Семья наша была многодетная, как, впрочем, многие семьи в послевоенные годы. Отца у нас не стало рано. Мне в то время не было и шести лет, а самому младшему брату было около года. Мама после смерти отца пошла работать на ткацкую фабрику, находившуюся недалеко от дома, хотя и имела диплом Московского художественно-промышленного училища.
Она одна вырастила нас, пятерых, постоянно голодных и полураздетых ребятишек, и всем помогла получить хорошее образование. У нас не было не только отца, но и ни бабушек, ни дедушек. Но с мамой мы не чувствовали себя чем-то обделёнными в жизни. В то время очень многим жилось трудно. Главное, что должны были неукоснительно соблюдать дети той поры - хорошо учиться, быть добрыми и честными, помогать родителям по дому и ничего ни у кого не брать без разрешения. Этому учили дома, в школе, в пионерских отрядах.
Мы выросли. И постепенно уходили из дома к своим молодым семьям. У нас у всех была интересная работа и общественные дела. Но в семейные дни рождения и праздники мы собирались в родительском доме у нашей мамы. И небольшой дом, где когда-то жили всего пятеро маленьких детишек, словно расширялся от радости, стараясь вместить нас всех со своими жёнами, мужьями и детьми.
Как же было тогда хорошо! Мы это поняли гораздо позже, когда грянула ельцинская перестройка с безработицей, с обвалом рубля, когда все замкнулись на своих проблемах и страхах.
Перестройка 90-х годов многое поломала, кому-то - сломала жизнь. Прокатился перестроечный вал-развал и по нашей многочисленной семье. Инженеры-физики, инженеры-технологи, учителя, офицеры, начальники цехов - все не жили, а еле-еле выживали. Исключением сначала была только я. После окончания Плехановского института я уже много лет работала экономистом в ведущем отраслевом министерстве и с началом перестройки перешла на работу в подчинённую этому министерству фирму помощником Генерального директора. Моя специальность и опыт работы позволили моей семье не просто выжить, но и преуспеть. Муж и сын, по образованию инженеры-физики, стали просто никому не нужными. Но верна народная мудрость - не может быть счастья, когда вокруг несчастные люди. Постепенно это осознание всенародной беды стало приходить и ко мне. Массовая нищета, вымирание людей, даже не совсем старых, а просто морально надломленных и не выдержавших хаоса перестройки, не позволяли жить, делая вид, что всё хорошо, если хорошо моей семье. В нашей благополучной фирме также начались массовые сокращения. Затаённой мечтой нашего начальника был "захват" в семейную собственность двух больших зданий в центре Москвы, принадлежавших ранее нашему министерству и перешедших в период приватизации за копейки трудовому коллективу фирмы. Вот этот-то коллектив первоначальных собственников и нужно было спешно сокращать, пока ещё они не укрепились в своих правах. Началась борьба за выживание уже внутри самого коллектива: слежка друг за другом, "конвертики" вместо ведомости за зарплату, выделение круга лиц, особо приближённых к руководителю и т.д., то есть появилось всё то, что и в других организациях.
Летом 1997 г. я ушла с работы. Ушла сама, потому что наш руководитель планомерно, прикрываясь "целесообразностью", шёл к своей заветной цели - всё должно принадлежать ему и его двум сыновьям, которые никогда ранее не работали в нашем коллективе, но зато впоследствии стали владельцами нашей довольно престижной фирмы.
Сразу же после ухода с работы мне пришлось испытать все перестроечные "прелести жизни", о которых я и предполагать не могла. Сначала прекратились все звонки, затем все, кто обещал помочь в трудоустройстве, забыли не только о своих обещаниях, но и обо мне. Дальше - хуже. Чтобы больнее наказать меня за несговорчивый и независимый характер, мой бывший начальник с группой оставшихся наших общих "товарищей" понизили долю моего участия в акциях Общества почти в три раза, при этом резко увеличив свою долю. Таким образом, и на собраниях акционеров все уволенные уже не могли влиять на принятие решений своими голосами. Передел собственности внутри когда-то единого и сильного коллектива закончился.
Пришлось пойти на биржу по трудоустройству, а мне в то время было 49 лет. На бирже стояли в очереди в поисках работы люди, гораздо моложе меня. У многих были маленькие дети, у большинства совсем не было никаких источников существования. Сколько же оказалось таких ненужных, невостребованных людей. Стали выживать лишь те, кто вовремя успел избавиться от конкурентов и недовольных и обзавестись "нужными" друзьями и знакомыми.
Подходящей работы для меня длительное время не было. Бездеятельность, осознание своей ненужности привели к ухудшению здоровья. Вскоре появились предложения по оформлению инвалидности. Жизнь, казалось в тот момент, стала невыносимо безысходной. Я совершенно перестала спать, часами просто лежала и смотрела в пустоту. То молчала, то плакала, то выкарабкивалась из очередного гипертонического криза. Единственное, что поддерживало меня в то время, это забота мужа, семьи и сына. Ради них нужно было жить, нужно было всё преодолеть. Ведь таких, как я, в то тяжелейшее время было очень много. И все как-то жили, радовались детям, своим семьям, просто жизни.
И однажды я вдруг отчётливо поняла, что мне нужна икона. Вспомнили мы с мужем про иконы, которые остались в его родительском доме, где жила его сестра. Поехали, привезли две иконы. Одна - образ Спасителя, другая - Пресвятой Богородицы. Повесила я их в спальне, и как-то сразу стало легче. Я подолгу рассматривала иконы, как бы вспоминая что-то очень важное из далёкого детства, то, что мы забыли в жизненной суете и от чего нас всю жизнь отворачивало советское государство. Постепенно я стала молча разговаривать с иконами, обращаться с просьбами поддержать меня и мою семью. Только теперь я стала понимать, чего же мы были лишены! Только теперь становилось очевидным, что все наши болезни и беды от нашего же незнания и неверия.
Я искренне просила прощения у Господа и Пресвятой Богородицы за всё зло, которое люди несут друг другу. Молилась, как могла, ведь молитвослова у меня тогда не было.
И вот однажды муж предложил мне зимой поехать в деревню в построенный нами дом в Ярославской области. До этого мы ездили только в тёплое время года. Но печка там была, и мы рискнули поехать. Боже мой, какая же там красота! Тишина - до звона в ушах, а на чистом небе - яркие звёзды прямо над головой. И никого вокруг. Но красота красотой, а дел в деревне и зимой много. Нужно и снег чистить, и печку постоянно топить, и воду из замёрзшего колодца носить. Уставали так, что к вечеру не было желания слаще, чем быстрее лечь спать. Как-то само собой потихоньку всё стало налаживаться - и сон, и настроение. Реже напоминало о себе сердце. И всё чаще мы с мужем говорили: "Слава Богу!"
Да, теперь я не сомневаюсь, что именно Господь помог мне пережить то страшное состояние, в котором я находилась почти три года, подсказав мне выход.
Жизнь продолжается. Появляются всё новые и новые дела и заботы.
Почти два года не была в поликлинике. Как-то врач позвонил мне домой, спросил, почему долго не прихожу. Я ответила: "Да просто некогда".