Долго я не решалась начать этот разговор. Останавливало
смущение, что выношу сор из избы, забиваю мяч в собственные ворота.
Ведь святые отцы учат нас, что надо покрывать грехи ближних. А
свои безжалостно обличать. А, если в общем полотне, шитом некрасивыми,
греховными стежками, есть и меня обличающая ниточка - Господи,
благослови...
Притчу о блудном сыне знают все. Два сына было у одного человека.
Младший ушёл от него в дальнюю страну, жил там распутно, растратил
своё имущество, голодал, пас свиней. И - раскаялся. И - вернулся
к отцу. А отец не просто простил сына, он побежал ему навстречу,
обнял его, сказал слугам своим: "Принесите лучшую одежду и оденьте
его; дайте ему перстень на руку и обувь на ноги; и заколите откормленного
телёнка; станем есть и веселиться! Потому что этот сын мой был
мёртв и ожил; пропадал и нашёлся". И начали веселиться. Притча
проста, понятна. Даже новоначальный христианин, даже школьник,
даже ученик воскресной школы знает, что под отцом в притче разумеется
Бог, а под блудным сыном - кающийся грешник. Греховная жизнь в
"далёкой стране" удаляет нас от Отца Небесного, но если мы покаемся,
припадём к милосердным коленям Спасителя, Он не просто простит
нас, Он возрадуется нашему возвращению из блуда и непотребства.
Но сегодня мы поведём речь не о блудном сыне. О его брате. Старший
брат не расточал отцом нажитого добра, он остался в родительском
доме, работал в поте лица на полях, и вот однажды... Пение и ликование.
- Что такое? - вопрошает старший брат слугу. А слуга с радостью
объясняет:
- Брат твой нашёлся!
Радость! Радость? Радость... Блудному (!) сыну угощение, перстень
на руку, а мне... "Я столько лет служу тебе..." - потекли мутным
потоком упрёки сыновний, много упрёков, а радости никакой. Но
отец с любовью напоминает ему: "Сын мой! Ты всегда со мною, и
всё моё - твоё". Почему же не обрадовался старший сын вернувшемуся
в отчий дом брату? Потому что место в сердце, свободном для радости,
уже заняла расторопная зависть. Радости и зависти не ужиться вместе.
Ещё десять лет назад разговор о завистливом сердце старшего брата
актуальным было назвать нельзя. Все мы, ринувшиеся в храм Божий
после долгих блужданий в "стране далёкой", были блудными детьми.
Мы утомились пасти свиней на чужих полях и изголодались. Нам так
хотелось отцовской здоровой пищи и сердечного утешения. И мы наперегонки
помчались в дом Отца нашего Небесного. Вспоминаю то время как
особенно прекрасное. Стоялось в храме не утомительно, читалось
много, постилось легко. Мы делились друг с другом каждый своей
радостью и она мгновенно становилась общей.
- Я завтра с мужем венчаюсь!
- Слава Богу!
- У меня сын креститься решил !
- Слава Богу!
- Еду в паломничество в Иерусалим, пиши записочки, помолюсь там...
- Слава Богу!
Праздник заблудшей души, обретшей наконец кров отчий. Сладостно
замирало сердце, и благодарность за каждый прожитый день срывалась
с губ в вечерней молитве. И вот прошло десять лет. То ли подустали
мы от радости, то ли попривыкли в отчем доме, то ли подзабыли
наше блудное прошлое и освоились в "праведности" собственных устоев.
Оно и понятно. Мы строго соблюдаем посты и если вдруг не углядим
на шоколадной обёртке в мелком шрифте "сухое молоко" и откусим
кусочек, - бежим, выпучив от ужаса глаза, к духовнику:
- Согрешил, батюшка!
Мы все праздники в храме. Иногда занеможем, а всё равно идём,
- нельзя, есть устав церковный и нарушать его грех Мы регулярно
в Прощёное воскресенье смиренно гнём спину перед близкими:
- Прости меня , грешного... И сами великодушно принимаем чужой
поклон:
- Бог простит...
И лампада горит в нашем доме, и все иконочки освящены, и святая
вода с кусочками артоса наготове. Старшие братья мы в отчем доме,
привыкли, освоились, укрепились. Так что же не так?
- Я должна с тобой поговорить, такая новость! - давняя прихожанка
моего храма глядит на меня загадочно и тревожно. - Учительницу
Ольгу Викторовну помнишь?
- Ту, что окрестилась недавно? В шляпке...
- Вот именно! Окрестилась недавно, ходила в храм в шляпе, с накрашенными
губами! И знаешь где она теперь? - прихожанка оглядывается по
сторонам, дабы никто не подслушал тайну и шепчет, - в монастырь
ушла, инокиня...
- Неужели?! - новость действительно удивительная. Совсем недавно
эта учительница спрашивала у меня в храме, где проходит исповедь.
Вид у неё был нелеп и вызывающ. Шляпка с кокетливо загнутыми полями,
яркая краска на губах, глаза подкрашены. Я испугалась - в таком
виде на исповедь?! Но сделать замечание не решилась - вдруг осерчает
и уйдёт. А батюшка, помню хорошо, внимательно её слушал, исповедовал
долго, учительница плакала, размазывая по щекам черную краску.
- Неужели так быстро...
- Вот именно, быстро! Какая из неё монахиня получится, если она
ещё и не поняла толком, что такое церковная жизнь. С наше бы,
с наше походила... Все в святые торопятся, но ведь через ступеньку
к Богу не идут. Вот старец Амвросий Оптинский в одном из писем
духовной дочери писал... - и она стала наизусть цитировать старца
Амвросия, потом подкрепила его слова выдержками из Василия Великого.
Да, старцы говорили о том, что надо очень хорошо подумать, взвесить
все за и против, прежде чем уходить из мира, дабы не подставить
себя под горечь обратных дорог. Прихожанка распалялась всё больше
и больше.
- Они же мирской дух в монастыри приносят, эти скороспелые! Прямо
беда, душа вся изболелась...
Да почему беда? Каждый делает в жизни свой выбор и совсем необязательно
обсуждать этот выбор на церковном референдуме. Чтобы уйти в монастырь,
необходимо благословение духовника. Ольга Викторовна, конечно,
его получила. Так неужели духовник хуже знает сердечное устроение
своей духовной дочери, неужели не рассмотрел её накрашенных губ
и легкомысленной шляпки? Разве наша это забота - переживать о
несовершенствах других, когда свои несовершенства криком кричат,
хоть и прикрыли мы их повязанным по правилам платком, а глазам
нашим давно не ведом карандаш, а губам - помада. Один священник
сказал - чужие недостатки не помешают нам спастись. Но мы, воцерковленные
люди, придумали себе оправдательный термин: "из лучших побуждений".
Из лучших побуждений мы одёргиваем молодую женщину, замершую перед
храмовой иконой. На женщине нет платка и это, конечно, непорядок
Но, может, быть именно сейчас, в эту самую минуту она отправляется
из страны далече в отчий дом и просит благословения в нелёгкую
дорогу. И если отец принял жившего в распутстве и растратившего
наследство блудного сына, неужели он не примет эту блудную дочь
без платка? Пройдёт время, и она обязательно купит себе красивую
шаль с мягкими кистями, много лёгких косынок. А пока... Пока ей
нет до этого дела. Она просит, она плачет, она молится. И нам
бы, как и положено более опытным и воцерковленным, лучше отвести
от неё свой осуждающий взгляд и вспоминать почаще: мы сами-то
из блудных, и вообще мы и старшие только потому, что есть младшие.
Каста старших братьев. Хоть зажмуривайся, хоть отворачивайся,
а - видно. Она есть, она держится особняком, она нетерпима к блудным
младшим братьям, не до конца освоившим положенный этикет. Сейчас
выходит много духовной литературы, так много, что уже не то что
уследить трудно, а просто выбрать. Недавно позвонил представитель
касты старших братьев, человек известный в православных кругах,
спросил о книге молодого, неопытного автора.
- Читала. Понравилось. Правда, многовато повторов...
- А на странице двадцать пятой есть фраза - она просто возмутительна,
а на сто сорок пятой - вообще бред! Берутся писать книги все,
кому не лень. Вам, как православному журналисту нельзя оставаться
в стороне.
- Что я должна делать?
- Подготовить публикацию. Я материал дам, останется только обработать.
- Зачем публикацию? Какой в ней смысл? Надо бороться с доморощенными
писаками.
Слово "бороться" я очень не жалую. Оно исключает другое слово
- любить, без которого немыслима духовная жизнь, духовный рост,
духовное совершенство. А ещё я не жалую слово "смирять", - этим
словом последнее время пестрит лексикон старших братьев. Я его
смиряю, а он своё... Надо смирить его для его же пользы... Новоначального
смирить - первое дело... А ведь такого слова в русском языке вообще
нет. Есть слово - смиряться. И я позволю себе посчитать его синонимом
слова любить. Смириться перед тем, кто тебя обидел, не понял,
уязвил, оклеветал, обманул, предал. Это высшая математика духовной
жизни, освоить её - великое искусство. Новоначальным блудным детям
она вообще не по силам. Им бы научиться сначала азам Православия
- праздники, посты, исповедь, вечернее правило, утренние молитвы,
обедня, Всенощная... А великому искусству смиряться хорошо выучиться
у старших братьев. Они - тёртые калачи, они - компетентны, они
по долгу родства должны подставить плечо младшему. Вот и я дерзнула
отказаться от участия в борьбе, даже посоветовать осмелилась:
- Давайте лучше позвоним автору этой книги и подскажем ему, в
чём он не прав. Зачем же прикладывать его прилюдно? Не хочу слышать.
Но знаю - услышу. И вот слышу уже:
- Надо смирить его. Это ему полезно.
Вот они, строки Евангелия от Луки, глава 15, стих 28: Он осердился
и не хотел войти... Почему? Да потому что младший сын в доме,
счастливый, в лучшей одежде и с перстнем на руке. А на лотке в
церковной лавке его небольшая книжечка, её покупают, за неё благодарят.
Пришло время потесниться в отцовском доме, разделить родительское
внимание, и нанизать на собственный шампур на несколько кусков
шашлыка меньше. Быть старшим братом - великая ответственность.
Господь строго спросит с тех, на кого смотрят вопрошающие глаза
новоначальных. Я всё делаю так? Я правильно крещусь? Я читаю верные
молитвы? Я совершаю верные поступки? Помоги мне, я хочу быть сыном,
а не наёмником Отца. Я хочу одолеть духовную брань и прорваться
к свету Христовой благодати. Мне так плохо было вдали от отчего
порога, мне так горько было в свинячьем загоне, мне было голодно,
мне было одиноко. И вот я обрёл Отца! Увидел его отец его и сжалился;
и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Но какие страшные, какие
обличающие нас слова читаем мы в Евангелие от Луки дальше. Отец
обрадовался, а старший брат "не хотел войти в дом". Господь (!)
принял заблудшую душу, а мы (!) кочевряжемся, боясь утеснения
за отцовским столом.
- Не пойду я больше в церковь! - горько плачет подросток на плече
у бабушки, - они все там какие-то злые, шипят, косятся, ну что
я им такого сделал? -А не там встал. Не так оделся. Зачем серьгу
в ухо вдел, что, нельзя было без серьги-то? Вот и схлопотал, вот
и смирили тебя многочисленные братья, один старше другого. Грамотные,
духовно подкованные, без серьги, в рубашечке наглаженной. А Господь
не за серьгу с мальчика спросит, а со старших, что соблазнили
брата своего.
Есть такой старый анекдот. Пришёл человек в храм помолиться,
а сторож не пускает: закрыто. На другой день опять приходит, опять
сторож не пускает, опять закрыто. И на третий день не пускает.
Возроптал человек - да что же это такое? Не могу войти в Божий
храм!
- Какой это тебе ещё Божий храм? - возмутился сторож, - это наша
с батюшкой церква.
Вот и мы, как тот сторож, не можем взять в толк, что в храме
Божием хозяин Господь, и не след нам громоздить баррикады на пути
страждущих в него войти. Не лучше ли ковровую дорожку расстелить
желающим? Натопчут, конечно, изотрут жёсткими подошвами, но зато
как хорошо - по дорожке. И шаг лёгок, и душе привольно, и благодарность
готова сорваться с губ. Шагай, младший брат, у тебя впереди непростая
дорога, ты ещё и шишек набьёшь, и колени сотрёшь в кровь в земных
поклонах и наошибаешься, и наплачешься о греховной своей душе.
А пока шагай легко и счастливо. Здесь твой дом, здесь тебя любят,
здесь заждались тебя. Хочешь, я брошу все свои дела и сам принесу
тебе "откормленного теленка"? Будем есть и веселиться...
- Хочу, конечно же, - ответит младший и в знак благодарности
поделится с братом самым лучшим, самым аппетитным куском.