5 декабря исполняется 200 лет со дня рождения
Фёдора Ивановича Тютчева
Среди воссиявших в XIX - XX вв. на вершинах мировой культуры
русских имён имя Ф. И. Тютчева для нас значит много больше, чем
для остального человечества. Имя его не принадлежит к числу самых
громких, но для России оно одно из самых дорогих. В своих бессмертных
стихах Тютчев явил поистине пророческий дар, сказав о смысле нашего
пребывания во Вселенной, на Земле и в жизни России. Сказанное
им продолжает поныне будить мысль и совесть, и вот уже полтора
столетия для русских людей Тютчев - вечный спутник.
Фёдор Иванович Тютчев родился в родовитой дворянской семье, принадлежавшей
к высшему классу России начала XIX века. В укладе жизни дома Тютчевых
естественно и просто уживались светская европейская культура и
строгая приверженность русской православной традиции. Это легло
в основу формирования своеобразной личности поэта.
Домашним учителем Тютчева был известный в начале XIX века словесник
Д.К. Раич, брат Киевского митрополита Филарета. Под его руководством
Тютчев совершил свои первые шаги на литературном поприще. В 1822
году Фёдора Тютчева, уже прошедшего к тому времени курс Московского
университета, его родственник, герой Двенадцатого года граф Остерман-Толстой
определил на дипломатическую службу в Мюнхене. С того времени
двадцать два года Фёдор Иванович провёл заграницей, приезжая в
Россию лишь изредка и ненадолго.
До 1826 года рядом с Тютчевым неотступно находился опекавший
его с детства дядька Николай Афанасьевич Хлопов. В воспитании
поэта он сыграл роль едва ли не большую, чем Раич. Глубоко верующий
русский человек, бывший крепостной, он заслужил у господ не только
доверие, но и уважение. Благодаря ему в мюнхенском доме Тютчева
звучал русский язык, перед иконами горели лампады, соблюдались
православные посты. Тютчев любил Николая Афанасьевича как родного,
всю жизнь с благоговением хранил подаренную им Феодоровскую икону
Божией Матери с надписью на обратной стороне: "Моему другу Фёдору
Ивановичу Тютчеву". Такой это был слуга...
Ярких событий в жизни Тютчева, пожалуй, нет. Ни дальних странствий,
ни опасностей, ни крутых перемен - биографу разгуляться не на
чем. На поверхности жизни внешне спокойная и комфортабельная жизнь
дипломата. Но за благополучным фасадом - напряжённая работа мысли
и души, всегда неспокойное сердце. Он был окружён вниманием и
любовью, но его преследовали потери - прежде срока уходили друзья,
сердечные привязанности оборачивались горем для близких и для
него самого... Этот человек, обладавший великим даром любви и
сострадания, был несчастлив. И он бежал от одиночества. Он жаждал
человеческого общения, спешил делиться с людьми тем, что выстрадал
и понял. Многое из того, что было им сказано и написано, вошло
в духовную сокровищницу России. Ему было что сказать.
К поэзии Тютчева влекло с детства, но он никогда не стремился
к поэтической славе. Сквозь толпу современников великий поэт прошёл
неузнанным. Одним из первых, кто по достоинству оценил Тютчева-поэта,
был Достоевский, сказавший о нём: "Первый поэт-философ, которому
равного не было, кроме Пушкина". Но к литературной судьбе своих
стихов Тютчев был равнодушен. Первый сборник его стихотворений
(всего прижизненных было два) вышел в 1854 году. В его литературной
биографии важнейшим событием была публикация стихов за подписью
"Ф.Т." в 1836 году в пушкинском "Современнике". Подборку Пушкин
озаглавил "Стихотворения, присланные из Германии". Новизну и неожиданность
этих стихов Пушкин отнёс на счёт влияния германской культуры.
Отчасти Пушкин был прав, но главное в другом. Действительно,
такое колоссальное явление мировой культуры, как германский романтизм,
своей метафизической глубиной привлекало Тютчева. Здесь были истоки
философской лирики, в которой он поднялся выше своих немецких
собратьев, не исключая самых великих. Но, как православному христианину
ему были чужды тёмная мистика и языческие соблазны германского
романтизма. Лейтмотивом всего его творчества, о чём бы он не писал,
была причастность Вечной Истине.
В своих стихах Тютчев сумел сказать о грозных стихиях Вселенной,
о страхе и бессилии перед ними человека и о Божией воле, которая
направляет единый поток жизни. В его поэзии всё мироздание - Земля
и Вселенная, природа и человек, Империя и село Овстуг (место рождения
поэта) - предстают в единстве, созвучном Божиему Замыслу. Пронизанность
природы и культуры Божией Волей была Тютчевым осознана и выражена
с силой, невиданной прежде:
Когда пробьёт последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Всё зримое опять покроют воды,
И Божий лик отобразится в них.
Центральное место в замысле Творца о мироздании принадлежит человеческому
роду. Как высоко взыскан Божией Милостью человек! Какого мужества
и самоотречения требует верность этому призванию! И с "космизмом"
поэзии Тютчева неразрывно связана его историософия. Она основана
на сознании того, что исполнение Замысла Божия о человечестве,
которое осуществляется в Православии, возложено на Россию. От
святого Православия неотделима вера в Россию. Тютчеву принадлежит
знаменитое четверостишие
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать
- В Россию можно только верить.
Принадлежность к европейской культурной элите не сделала Тютчева
космополитом. Напротив. Знание Запада "изнутри" помогало его стоянию
в истине. Воистину святым делом было для него отстаивание государственно-политических
интересов России и его патриотизм, как небо от земли, был далёк
от новоевропейского буржуазного национализма. Россия была ему
дорога, прежде всего, как оплот Святой Руси.
"На что нам Россия не Самодержавная и не Православная, - говорил
Константин Леонтьев, последователь Тютчева, - на что нам такая
Россия, в которой в самых глухих селах утратились бы последние
остатки народных преданий?" Вспомним стихотворение Тютчева "Эти
бедные селенья..."
Стихи эти - почти молитва. Понять, как сердцевину русской жизни
подвиг Крестоношения смогли гениальные современники Тютчева Гоголь
и Достоевский, но высказать это с такой глубиной и силой не удалось
даже им, носившим, как и Тютчев, в сердце образ "Русского Христа".
Да, Сила Божия в немощи совершается, но Святая Русь неотделима
от исторического призвания, имя которого - Империя, вселенское
царство, выстроенное Промыслом Божиим ради Торжества Православия
в историческом пространстве через три заветные столицы - Рим,
Константинополь и Москву.
В своих политических статьях Тютчев был первым в послепетровской
России, кто вновь внятно и определённо заговорил о России как
о законной наследнице Византийской Империи и через неё Древнего
Рима. О том, что идея Москвы - Третьего Рима была, есть и будет
фактором "мировой стратегии" и шире - всемирной истории.
Найдя в славянофилах своих единомышленников, Тютчев, однако расходился
с ними в оценке деятельности Петра Великого, однозначно считая
её необходимой и спасительной для имперского призвания России.
Империя не может не быть могущественной. Самодовольный Запад Святую
Русь "не поймёт и не заметит", и Тютчев был всецело согласен с
Петром в том, что оплотом для Святой Руси должен служить не бревенчатый
скит, а стопушечный фрегат, идущий под полным парусным вооружением
в Мировой Океан.
В годы царствования Николая I противостояние между России и "передовыми"
странами Запада неуклонно нарастало и разразилось, наконец, "Восточной"
(Крымской) войной. Тютчев был первым в России, кто понял глубинные
истоки этого конфликта, зорко прозрев за политическими коллизиями
его метафизическую сущность. С успехом на Западе революционных
течений, откровенно антихристианских, началось строительство масонского
мирового порядка. Россия была главным препятствием на его пути.
Это противостояние ясно обозначилось уже в борьбе с Наполеоном.
Тютчев назвал её борьбой между законной Империей и коронованной
революцией. За тысячу лет до Наполеона Запад был другим, но именно
тогда он вступил в борьбу против законной Империи и сделал свой
первый шаг на пути апостасии. "Идея Империи всегда была душою
Запада, - писал Тютчев, - но Империя на Западе никогда не была
ничем иным как похищением власти, её узурпацией". Против законной
Римской Империи - Византии Карл Великий и Папа Римский заключили
между собой догматический союз и раскололи этим христианский мир
уже за двести лет до формального отпадения от Вселенского Православия
римо-католиков.
Здесь начало дехристианизации Запада. Её главные этапы - лжеимперия-папизм,
ренессанс-реформация, наконец, - масонство-революция. И на всех
этих этапах апостасии Западом движет идея Империи. Здесь, как
заметил Тютчев, коренится и причина западной русофобии. В основе
её - историческая ревность и ненависть к законной Империи.
Тютчева не стало в 1873 году. Его похороны не были громким событием
в жизни Петербурга. Российская общественность Тютчева просто не
знала. При жизни, он был, по выражению Тургенева, "поэтом для
немногих". И как политического мыслителя его знали и ценили тоже
немногие. Но эти "немногие" были русской национальной элитой.
К тому времени уже громко заявили о себе Иван Аксаков, Николай
Данилевский, Константин Леонтьев. Они были прямыми последователями
Тютчева. В их творчестве получила развитие традиция национальной
русской мысли - политической и философской. Все попытки гробокопателей
России уничтожить её или ошельмовать были и остаются тщетными.
Она живёт и утверждается в современной российской жизни как залог
нашего грядущего возрождения.
В наши дни официальная культура от Тютчева далека, как никогда.
Замечательный тому пример - высказывание Иосифа Бродского (её
знаковой фигуры) о том, что Тютчев "лобзал имперские сапоги" и
это, мол, мешает Бродскому Тютчева любить. К этому можно добавит,
что в Петербурге памятника Тютчеву нет, между тем открытие памятника
Бродскому активно готовится. За последние годы Петербург украсили
монументы академика Сахарова, солдата Швейка, Остапа Бендера,
Чижика-пыжика, но не великому Тютчеву.
Крест на могиле Тютчева в Петербурге - единственный ему памятник.
И сам город Петербург - это тоже ему памятник, поэту Вечной Истины,
поэту православной Империи...