Страж России

 12 сентября 1724 года - 280 лет назад в честь победы России в Северной войне мощи святого князя Александра Невского были перенесены из Владимира в Санкт-Петербург

На рубеже XVII и XVIII вв. в нашем государстве происходили значительные перемены. Россия начинала воспринимать и себя и своё место в окрестном геополитическом пространстве совсем не так, как прежде. С психологической перестройкой была неразрывно связана и та административно-управленческая перестройка, которая вошла в историю под названием "петровских времён".

Внешним отражением этого многопланового процесса и инструментом доведения его до конца была Северная война, длившаяся 21 год и порядком измотавшая Россию. Она началась с разгрома наших войск под Нарвой, продолжилась Полтавской победой и завершилась в 1721 г. Ништадтским миром, означавшим, что мы наконец добились своего. Сам Пётр Великий называл Северную войну своей "затянувшейся на три срока учёбой" - обычный школьный курс в то время проходил в течение семи лет, а ему, "туго понятливому школьнику", как он назвал сам себя, понадобился двадцать один год.

В чём же был смысл этой изнурительной и упорной борьбы со шведами за "финские болота"? Она велась за установление нашего полного контроля над северо-западом страны (который гарантировал бы безопасный выход нашего торгового флота в Балтийское море) и была логически абсолютно закономерной. Оставив незавершёнными Азовские походы и сосредоточившись на проблемах Прибалтики, Пётр продолжил дело, начатое ещё Ливонской войной Ивана Грозного, и довёл его до победного конца. В чём же была причина того, что наши цари проявляли столь повышенный интерес к этому региону?

Есть стереотипное объяснение, основанное на неверном понимании поэтической строчки Пушкина, вложившего в уста Петра восклицание: "Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно!". Из этих слов делается заключение, будто раньше "окна в Европу" не было, и Пётр решил покончить с нашей изолированностью от Запада. Нет более нелепой антиисторической трактовки его деятельности! Не было ни "окна", ни изолированности от Европы, причём не было никогда. Ещё в XV в. итальянцы построили нам Московский Кремль - не только его полуторакилометровую стену, но Успенский и Архангельский соборы, Грановитую палату, а это значит, что в России жили тысячи итальянцев с семьями, то и дело посещая свою родину и снова возвращаясь. Об этом, кстати, напоминают и названия многих подмосковных посёлков, бывших когда-то их местопребыванием - Фрязино, Фрязево, Фряново. А после присоединения к Москве Украины, бывшей до этого под Польшей, она стала естественным широким мостом между нами и Австрийской империей, откуда приходили к нам и новые архитектурные стили, и богословская учёность. Знаменитая Могилянская академия в Киеве, дававшая вплоть до конца XVIII в. подавляющее большинство российских епископов, была тесно связана с Римом и соединяла культуры России и Запада в качестве посреднического звена. О какой изоляции, о какой стене, в которой надо было прорубить окно, можно при этом говорить? Допетровская Россия была совершенно открытой для иностранцев, а ближайшими и наиболее влиятельными царедворцами при отце Петра государе Алексее Михайловиче были убеждённые "западники" Ордин-Нащокин и Голицын. Тогда же (а не при Петре!) в Москве возникла обширная и многолюдная Немецкая слобода, где быстро выросли кирхи и костёлы. Что же касается торговли с Западом, то она шла полным ходом, включая морскую торговлю, осуществлявшуюся через Архангельск и Мангазею. В свете этих несомненных исторических фактов фраза о "прорубании окна" Петром представляется просто абсурдной. И всё же она не совсем бессмысленна - надо только правильно её истолковать. Пётр прорубил на Балтике не первое, а новое окно в дополнение ко всем предыдущим, потому что считал его особенно важным, даже самым важным. Дело в том, что за те четыре с лишним столетия, которые прошли со времени борьбы в этих же местах со шведами Александра Невского, ситуация в мире коренным образом изменилась, и Петру надо было приноравливаться к новым условиям, а они снова потребовали повышенного внимания к этому региону.

Александр Невский воевал со шведами, и Пётр I воевал со шведами. История вроде бы повторяется, Но посмотрите, как по-разному протекают эти две войны. Александр воюет с ненавистным врагом, стоит насмерть, ублажает ордынских ханов, чтобы они только не помешали ему дать отпор шведам и немцам. Это его заклятые враги, которых надо изгонять как волков. А почему? Потому что они - католики, латиняне по вере, а латинская вера враждебна нашей и хочет нашу веру обратить в свою. А теперь сравним это с войной Петра против Карла XII. С самого начала он проявлял к шведскому королю уважение, граничащее с почтением, называл своим учителем и даже благодарил за Нарвское поражение. Победив Карла под Полтавой, Пётр усадил за свой победный пиршественный стол пленных шведов и даже пил за их здоровье. Чем же объясняется такое его дружелюбие к противнику, делавшее войну более похожей на спортивное соревнование, чем на схватку не на жизнь, а на смерть? Тем, разумеется, что теперь шведы были уже протестантами, а выросший в Немецкой слободе и воспитанный Лефортом и Брюсом Пётр, оставаясь формально православным, питал к протестантскому образу мысли и укладу жизни явную симпатию. Достаточно напомнить, что, проезжая как-то в Виттенберге мимо памятника Лютеру, он вышел из кареты и произнёс хвалебную речь, назвав Лютера великим человеком.

Александр Невский на дух не переносил католиков и воевал со шведами по-настоящему. Пётр тяготел к протестантизму, поэтому его война со шведами имела несколько театральный характер. Он хотел добиться своей затяжной кампанией равноправного положения в семье протестантских государств Северной Европы и возможности установления с ними прямых торговых, научных и культурных контактов не только сухопутным каналом, но и морским - через Балтику. Так что его новое "окно" свидетельствовало не о прекращении никогда не существовавшей изолированности России от Европы, но о переориентации связей с Западом от австрийско-итальянского католического региона на голландско-шведско-немецко-английский протестантский регион. И Пётр своего добился - сразу после Ништадтского мира Россия стала магнитом для "немцев" и они буквально наводнили её, чувствуя себя у нас как дома.

Однако с этим великим царём не всё так просто. Распахнув ворота России для лютеран, англичан и кальвинистов, он всё-таки принял серьёзные меры против нашего онемечивания - перенёс мощи святого благоверного князя Александра Невского в 1723 г. в Шлиссельбург, а в 1724 г. - в Санкт-Петербург и поместил их в расположенный на берегу Невы собор православной Лавры, названной Александро-Невской. Так князь-воин продолжал быть охранителем Руси, будто говоря протестантам: дружба дружбой, а табачок врозь, не забывайте, что мы - русские и немцами всё равно не станем.

И кто знает, может быть, это имело огромное промыслительное значение. После смерти Петра при Анне Иоанновне началось засилье немцев в России, известное под наименованьем "бироновщины". Но постепенно Петербург оправился, вспомнил, кто лежит у него в Лавре, и дал иноземцам решительный отпор, а при Елизавете Петровне русский патриотизм стал уже хорошим тоном для нашего дворянства. А потом была и блаженная Ксения, и Иоанн Кроншадтский, и наша северная столица постепенно преобразилась в чисто православный город, где лишь некоторые архитектурные сооружения напоминают о пристрастии к протестантам его основателя. Похоже, князь Александр Ярославич отразил нашествие не только католиков в XIII в., но и исповедников более поздней конфессии, возникшей в результате Реформации.

Содержание номера       Главная страница номера       Начало страницы