - отдохнули и уехали. Везти Заура в Новоафонский монастырь времени не оставалось, через день и я улетала в Москву. Мне хорошо известно, как хрупка и нежизнеспособна благая мысль, как легко попадает она во вражьи сети и обрастает грубым функциональным смыслом. Зачем мне это, поздно, уже поздно…

В моём дачном доме на берегу моря по милости Божией вот уже несколько лет есть домашняя часовня во имя Казанской иконы. Иду в неё и прошу в молитве послать в наше ущелье священника, ведь надо торопиться. Но чуда не произошло - завтра я уезжаю.

- Заур, - говорю на прощанье, - я привезу тебе из Москвы батюшку. Подожди немного, совсем немного.

В Москве бросаюсь к священнику, который месяц назад отдыхал в моём доме и хорошо знает Заура.

- Конечно, надо ехать, - говорит он. - Тут дело серьёзное, тянуть нельзя.

И мы стали готовиться к отъезду. И уже совсем было собрались - искушение.

- У меня мама в Ставрополе заболела, завтра вылетаю, - слышу в трубке встревоженный голос батюшки. - Простите, подвёл я вас.

Да, благие мысли хрупки и недолги. Конечно, батюшек в Москве много, но у всех свои дела, все чрезмерно загружены, а Абхазия не ближний свет.

Звонит телефон. Верхотурье. Настоятель Никольского мужского монастыря игумен Филипп. Спрашивает про здоровье, про дела. Знаю батюшку давно, ещё по Троице-Сергиевой Лавре, где он принимал постриг и несколько лет подвизался. Он несколько раз отдыхал в моем ущелье на берегу моря и хорошо знает Заура. Но разве могу я дерзать просить его, настоятеля, игумена, отправиться в далёкий путь с Урала к Черному морю? Не могу. А отец Филипп всё пытается вспомнить что-то очень важное. И - вспоминает.

- Вчера на проскомидии вынимал частички и ваших всех из ущелья помянул. Людмилу, Илария. И вдруг неожиданно для себя решил за Заура частичку вынуть. Да и отдёрнул руку - ведь некрещёный он, Заур, с чего это я? Руку-то отдёрнул, а слышу то ли голос, то ли мысль чёткая такая в голове: Заур - глава большого семейства.

- Батюшка, - от волнения я почти кричу в далёкое Верхотурье, - батюшка, тут всё правильно, тут нет никакой ошибки. Заур хочет креститься, я обещала ему…

- Вот ведь чудеса, - слышу взволнованный голос отца Филиппа. - Москва, Урал, Абхазия - всё в одной точке сфокусировалось. Да, у Господа свои законы, своя география. Надо ехать, надо непременно ехать.

- Надо, надо, - торопливо соглашаюсь я, вот только некому пока, но я не теряю надежду.

- Мне надо ехать, - твёрдо говорит батюшка. - Раз моя рука потянулась частичку вынуть… Через три дня Казанская, в вашей часовне престольный праздник. На Казанскую и покрестим.

И вот наступил он, этот день. Казанская. Всю ночь над ущельем ходили тучи, низкие, холодные. В нашей часовенке прибрано, лампадки теплятся, у престольной иконы - много цветов. Вчера вечером, накануне крещения, пришёл Заур. Вижу - волнуется. А как же ему не волноваться?

- Знаешь, - он отводит меня в сторону, - я не один завтра приду, можно? Соседи, племянник, жена племянника, их дети - тоже хотят покреститься. Ещё человек десять будет, ничего?

Радость! Нечаянная! Как хорошо, что захватили из Москвы крестики про запас, всем хватит. Уже почти ночью выбираем имена. Жена Заура, Людмила, хлопочет на кухне, печёт хачапури, ведь завтра после крещения полагается трапеза, надо постараться.

4 ноября. Праздник Казанской иконы Матери Божией. Престол в нашей часовне. Рано утром во дворе уже тесно. Одних только крещаемых одиннадцать человек, а ещё крестные, гости, соседи. В маленькой часовенке не повернуться.

- Мы собрались сегодня на этой древней благословенной земле, чтобы совершить великое таинство крещения, - говорит отец Филипп. Каждый получает православное имя. Каждый впервые совершает крестное знамение. Каждый отрекается от сатаны. Теперь крестным ходом нам предстоит идти на море, чтобы погрузившись в его солёные воды, принять Святое Крещение. И тут небо прорвало. Оно разразилось таким ливнем, что горная речушка за калиткой вмиг забулькала пузырями и понесла к морю свои неожиданные потоки. Сразу задул холодный ветер, небо потемнело и море мгновенно сменило милость на гнев. Заштормило, заволновалось, забеспокоилось.

Но - отступать некуда. Матерь Божия с Казанской иконы смотрит на нас испытующе и строго. Благослови, усердная Заступница! Выходим в дождь и холод. Поём праздничный тропарь нестройно, неслаженно. К морю. Всего-то метров пятьдесят. Но как непросты эти шаги.

Заур идёт первым. За ним поспешает его сосед, тоже Заур, следом другой сосед, потом племянник Беслан, за Бесланом жена другого племянника Хана с тремя детьми, самый маленький на руках, потом соседка Римма, жена другого зауровского племянника Рамиля, с рукой, поднятой высоко и неестественно. Уже несколько месяцев рука в гипсе, сложный, никак не срастающийся перелом. Здоровой рукой Рамиля держит ладошку сына Эскандера. Море шумит и накатывает на берег такие волны, что моё малодушное сердце заходится в панике: разве можно войти в такое море? А вдруг заболеют? А вдруг…

Смотрю на батюшку. Он спокоен и собран. Успокаиваюсь и я.

- Сейчас будем освящать море, - говорит батюшка и смело идёт на волну. Она отчаянно бьёт его по лицу, облачение вмиг становится мокрым.

Ковёр, который мы принесли из дома и расстелили на берегу ради торжественности момента, давно насквозь промок. Заур раздевается первым и первым встаёт на него. За ним, как по команде остальные мужчины. Женщин пока черёд не настал. И вот он, долгожданный (десять лет срок!), момент.

- Крещается раб Божий…

И Заур, мой друг, проверенный, надёжный и верный, три раза погружается с головой в морскую волну. Уж теперь-то точно он мой единомышленник, единоверец, брат во Христе. Он наречён Андреем в честь апостола, просветителя Абхазии Андрея Первозванного. За ним к солёной купели подходит другой Заур, сосед. Он наречён в честь Симона Кананита, другого апостола Абхазии.

Отец Филипп стоит по плечи в воде и едва удерживает равновесие. Волна сбивает его с ног, накрывает почти с головой. А к морской купели подходят всё новые и новые насквозь продрогшие люди.

- Крещается раб Божий Борис, - и вот уже племянник Заура Беслан поспешает, почти бежит на берег из разбушевавшейся морской стихии.

Теперь черёд женщин и детей. Отважно идёт к купели со сломанной рукой Рамиля, жена одного из племянников Заура.

- Крещается раба Божия Наталья!

Вот это подарок! Теперь Рамиля - моя тёзка, у нас с ней одна небесная покровительница. Мне особенно радостно это. Рамиля - человек для меня дорогой, каждый свой приезд в Абхазию стараюсь повидаться с ней. Племянник Заура привёз свою жену из Уфы, она татарка, но благодаря весёлому нраву и лёгкому характеру быстро пришлась к абхазскому двору. Прошлым летом она поделилась со мной, что хочет окрестить сына, а сейчас…

- Наталья..!

Обнимаю её, мокрую и счастливую.

- Вот ведь чудеса! С утра была ты Рамиля, а теперь сестра моя во Христе, да ещё и тёзка!

Потом, в часовне, отец Филипп надевает на всех крестики. Заур опять подошёл первым, а следом за ним потянулись и остальные. И тут вдруг поняла я смысл услышанных отцом Филиппом, далеко отсюда, на Северном Урале, в Верхотурье, слов: "Заур - глава большого семейства". Так вот оно, оказывается, его семейство, десять человек православных христиан привёл он к крещенской купели. И сам пришёл. Пусть долгим путём, но пришёл ведь. Стоит теперь со светлой печатью духовной радости в глазах, и крестик на его могучей груди сияет ослепительно. Новенький, привезённый из Москвы крестик.

Потом все новокрещённые причастились. Потом подошли к отцу Филиппу под благословение. А потом, переодевшись в сухое, сели мы за праздничный стол. И хачапури Людмилы, и вино Заура, и торт, испечённый Рамилей (это с одной-то рукой) - всё пришлось по вкусу.

Не успели мы поднять второй тост, как показалось из-за туч солнце. Оно по-хозяйски заглянуло в наш двор, скользнуло по уставленному яствами столу. Успокоилось и море. Лёгкий ветерок теребил тюлевую занавеску в часовне Казанской иконы Божией Матери. Мы вновь радовались солнцу, тихой волне, празднику Казанской иконы. Радовались тому, что стали в этот день ближе друг к другу. И те, кто вернётся в Москву, и те, кто отправится в Верхотурье, и те, кто останется в Абхазии. Нас стало больше на целых одиннадцать человек. И нам дарована теперь от Господа великая милость молитвы друг за друга.

- Молись за меня, - попросила я Заура на прощанье. Раньше я не могла сказать ему этих слов.