ЛЮБОВЬ СУПРУЖЕСКАЯ

Часть I    Часть II

Книга Кормчая

I

"Что лучше: жениться или не жениться?" - спросил некто мудреца. "Поступай как знаешь, - ответил тот, - все равно будешь каяться". Перед мудрецом стоял, вероятно, человек обыкновенный, т.е. испорченный, который недостаточно нравствен ни для безбрачия, ни для брака. Если бы тот же вопрос задал мудрецу человек безукоризненный, то, мне кажется, ответ был бы такой: "Поступай, как знаешь, в обоих случаях будешь счастлив". К сожалению, огромное большинство человеческого рода состоит из обыкновенных, то есть сильно поврежденных людей, и вот на склоне тысячелетий нашей истории, в конце цивилизаций, сменявших одна другую, все еще для великого множества людей стоит проклятое сомненье: что лучше - иметь семью или нет? Остановить поток жизни в своей личности или продолжить ее в своем роде? Этот горестный вопрос напоминает и другой, для многих не решенный: что лучше - жить или не жить? То be or not to be?

Мне кажется, что только душе глубоко встревоженной и несчастной, душе поколебавшейся в Твердыне мира, могут являться эти трагические сомнения. На вопрос о браке не только старые эгоисты и молодые развратники, многие великие умы давали уклончивый ответ. "Heirathen ist seine Rechte halbiren und seine Pflichte verdoppein", - говорил Шопенгауэр (Жениться - это значит уменьшить вдвое свои права и удвоить обязанности). "Кто завелся женою и детьми, - говорит Бэкон, - тот отдал в залог свое счастье, так как жена и дети представляют стеснение и преграду для великих предприятий". С другой стороны, припомните глубоко верное изречение сына Сирахова: "У кого нет жены, тот будет вздыхать, скитаясь" и полный мрачного отчаяния завет Екклезиаста: "Наслаждайся жизнью с женою, которую ты любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем... потому что это твоя доля в жизни..."

Нравственный опыт человечества в области брака высказался в великом слове: "Не хорошо человеку быть одному". Но плод не менее высокого сознания и другое слово: "Кто может вместить, да вместит". И мне кажется, что же тут терзаться сомнениями. Если вмещаешь в себе бесстрастную, божественную чистоту, если она дает удовлетворение искреннее - жениться не нужно. Но если вы под предлогом достижения чистоты "вздыхаете, скитаясь", если природа ваша требует плотского проникновения другою плотью и душа жаждет любви родительской и супружеской, что же тут колебаться? Не на радость ли мы сотворены?

II

Любовь супружеская, вопреки ходячему мнению, основана не на страсти, а на потребности, и не только телесной, но и духовной. Одна половина человечества служит предметом вечного и ненасытного внимания для другой. Существуют как бы два человеческих рода, два особых мира людей, тяготеющих и переплетающихся между собою, как основа и уток на ткацком станке, образуя общую живую ткань. Несливаемые и неразделимые начала, роли почти одинаковые, но и бесконечно разные, безусловно неспособные заменить одна другую и безусловно друг для друга необходимые... "Тайна сия велика есть", - говорит апостол. О, если бы мы в состоянии были отрешаться хоть временами от забытья обыденности, от того странного сна сознания, когда все кажется простым, все естественным и потому - ничтожным. Если бы мы в состоянии были входить в мир этот как дети, с их не загрязненным, ясным вниманием - этот мир показался бы нам не только очаровательным, но и очарованным, где все таинственно, все почти волшебно. И явление двух существ в одном типе, как бы раздвоение единого показалось бы одною из особенно дивных загадок, и восхищающих разум, и поражающих его до тревоги. Кто же человек? Кто единица жизни? Мужчина или женщина? И если ни тот, ни другая, то существует ли человек? Зачем это тягостное раздвоение? Не для того ли, чтобы разошедшиеся части вечно стремились слиться, восстановить некую нарушенную полноту бытия, и не жажду ли этой полноты отчасти выражает та могучая страсть, мучительная и блаженная, о которой я говорил выше?

Мы, образованные европейцы, вышедшие из культа Вечности, оторвавшиеся от духа народного, мы потеряли тайну религиозного отношения к человеку, оттого и наш взгляд на половой союз почти так же груб, как у дикарей. Для нас человек сам по себе, вне его рабочей функции в обществе, есть ничто, он - простое животное, и самих себя вне социальной роли нашей мы чувствуем как животных. Даже менее того: животные загадочны не менее человека, мы же не видим в себе ничего таинственного и святого, не знаем никакого сверхчувственного призвания за собой, никакой вечной задачи. Мужчина видит в женщине, как и она в нем, не воплощение духа, не ниспосланного свыше спутника и хранителя в этой жизни, а простой предмет для наслаждения, почти вещь. Эта мертвящая материальность отношений, непризнание в человеке иной, высокой природы, есть источник великой драмы супружества с ее изменами и безумствами.

III

Что такое брак? Чем он должен быть?

Современный брак вещь очень сложная и очень грустная. Оба пола начинают свою половую жизнь уродливо и рано, еще детьми. Вырастая в сладострастном культе, наблюдая кругом себя так называемую "любовь", как нечто секретное и соблазнительное, дети обыкновенно психически развращены даже раньше, чем есть для этого телесная возможность. Они еще ангелы по виду, от них веет нездешней святостью, но на душу их уже пала грязь - именно в самый глубокий самый таинственный родник жизни. Существа прелестные, бесполые как духи, все братья, все сестры, - дети с годами начинают засматриваться друг на друга как-то странно и нечисто... Грустный момент этой райской поэмы детства! Весь грех этого первого падения - на совести взрослых, заражающих своим смрадом эту голубиную невинность. Капля яду, упавшая на свежее воображение - и вот уже настоящий ужас, тот "тайный порок", в котором в самой завязи, на утренней заре жизни, вянет молодое сердце... Все это ведь войдет в историю супружества, всего этого не вычеркнешь из нее! За долгие годы подготовки к браку оба пола учатся раздражать один другого особыми манерами, танцами, салонной музыкой, салонною поэзией. При этом юноши, даже лучших семейств, поминутно меняют общество кузин и их подруг на запретные объятия горничных и модисток. В ином очень строгом и важном доме шумит целый цветник девочек-подростков; в светлых платьицах по вечерам они ждут своих братьев - не дождутся. Девочки еще чисты, и даже ум их едва тронут дыханием греха. Являются братья кузены... Никто не подозревает, откуда. Коко, изящно сгибаясь, целует матери руку - теми самыми губами, которыми полчаса назад целовал прелести какой-нибудь Niniche. Он целует сестер, оставляя на их щеках следы румян, снятых с других чьих-то щек. В его влажных глазах, в кривой улыбке, в сочном поцелуе девичье сердце подмечает что-то новое, смущающее, странное. От Коко пахнет душною атмосферой, чем-то терпким. Коко впрочем так мил, так блестящ! Он так изящно грассирует, когда поет, он так ловко танцует... Но девичье сердце или внимательный взгляд матери замечают, что и в романсах Коко и в жесте, с каким он обнимает талию дамы, и в самой речи его прорывается что-то наглое, обнаженное... Опытные дамы давно знают, в чем дело, и начинают ловить юношу в свои сети. "Он имеет успех у женщин". Юноша насыщает свое любопытство, переходит от одной пожилой психопатки к другой, но постоянная его "оседлость" не у них. Как ни стараются дамы отбить молодежь у кокоток, им удается это лишь в малой доле: увядшие тела их не могут соперничать с тренированными телами "падших созданий", и последние, сверх того, не душат лицемерием, игрою в холодную любовь. Хотя иная мать, как тетка в "Детстве и Отрочестве", ничего лучшего не желает для сына, как связи с дамою из общества, - связи, дающей будто бы последний лоск воспитанности молодого человека, - но сами сыновья, пока они юноши - иного мнения, и получают последний лоск в будуарах продажных женщин. Знакомят молодежь с этими женщинами часто взрослые родственники. Я знаю случай, где три очень почтенные матери платили в складчину жалованье одной вдове с целью спасти своих "мальчиков" от заразы притонов... Многие матери с наступлением возраста сыновей начинают выдавать им карманные деньги главным образом на этот предмет, который, по гибельному суеверию, считается "необходимым" для молодого человека, хотя дочерей оберегают от этой "необходимости" как от чумы. И посмотрите, какая разница между юношами и девицами, как развращены одни и как сравнительно чисты другие! Прислушайтесь, каков жаргон у многих юношей из золотой молодежи. В очень почтенной семье, с преданиями, с длинным рядом предков, глядящих со стены, среди изящных девиц и дам, вы часто услышите иногда такую двусмысленность, такое хлесткое словцо, что диву даетесь: откуда сие? Очень милые барышни лепечут, часто не понимая, рефрен из какой-нибудь позорной по смыслу шансонетки, кидают термин - из секретного лексикона кокоток и даже делают иной раз жест, которого смысл сжег бы им щеки от стыда, если бы кто-нибудь объяснил им его. Откуда сие? А от Коко, от Поля, от всех этих раззолоченных юношей, впивающих в себя как губка все, что встречают у Ivette и Ninon. To, что вдыхают они у этих созданий, выдыхают дома, и атмосфера устанавливается общая. Невидимые, необъяснимые влияния без слов действуют и на девушек совсем невинных, исподволь заражая их, вводя помимо сознания привычное и нехорошее отношение к тайне полового союза. Из этой тайны незаметно исчезает стыд и святость, элемент загадочности, почти чуда. Необыкновенное, невероятное становится достоверным и простым, что "со всеми бывает". Девушку начинает тянуть к этой загадке уже не волшебное ее значение, а механизм ее; ее не удивляет уже "это", но хочется испытать, как же "это" бывает. И раз она знает про какие-то похождения Коко - не вполне знает, но это-то особенно и заманчиво, - раз все мужчины, все без исключения позволяют себе "это"... Ведь мужчины, как пол господствующий, сильный, ученый, умный, - они бесспорный авторитет для женщины, - особенно для чистой девушки, еще не успевшей убедиться в мишуре мужского величия. И раз мужчины "так" делают, то...

IV

Падения девушек, конечно, реже, чем молодых людей, но они случаются несравненно чаще, чем обыкновенно думают. Только у девушек еще не принято, как у юношей, афишировать этот "инцидент", как некое молодечество, и он остается глубоким секретом. К тому возрасту, когда заключаются законные браки, - огромное большинство молодежи проходят через школу падений, отрицающих самый корень брака. Сорвавшие яблоко познания уже недостойны плодов древа жизни, у большинства уже исчезла психическая возможность счастливого брака, но обе стороны все-таки подыскивают себе "партию". Я уверен, что не будь с браком связаны юридические и главное - экономические выгоды, "законные" браки в теперешнем обществе заключались бы очень редко. Но брак есть "партия", имущественная афера, и тут шутить уже нельзя. "Сколько приданого?" - основной вопрос брака у "умных", как у глупых - "Хороша ли она?", т.е. обещает ли возбуждать "любовь". Один или оба эти мотива решают вопрос. Выгода и наслаждение - вот цели современного брака, но несчетное количество неудачных пар показывает, до какой степени обе эти цели ложны. Соединившиеся ради денег, титула, положения любят именно деньги, титул, положение и не любят человека, через которого все это получили. Как забывают о лопате, которою вырыли клад, муж забывает о жене, принесшей ему миллионы, жена о муже, давшем ей титул. Цель достигнута - средство более не нужно, и в браках "по расчету" поражает эта странная ненужность супругов друг для друга. Чаще всего оба заводятся привязанностями на стороне, влача цепи союза, который обоих тяготит.. Если же это люди нервные, злые, то они тягость своей взаимной ненужности вымещают друг на друге: семья обращается в тиранию, в ад, где сильный "вгоняет в гроб" более слабого. Дети - если они есть - истинные мученики в такой семье: они страдают, озлобляются, заражаются ненавистью и выходят из родного дома как из какого-то зверинца, где грызутся звери. Эти браки "по расчету" оказываются расчетом не разума, а безумия; итог здесь получается такой же, как в арифметической задаче, где заданные пуды вы заменили бы аршинами. Раз опущено основное условие брака - соответствие душ, любовь дружеская, брак неизбежно становится бессмысленным. И так как жизнь по природе своей есть воплощенный разум, то подчинение ее бессмыслице тягостно как смерть.

Столь же несчастны браки, основанные на половой "любви", на наслажденье. Ведь и здесь соответствие душ пренебрежено, пожертвовано жажде тела. Эта страсть, как и всякая, ненасытна. Как пьяница переходит от бутылки к бутылке, изменяя каждой, как скупец вожделеет лишь той горсти денег, которая не приобретена, так и любовник, отведав одной связи - непременно ищет другой, подобной же. Те, кто говорит о верности в чувственной любви, не понимают самой природы последней: она по существу своему есть измена. В половой любви ведь любят не человека, а то раздражение, какое он возбуждает, как и в вине, в золоте любят не их самих, а свое вызванное ими состояние. Предмет страсти есть всегда средство, и раз оно уже не нужно, он теряет всякий интерес. Половая любовь длится лишь до взаимного удовлетворения, и затем "любимый" человек превращается в то же, что пустой графин для пьяницы. Становится желанным лишь новый, непочатый графин... Типические любовники - Дон-Жуан, Манон Леско. Хотя браки, основанные на половой страсти, многочисленны, но они разрушались бы поминутно, если бы, кроме этой зыбкой почвы, не было в душе людей иного, твердого основания - любви духовной, дружбы. Когда она возникает между супругами, то соединяет их помимо - и даже вопреки - страсти. Только этой, внеполовой привязанности обязаны столь редкие "счастливые" браки своею прочностью.

Что такое супружество, основанное на расчете или страсти - мы все знаем, или горьким личным опытом, или на бесчисленных живых примерах. Литература такого супружества беспредельна, и как ни лжет большинство писателей, все же они не в состоянии скрыть печальнейшего расстройства брака в нашем обществе. Если вы, читатель, - человек пожилой - переберите своих сверстников, которых когда-то знали детьми. Припомните их романы, их семейную жизнь. Как, в большинстве случаев, эта жизнь неудачна! Сколько горя, тревоги, обмана, безумия она дала вашим друзьям, сколько нравственной грязи - даже той, которую при всех стараниях не удается скрыть от ближних...

V

Ясно, что обе основы современного брака - расчет и наслажденье - ложны. Ясно, что должен быть иной, более естественный, более чистый принцип супружества, который один обеспечивает его счастье. Мне кажется, принцип этот - не имущественный и не чувственный, а как и все великие законы жизни - нравственный. Не расчет, не половое наслажденье должны быть основой брака, а то самое, для чего вообще люди посланы в мир, - а они посланы для дружбы, для взаимного духовного удовлетворения, для помощи друг другу. Единственным средством брака должна служить искренняя симпатия душ, единственною целью - взаимное сотрудничество в деле жизни.

Супружество должно быть самою интимной формой человеческой взаимопомощи, ее молекулой. Из всех возможных человеческих союзов брак самый основной и может быть единственный - необходимый. В удивительной Книге, где передается легенда творения, только этот союз и указан. "Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему" (Бытие II, 18). Иные союзы - человеческие учреждения, это - Божье. Раз есть супружество, семья, - возможны все иные формы общества; последнее начинается нес человека, а с семьи, как вещество в химии начинается не с атома, а с молекулы. Не для наслаждений страсти, не для каких-либо материальных выгод создана жена, а исключительно для помощи своему мужу, помощи в великом повелении Божьем "возделывать и хранить" рай, в котором человек поселен (Быт.II, 15). Как ни понимайте это место, в нем раскрывается глубочайший смысл и разрешение загадки брака. Истинное супружество есть не что иное, как сотрудничество в выполнении всех целей, и животных и духовных, из которых слагается рай жизни. Что именно такова задача истинного брака - доказательство дает и животный мир, и нравственное сознание.

В живой природе нет строго выраженных индивидуальностей; тут все существа составляют как бы продолжение друг друга. Каждый из нас продолжает свой род, т.е. длинный, безначальный ряд предков, точно так же, как мы будем продолжены в бесконечном ряду потомков. Но, кроме того, каждое живое существо составляет не целое, а всего лишь половину чего-то целого; так ни самец, ни самка в отдельности не составляют одного животного, а образуют его вместе. Каждое существо не вполне закончено в своей личности и видит живое дополнение себя в особи другого пола. Этим природа так бы хотела навсегда разрушить сепаратизм индивидуального существования и связать особи органически, т.е. сделать их органами друг друга. В самом деле, что такое женщина, как не орган мужчины, разросшийся и отделившийся, живущий особо, но не имеющий никакого смысла, кроме специального служения мужскому организму? И что такое, наоборот, мужчина, как не подобный же специальный орган женщины? Все другие органы человека связаны не только физиологически, но и физически, тогда как производительные органы, подобно звеньям цепи, утратили физическую связь, но сохранили органическую. Звенья цепи входят друг в друга, и одно без другого не имеют смысла: они отдельны, но не могут быть отделены. Половое разъединение, может быть, есть только начало распадения индивидуальности, и я не вижу ничего невероятного в том, что где-нибудь, на иных планетах могут быть существа многополые, т.е. с расхождением не двух, а многих органов, где особи представляют не половины, как у нас, а трети, четверти, пятые части. Одна особь специализирует, например, в себе зрение, другая - слух, третья - обоняние и т.д., и лишь соединяясь вместе образуют целый организм. У нас все эти функции связаны одним скелетом, нервами, кожей, но мне кажется, это не безусловно необходимо. В мире надорганическом, социальном, мы уже имеем такие сложные организмы: человеческие или животные общества. В них отдельные органы не соединены физически, они остаются особями, но роль их безусловно служебная и часто никакою иной быть не может. Важнейшая из растительных функций в человеке - продолжение жизни - как бы слишком тяжела для одной особи, и природа разлагает ее на две, специализируя одно явление в двух процессах. Это все равно как в известный момент брожения вина необходимо перелить его в свежий сосуд, где оно доканчивается. Мужской организм приготовляет начало жизни, для развития же ее нужен другой, особый организм. Вторая половина одного и того же явления не может быть совмещена с первою: развитие подавило бы зарождение, как, например, в закрытом котле чрезмерное давление пара останавливает его развитие. В жизни низших животных существуют чудесные превращения половой функции: там есть виды, где, например, самец живет в качестве паразита на теле самки, лишенный всех органов, кроме полового; есть и такие, где самка убивает самца тотчас, как только роль его окончена; и такие, где самка проглатывает самца и он оплодотворяет ее внутри, и такие (у сепий), где самец после первого же соития умирает. Бабочка, выпархивающая на свет из кокона на несколько часов для того только, чтобы положить яйца и умереть (она не ест, у ней нет органов питания) - что она такое, как не летающий по воздуху орган размножения какого-то существа? У пчел и ос половая функция составляет повинность известного сословия, которое ничем иным и не занимается, кроме продолжения рода, тогда как остальное население ведет рабочую жизнь, совершенно свободное от половой обязанности.

VI

Супружество в животном мире есть, как видите ничто иное, как сотрудничество, то самое, какое существует между органами одного и того же тела. Общее тело, в данном случае, будет пара, входящая как орган в еще более великое тело - род. Род есть некоторое безначальное, неоформленное существо, не слитое вместе, существо отвлеченное и вместе реальное. Отвлеченное потому, что существуют в каждый момент лишь личности, представители рода, невидимые же его продолжения в прошлом и будущем только мыслимы. Род есть как бы бесконечное существо с рассеянными звеньями, вроде гигантской змеи, беспрерывно распадающейся и растущей. Во всем животном царстве, кроме человека, личность является простым органом этого бесконечного существа, органом продолжения его, и никакой иной роли, по-видимому, не имеет. Поглядите на бесконечную смену поколений в каждом роде, вдумайтесь в призрачность личного существования какого-нибудь насекомого или инфузории. Личная жизнь их по продолжительности до того мгновенна, что почти не существует: живет лишь род. Мы не в состоянии были бы даже уловить ничего индивидуального, если бы оно не заключалось в роде, подобно тому как в неорганическом мире мы не замечали бы фактов, если бы они не сливались в явления. В органической природе живые существа бывают, но непрерывно живут лишь породы их. В сущности мир населен не особями, а как бы бесплотными, огромными, бесконечными существами - породами. Во всем подчеловеческом мире личность бессмысленна вне рода; личность выполняет работу рода, а сама по себе ничто.

Человек, поскольку он животное, подчиняется этому закону сотрудничества. Он - как тело - есть тоже орган своей породы и выполняет ненужную ему, непостижимую для него роль. Он звено беспредельной, до него еще не разорванной цепи рода, и живет лишь для того, чтобы какая-то сила могла создать из него следующее звено. Иной бесконечной задачи наше тело не имеет. Но человеку дана власть оборвать эту цепь, закончить собою, как последним членом, великий процесс телесной жизни. В человеке, кроме таинственной для нас силы рода, возросло и созревает иное существо, которое мы ощущаем как разум. Для его питания нужно то же тело, которое необходимо и для продолжения рода. Возникает борьба двух начал, и если восторжествует разум, - тело отдается ему всецело, оно освобождается от бремени подвигать дальше телесную жизнь. Половое сотрудничество на этой высоте духа исчезает, оно не нужно. Супружество плотское для существ, вся жизнь которых в разуме, невозможно. Безусловное целомудрие, безбрачие не есть аскетический идеал: идеал - разум, а исчезновение половой жизни само является, как естественное следствие вполне духовной жизни, и есть простой показатель достижения этой высоты.

VII

Чем же должен быть человек, чтобы быть наилучшим сотрудником один другого?

Потребность деторождения, неодолимая для массы людей, требует, чтобы помогающее лицо было другого пола, и чтобы оно обладало физическими необходимыми для этой цели данными. Как я уже говорил ранее, для этой коренной помощи лиц разного пола - продолжения рода - не требуется плотской любви; половая страсть скорее опоганивает, нежели освящает этот акт: именно она влечет к излишествам и извращениям и, становясь из средства целью, - заслоняет высокую цель брака. Влюбленные всего менее думают о детях и, слишком занятые друг другом, даже забывают иногда о них - как Анна Каренина, увлеченная Вронским. Постоянно слышишь - такая-то пожилая дама бросила детей и убежала к любовнику. Такие-то влюбленные, породив дитя, отдали его на воспитание. Такой-то любовник отказался от плода своей любви. Такая-то любовница не хочет иметь детей и пр. и пр. Ясно, что половая страсть не только не обеспечивает судьбы рода, но расстраивает эту судьбу, иногда губит ее. Дети всего счастливее в той семье, где отец и мать любят друг друга чистою, дружескою любовью, но не влюблены один в другого. Половая влюбленность - по природе своей - исключает другие привязанности, тогда как дружеской любви всегда хватает на всех: достанет ее у матери и на мужа, и на детей. Если родители не влюблены - дети свободны от пошлых сцен ревности, отчаяния, дикого восторга, бешеного раздражения и прочих аксессуаров половой страсти. Дети созерцают с колыбели родителей спокойных, ровных, нежных, дружных, любящих без безумия, поддерживающих друг друга с неизменной верностью и преданностью. Созерцание таких отношений воспитывает ребенка, населяет его память примерами благородными, тогда как быть свидетелями жизни влюбленных родителей (или связанных только половым актом) - вещь не только тягостная, но и развращающая. Слишком раздраженные любовной страстью родители, вероятно, передают свою похотливость и детям (психозы передаются при зачатии), и сверх того заражают ею подрастающих детей. Таинственен процесс образования молодой души - и именно жизнь родителей служит образцом для бессознательного подражания. Если иметь в виду этот столь неизмеримо важный интерес детей, то лучшею помощницею для отца явится та мать, которая будет связана с ним любовью дружеской - по возможности бесстрастной и бескорыстной. Любовная страсть, может быть, потому и проходит после свадьбы, что она не нужна для рождения и воспитания детей; она атрофируется, как все излишнее.

VIII

Кроме физиологического сотрудничества, оба пола обречены служить друг другу и психически. Мужчина и женщина - два крайние предела, между которыми колеблется человеческий тип. Как маятник, уклонившийся в сторону, неудержимо влечется обратно, так человеческий тип в мужчине тяготеет к женственному его выражению, в женщине - к мужскому. Мужчине и женщине необходимы не только тела друг друга, но и особенные души их, и нравственное супружество есть соединение не только тел, но и душ. В нравственном браке является непостижимое взаимодействие, обмен каких-то важных влияний. Любящие мужчина и женщина видят друг в друге как бы воплощение мечты своей о человеке, как бы осуществившийся идеал своей породы. Любовь невинная, я думаю, оттого так и пленительна, что она есть видение волшебное; вы видите воочию как бы духа жизни, выступившего из тьмы, своего гения, обыкновенно невидимого. Не то чтобы этот самый человек был таким гением, но он напомнил вам его до иллюзии. В сумерках иной раз пятно на стене вдруг покажется человеческим лицом, ярким, почти живым, а подойдете ближе и вы увидите простое пятно - так точно и влюбленный видит в любимом не то, что он есть, а то, что создает его воображение по нескольким штрихам. Иллюзия и здесь рассеивается от приближения, но она тем дольше держится, чем более любимый человек действительно подходит к представшему образу. Вызывать эту иллюзию, напоминать собою нечто божественное, неизреченное, когда-то виденное в иных мирах - задача духовного сотрудничества обоих полов. Задача важная, столь же органическая, как и телесное общение. Для людей же высокого духа она единственно нужная. Посмотрите на супругов, живущих "душа в душу". Действительно, ведь их души переплелись своими свойствами, срослись вместе. Жена не спрашивает мужа и уже знает, что он думает, даже не видя его лица, по каким-то неуловимым признакам. Муж отлично чувствует, чем волнуется жена. Начинают говорить и постоянно сталкиваются на одной и той же мысли, на том же выражении. Одному что-нибудь захочется, и другой хочет. От долгого сожительства такие супруги делаются нравственно как бы близнецами, из которых один совершенно так же отвечает на все впечатления, как и другой. Устанавливается как бы общая душа - единство, до которого никогда не достигает животная, плотская "любовь". Как бы ни стремились люди к слиянию тел, все же выйдет только прикосновение их, а души соединяются действительно в нечто одно, почти неразделимое. Такое соединение душ удваивает личность человека, дает математическую устойчивость двух точек опоры, вместо одной, дает определенность как бы некоей линии в пространстве. В достижении этой определенности состоит цель супружеского взаиморазвития. И он, и она чувствуют себя человеком (а не мужчиной и женщиной) не ранее, чем насытились противоположными влияниями друг друга. Вы видите, что союз супружеский не совсем то же, что дружба. Возможно (и необходимо) единение людей и одного пола, но оно только усиливает личность, но не дополняет, и мужчина среди мужчин всегда остается только мужчиной, развивая лишь свое мужское начало, - как и женщина среди женщин, для образования же человека нужно взаимодействие разных начал. Даже помимо половой связи, супружество нужно, как некий симбиоз, ничем незаменимое органическое сожительство душ.

В психическом сожительстве особенно важна главная цель здешней жизни - нравственное развитие. Поэтому помощник требуется возможно большего душевного благородства. Супруги друг для друга - ближайшие представители человека и влияют один на другого своею личностью, внушением, иногда невидимым, неуследимым. Необходимо, чтобы это внушение было возвышающее. В помощники себе нужно выбирать человека, которому хотел бы нравственно подражать: мужчина всегда нуждается в подражании - несравненной нежности женской, кротости и доброте; женщина - в подражании мужественности и серьезности мужчины, более твердому сознанию его. Брак есть тогда лишь нравственный союз, когда каждый видит в своей человеческой половине нечто нравственно ему недостающее, нечто для себя идеальное. Только тогда, при совместной жизни, супруги, как бы прирастая корнями своего сердца друг к другу, питаются из них нужными для их роста влияниями. Один пересоздает другого по образу своему и подобию: необходимо, чтобы этот "образ" и "подобие" были достаточно высокого типа. Вот это нравственное сотрудничество - первая из основных целей брака.

Идеал отношений мужчины и женщины - любовь братская. Когда Христа спросили, чьей женой будет в Царствии Небесном та, которая здесь была по очереди женой нескольких братьев, Учитель отвечал, что в Царствии Божием не женятся, не выходят замуж, а живут как ангелы. Если Царствие Божие есть тот уклад жизни, к которому нравственные люди должны стремиться, то ясно, что здесь, на земле, сегодня, сейчас мы должны осуществлять указанную чистоту отношений, не откладывая в будущее, которого мы никогда не достигнем, если не будем достигать возможного совершенства теперь. Брат и сестра - пусть подсмеиваются над этим нечистые люди - самый ясный, невинный, прелестный союз, какой возможен между людьми разного пола. Из этого идеала нельзя уступить ни йоты. Хоть на мгновение допустить "немножко страсти" будет изменой Богу. Добровольно, сознательно понизить идеал - это именно та хула на Духа Святого, грех которой не простится. В идеале полное, безусловное целомудрие - и это до такой степени утверждено тысячелетиями нравственного развития людей, что странно оспаривать столь основную истину. Но жизнь, вы скажете, отступает от идеала; не всякий и не всегда может "вместить". Пусть так, но всякий обязан помнить, что это невмещение - грех, что оно - слабость, что истинное - выше действительного. И нравственное супружество должно быть взаимной помощью в достижении этой высоты, в возможном ограничении иных хотений, кроме божественных. Пусть, по слабости, будут супруги, но пусть они стремятся быть братом и сестрой, и это стремление вдвоем - одно из самых прекрасных усилий в нравственном подвиге жизни...

IX

Если брак есть органическое сотрудничество тел и душ, и сотрудничество душ по преимуществу, то ясно, что истинный брак нерасторжим. Органически слитое не может быть разделено - без гибели или тяжкого ущерба обеих половин. Величайший грех вступать в брак опрометчиво, для наслаждения тел или иных расчетов, без твердой уверенности, что возникает органическая, нерасторжимая" связь. Надо заключать телесный брак (если нельзя обойтись без него) не иначе, как убедившись, что само собою, без особых стараний, уже возникло нравственное супружество, что начался уже жизнетворный обмен влиянии, что души уже сблизились и срослись. Такой нравственный брак возникает сам собою, умышленно заключать его нельзя. Но раз он явился, - он навеки нерасторжим, и даже вопроса о разводе не могло бы возникнуть, если бы все браки были истинными. Какой развод возможен между правою и левою рукою, между одним вашим глазом и другим? Никому и в голову не пришла бы самая мысль об измене. Если же современные браки разрываются, как гнилая ветошь, то потому только, что они в большинстве случаев суть вовсе не браки. Если изменою насквозь проедено современное супружество, то потому только, что оно вовсе и не есть супружество. С упадком религиозного отношения человека к человеку, с тех пор, как позабыт священный смысл брака, - осталось чаще всего лишь слово, древний термин, покрывающий совсем иное содержание. Нынешний "брак", устраиваемый на либеральных (будто бы) началах, потому и расторжим, что в самую основу его кладется начало расторжения - половая страсть или расчет. Странно было бы дому не развалиться, когда вместо цемента берут простой песок. Половая любовь выветривается в ближайшие месяцы супружества, расчет дает трещины еще до свадьбы. Странно было бы подобному супружеству стоять крепко! Оно и падает, и раздавливает обоих "супругов" или увечит их, губя и ни в чем неповинных детей при этом. Ни физиологическому, ни еще более важному - психическому сотрудничеству невозможно установиться на этих двух началах, на половом наслаждении и расчете, - и органической связи не возникает вовсе. Расторжим ли современный брак? Смешной вопрос: все мы знаем, до какой степени он расторжим. Трудно найти интеллигентное семейство, где не было бы в нем самом или в родне той или иной формы развода. Доходит дело до того, что иные матери, готовя дочерей замуж, еще до свадьбы откладывают "две тысячи на развод". Особая статья приданого! Я как-то встретил очень молоденькую барышню, всего 16-ти лет, красавицу, уже собирающуюся выйти замуж. "Подумайте, - говорю ей, - серьезно! Ведь брак не шутка, ведь отступать уж поздно будет". "А развод?" - заметила барышня. До того просто, что мои увещания мне самому показались наивными... Формальный развод, впрочем, еще не так част у нас. Зато как заурядны супружеские измены, разъезды или сожития, напоминающие кошку с собакой! Если подсчитать кругом все эти виды разрыва, то расторжимость браков покажется правилом, а верность их - исключением.

Могучую поддержку той анархии, которая царит теперь в супружестве, оказали модные литературные теории, считаемые - по едкой иронии судьбы - "либеральными". В древнем культе, как известно, брак признавался нерасторжимым, супружеская измена считалась прелюбодеянием, грехом столь же тяжким, как воровство и убийство. Пусть, подобно воровству и убийству, во все времена случалась и супружеская измена, но в старину она была у нас большою редкостью, по крайней мере в отстоявшихся культурных слоях - народе, духовенстве, купечестве. Есть счастливые страны, где и теперь почти не бывает убийств и воровства, страны с ничтожною преступностью. Несомненно есть или возможны страны, где почти не бывает супружеской измены. Строгий религиозный патриархальный быт, чистота нравов, укоренившееся в обществе презрение к неверности - все это сдерживает оба пола в границах долга. И что же: люди живут и живут недурно, без супружеских трагедий, и выводят сильные, крепкие поколения. Но доказанная возможность - и даже преимущества - такого быта не помешали возникнуть постепенно теориям, где нерасторжимость брака признается злом, а измена не только допускается, но и рекомендуется. Вспомните нигилистическую беллетристику шестидесятых годов. Авторы не только мелкие, но и крупные - вроде Чернышевского - легко разрубали Гордиев узел: есть половая любовь, значит, есть брак; нет любви - нет и брака. Никакого "долга" нравственного, кроме того, чтобы "не мешать счастью", нет. Под "счастьем" разумелось обладание телом любимого человека.

Х

"Честность" в деле брака заключалась в том, что если ваша жена полюбила вашего приятеля, вы обязаны были уступить ему честь и место, нимало не прекословя, а чуть ли даже не с оттенком почтительности. У одних беллетристов муж целует в последний раз неверную жену и исчезает куда-нибудь, в Америку, что ли, у других муж доводит великодушие до того, что соединяет руки своей жены и любовника, у третьих муж с первого дня брака твердит жене, что она во всякую минуту свободна, и наконец, добившись ее измены, чуть ли не с торжеством выдает ей отдельный вид или развод и даже снабжает деньгами, если любовник жены - какой-нибудь интеллигентный пролетарий. На эту тему со всевозможными вариациями написано множество плохих романов и повестей, которые читались (а вероятно, и до сих пор кое-где читаются) с восхищением. Свобода брака! Свобода любви! Вот лозунг наиболее понятный из всех для распущенных дам и кавалеров. Положим, они и до нигилизма пользовались этою свободою, но прежде она считалась мерзостью, а тут вдруг ее возвели в достоинство, в добродетель! Немудрено, что десятки и сотни тысяч дам и мужчин - несколько поколений подряд - под благословением этой доктрины пускались во все тяжкие и меняли свои привязанности чуть ли не одновременно с бельем.

Материалисты до сих пор не кривят душой: они прямо утверждают, что никакой супружеской верности нет, что ее и не должно быть "в интересах породы". Подобно тому, как идеалисты ссылаются на Христа, материалисты на своего мессию - Дарвина. Как прежде указывали на мир святых, так теперь - на животный мир. "Среди животных не замечается института супружеской верности", собаки меняют своих жен, - следовательно... поведение собак, лягушек, насекомых считается решающим в этом вопросе. Некоторые добродушные ученые, которые хотели бы верить в Бога и в старый, поэтический брак, пробуют возражать: "Позвольте! И среди животных есть однодомные, единобрачные! Вид такой-то... Семейство такое-то... Стало быть..." Наивные идеалисты крайне рады, что вопрос о супружестве "среди животных" еще не ясен, и есть надежда, что закон брака для людей будет взят и не от собак. Надежда, однако, плохая. В "новом Евангелии", у Дарвина, ясно сказано, что кроме борьбы за существование совершенствует людей еще половой подбор, который состоит в том, что самые сильные самцы отбивают самок у слабых, а самки отдаются самым здоровым и красивым самцам. "Стало быть... - с грустью вздыхает ученый идеалист, - стало быть они правы... Моя Лида права, сбежав к своему Дмитрию, бросив меня, старика. Половой подбор... Собаки... Кошки..."

На эту тему разыгрываются тяжелые трагедии во многих интеллигентных семьях, и люди бессовестные или ограниченные буквально ссылаются на Дарвина. Нравственная оценка супружества сменяется физиологическою. С тех пор, как наше общество позабыло о мире существ совершенных, о мире праведников, авторитетом для нас стали животные. Для многих покажется гадким этот авторитет, но для большинства, для толпы он неотразим. Как "борьба за существование", так и "половой подбор" явились истинным откровением для чувственных и страстных натур с расшатанными нервами, с наследственною похотливостью. Они грешили, конечно, и до этой поры, но должны были признавать грех грехом, стесняться, прятаться от людей, угрызаться совестью, у кого она была. Теперь же - какой комфорт! Всякая низость, всякое распутство не только очищены, но возведены в долг, почти в подвиг. "Я вас больше не люблю, я полюбила Валерия. Он моложе, сильнее, красивее вас, - я хочу иметь от него детей". "А с этими-то детьми как же?" - возражает муж. "С этими - как вам угодно, - вы отец". "Но это низость", - говорит муж. "Фу, какой вы отсталый! - возражает жена, - неужели вы ничего не слыхали о половом подборе? Закон природы, друг мой - не могу же я нарушать закон природы? Есть ли что священнее законов природы?.."

"А закон Христа..."

"Фи, - опять вы с архаической моралью..."

Разговор кончается, конечно, тем, что передовая дама бежит к своему Валерию, требует у мужа развода ("И, если ты благороден, то конечно возьмешь вину на себя", - пишет она), и затем... года через три муж узнает, что жена уже в объятиях Аркадия, затем идут Вольдемар, Юрий... Сорвавшаяся с цепи супружества дама часто буквально бросается на прохожих кавалеров и совершает "половой подбор" с такою поспешностью, точно "великому закону" Дарвина грозит отмена. Не думайте, что эти дамы не искренни, что они в душе признают свое поведение гадким, но стараются обелить себя теорией. Конечно, есть и не искренние, - кто поумнее, которые в душе смотрят на закон Дарвина как на фиговый лист, не более. Но есть и искренние, нравственно ограниченные натуры, которые всерьез верят в половой подбор, в право и даже долг измены.

XI

Материалистический нигилизм, как низкий уровень души, есть явление вечное, он и теперь держится, только под другой кличкой. Нигилисты новейшей формации на словах не отрицают Бога и даже любят подтверждать свои софизмы текстами из Священного Писания. Они очень ловко приспособили свое учение о свободе любви к современным обстоятельствам. В то время как прежние, более честные нигилисты, прямо говорили, как умирающий Базаров Одинцовой: "пользуйтесь, пока время", - нынешние подыскивают этой разнузданности мистическое начало. "Что такое любовь? - восклицают они, - ведь это и есть голос Божий". Раз я разлюбил свою жену и полюбил другую, я имею не только право, но и обязанность бросить жену, хотя бы и с кучею прижитых детей. Полюбил - значит почувствовал голос Бога в себе, который ведет меня к другой женщине. Разлюблю эту, приглянется третья - опять же это будет голос Бога, и я нравственно буду обязан следовать ему. Грех противиться воле Божией - и я свяжусь с третьей. И так далее, и так далее. Это, видите ли, вовсе не моя воля, не мой выбор: сам Бог меня соединяет с новыми женщинами, и никто не смей вмешиваться в это дело: "что Бог сочетал, человек да не разлучает".

Этот остроумный софизм высказывают с величайшею серьезностью все современные ловеласы, а нервные дамы слушают эту теорию с восторгом, как некое новое откровение. - "Ах, так вот оно что! Это, оказывается, не грех, а совсем напротив! Это, вы говорите, даже нравственный долг?.. Ах, как это хорошо!" И нервные дамы спешат, конечно, провести эту чудную теорию в жизнь, - нельзя же противиться "воле Божией".

Я не стану, конечно, оспаривать эту теорию. Замечу лишь одно: хорошо еще, что она вдохновляет только дамских любезников и нервных женщин, но что будет, если эту теорию подслушают, например, воры и убийцы? Она для них ведь сущий клад. В самом деле, если желание "жены ближнего твоего", запрещенное десятою заповедью, счесть, наоборот, за голос Бога, то почему не счесть за тот же голос желание "дома", "осла", "вола" и вообще всего "елика суть" ближнего твоего"? И вор с тем же апломбом скажет: "Почувствовал желание иметь ваш кошелек. Считаю это не иначе, как за указание свыше. Не могу противиться воле Бога, подавайте ваш кошелек!" И убийца скажет: "Пожелал убить, значит должен убить: кто мне подсказал это желание, если не сам Господь?"

Вообще, если желание свое счесть за закон, то можно пойти далеко. И мудрецы этой превосходной теории и в самом деле идут далеко: теряют даже счет небесным веленьям - в кругу влюбленных дам. "Моя воля - воля Божья" - в этом и есть существо нигилизма, отрицающего все на свете, кроме собственного хотения. Вспомните Раскольникова, Кириллова из "Бесов", вспомните современных ницшеанцев и декадентов. Декаденты, сами не подозревая, повторили нигилистическую мораль: "Если хочешь - иди, согреши", - категорически разрешает г. Мережковский.

Конец части I    Часть II

Оглавление       Начало страницы