Светское и советское

 В настоящее время Россия переживает период становления церковно-государственных отношений. Процесс этот идёт непросто, а иногда и драматично. Затруднения испытывают оба участника диалога: Русская Православная Церковь, которая на протяжении последних трёх столетий не имела возможности жить без постоянной опеки и контроля со стороны государства, и само государство, которое не смогло до сих пор изжить "пост-советского" синдрома и развести конституционное понятие "светскости" и идеологическое понятие "атеистичности".

Говорить о том, что современная Россия восприняла европейскую традицию церковно-государственных отношений, как порой декларируется, было бы большим преувеличением. Доказательством этого являются выводы федеральной правительственной комиссии США по международной религиозной свободе, которая закончила свою работу в Москве в конце января 2003 г. Её члены, отмечая положительные сдвиги в отношениях государства с религиозными объединениями, вынуждены были констатировать "хрупкость" религиозной свободы в России. Притом речь идёт не об ущемлении прав религиозных меньшинств, о чём постоянно информируют общественность наши собственные СМИ, а о "проблемах с возвратом бывшей церковной собственности", "препятствиях в строительстве культовых зданий" и других вопросах, непосредственно связанных с деятельностью традиционных религий страны. Главный вывод комиссии: "перемены, носящие законодательный характер, ещё не совсем укоренились в жизни и сознании людей", и, прежде всего, государственных чиновников. Одной из причин возникающих трудностей называется политика государства. В связи с чем члены комиссии дипломатично говорят об "уникальном характере" взаимоотношений религий и государства, которые хотя и не являются однозначным откатом в советское прошлое, но всё же далеки от западных традиций.

Тем более, нельзя согласиться с заявлениями о почти состоявшейся в России реставрации дореволюционных порядков. Мы не имеем ни того, ни другого, и, о чём остается только сожалеть, не стремимся глубоко разобраться в собственном и мировом опыте. Очень часто выработка концепции церковно-государственного взаимодействия сопровождается повышенной эмоциональностью и даже оскорбительными выпадами, прежде всего, со стороны либеральных политиков и СМИ. Особенно часто они раздаются при закономерном стремлении Церкви участвовать в общественной жизни страны, выражаемом в обнародовании своей позиции по тому или иному социальному вопросу. Ряд политических деятелей совершенно в духе советского государственного атеизма отказывает Церкви в праве влиять на общественную жизнь страны, стремясь ограничить её вопросами личной и семейной этики. "Основы социальной концепции", принятые на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г., вызвали яростную критику ряда чиновников, в том числе и скандально известное интервью М. Мейера, представителя Администрации президента РФ Кестонской службе новостей.

В качестве иллюстрации можно привести и вызывающие заявления ряда российских политиков, сделанные по поводу введения "Основ православной культуры" в общеобразовательных учреждениях страны. И. Хакамада не остановилась даже перед оскорбившим миллионы православных верующих утверждением, что "введение обязательного изучения основ Православия в средней школе может привести к тому, что через десять лет мы получим поколение зомбированных, серых людей, способных выполнять команды, но не способных формировать новые идеи". Члены общероссийского общественного движения "За права человека" Л. Пономарев и Е. Ихлов в своих печатных и эфирных выступлениях многократно называли православную культуру "клерикальной и ксенофобной", "юдофобской", "скинхедовской", "черносотенной" и проч. Религиозные люди в их глазах - "сторонники средневековой ментальности". Не удивительно, что данные заявления вызвали не только гневную реакцию православных граждан России, но и множество обращений в прокуратуру с просьбой возбудить против этих противников христианского просвещения уголовное дело по 282 ст. Уголовного кодекса РФ.

Деятельность борцов с религией не ограничивается скандальными репликами, но притязает на некую систематичность. В выступлениях ряда высокопоставленных чиновников сквозит тоска по утраченному контролю над религиозной жизнью страны, раздаются призывы к реставрации Совета по делам религий, компетенция которого обсуждается министром по делам национальностей РФ В. Ю. Зориным, заместителем председателя комиссии по вопросам религиозных организаций при правительстве РФ А. Е. Себенцовым, упомянутым М. Мейером, и др. Со своими концепциями церковно-государственных отношений и даже проектами федерального закона "О комитете по делам религий и религиозных объединений при президенте РФ" выступили Российская академия государственной службы при президенте РФ, Уральский государственный университет и некоторые другие научные центры.

Очевидно, что многие области церковно-государственных отношений нуждаются в регулировании, но претензии разработчиков вышеуказанных текстов поражают воображение. Они свидетельствуют, насколько сильны ещё в сознании ряда чиновников и учёных общественников советские стереотипы. Так, екатеринбургские авторы усматривают в современной деятельности Русской Православной Церкви вмешательство в политику государственных структур (в частности, образовательных), разжигание религиозной вражды, нарушение прав и свобод граждан и даже попытку установить "теократический контроль за деятельностью государственных органов и частной жизнью граждан РФ". Для обуздания этой негативной "клерикальной" деятельности разработчики концепции предлагают учредить Комитет по делам религий, который должен проводить "комплексную правовую, культурно-историческую и теологическую экспертизу в целях контроля за деятельностью религиозных объединений". Комитет может представлять иски об отмене государственной регистрации религиозных объединений в соответствующие инстанции, подавать данные в прокуратуру, следить, не противоречат ли уставные документы религиозных организаций... "международным обязательствам России". При этом комитет "не обязан давать каких-либо разъяснений по существу находящихся на его рассмотрении материалов", имеет право осуществлять правоохранительные функции вплоть до "изъятия, наложения ареста на имущество, установления вооружённой охраны помещений, сооружений. Комитет обладает полномочиями контролировать систему образования ("определение соответствия учебных курсов и программ общеобразовательных, государственных и частых учебных заведений и дошкольных учреждений") и прессу ("определение информации, распространяемой через СМИ") на предмет нарушения прав граждан на свободу совести и вероисповедания. Авторы концепции не останавливаются в своих притязаниях даже перед стремлением следить за содержанием проповедей: "проверка публичных выступлений (проповедей) представителей религиозных объединений во время официальных религиозных мероприятий на предмет наличия нарушений действующего законодательства РФ". Руководитель комитета назначается на должность не иначе как именным Указом президента РФ. Сотрудники носят "форменную одежду установленного образца со знаками различия ранга", а также имеют разрешение пользоваться "в служебное время табельным, а во внеслужебное личным огнестрельным оружием".

Столь фантастические проекты, по сравнению с которым даже пресловутый Совет по делам религий представляется совершенно демократическим учреждением, рождаются в головах серьёзных учёных и поддерживаются высокопоставленными чиновниками, которые отказываются или не в состоянии понять содержание фундаментального конституционного принципа отделения Церкви от государства в его подлинном значении, а не в извращённой коммунистической интерпретации. В этой связи остаётся только процитировать слова Святейшего Патриарха Алексия II, что кому-то из чиновников и экспертов, которые жаждут "несоразмерной власти, денег и влияния" хочется посредством возрождённого Комитета по делам религий "монополизировать контакты государства с религиозными общинами, заполучить право вето на любые решения". Деятельность такого государственного учреждения, как свидетельствует советский опыт, будет, несомненно, сопровождаться "злоупотреблениями и нарушениями прав верующих" и постоянным стремлениям "вмешиваться во внутреннюю жизнь религиозных общин", как заявил недавно Святейший Патриарх Алексий II. Естественно, это в корне противоречит правовым принципам демократических стран, но близко сердцам ряда пост-советских деятелей, так как отдаёт "милой их сердцу стариной". Данные концепции основаны на полном игнорировании общемировых положений о свободе совести и вероисповедания и вполне по-большевистски воспринимают Церковь как организацию занимающуюся религиозным обслуживанием (если не одурманиванием) населения.

Та же самая ситуация сложилась и в области преподавания религиозно ориентированных дисциплин в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, будь то вузы или средние школы. Скандал вокруг преподавания "Основ православной культуры", развязанный рядом СМИ, общеизвестен. За два года до этого чуть менее напряжённо обсуждался вопрос о введении специальности "теология" в высших учебных заведениях страны. Противников не останавливало даже то, что большинство классических университетов Запада имеет теологические факультеты как свою неотъемлемую составляющую. Российская Академия Госслужбы (РАГС) настаивает, вообще, на отсутствии необходимости теологического образования в отечественных вузах. Оказывается, теология даже опасна, так как создаёт условия для "восприятия учащимися системы нравственных и культовых предписаний, норм и ценностей", которые исповедуют традиционные религии. Очевидно, что не забота о светскости образования, а прочно засевшие формулировки "Декрета об отделении Церкви от государства", обнародованного большевиками в 1918 г., толкают авторов на такие заявления. Здесь, а не в конституционных нормах современной России и западных стран черпают борцы с теологическим образованием своё вдохновение.

Содержание номера       Главная страница номера