Ответы протоиерея Александра Шаргунова

Как научиться молиться, сколько надо молиться и как часто ходить в храм?

А. Зенков, г. Саров

"Как научиться молиться" - это всё равно, что спрашивать, как научиться "кровь проливать". А ведь именно такое определение молитвы даёт преподобный Силуан Афонский. Но сейчас хотелось бы поговорить о другом. Вы спрашиваете, как научиться молиться, - как если бы речь шла о решении какой-то задачи. В то время как подлинная молитва - та, которая исходит из глубины сердца христианина, принявшего смиренный дух усыновления.

Постоянный вопрос: каково должно быть у нас точное правило?

И святые отцы подтверждают это, говоря: "Умеренному правилу цены нет". Но при этом непременно добавляют: "Только не следует становиться рабом правила". Потому что можно набрать множество канонов, акафистов - ежедневно вычитывать их "читательной", как говорит святитель Феофан Затворник, молитвой, быть обвешенным ими с головы до ног, как Давид доспехами Саула. Мы знаем, что они оказались слишком тяжёлыми для него, но Господь даровал ему победу над Голиафом иным - самым простым оружием. Самое существенное в молитве - дух покаяния, сердце сокрушённое и смиренное, и рождающаяся из него - чистота и простота любви. Подлинная молитва произносится языком младенцев. Что бы они ни лепетали, их отец с радостью внимает им, потому что этот лепет исходит из сыновнего сердца. Таков Дух Святой, Который воздыхает в нас воздыханиями неизглаголанными во время молитвы.

Христианская молитва определяется не формулой, не местом, не чем-то ещё, но, прежде всего, - личной встречей чада со своим Отцом. Бог слышит нас. Не Он удалился от нас, мы удалились от Него. Если подлинным будет наше покаяние, Дух Святой коснётся нас, и от избытка сердца возглаголют наши уста. Молитва - первая потребность души и высшая её радость. Чтобы войти в молитву, надо освободить наши сердечные глубины от плена, в котором держит их мир, в то время как они должны быть отданы общению с Богом.

Таким образом, теряет смысл вопрос, сколько надо молиться и как часто ходить в храм. Не следует считать то время, которое затрачено на молитву. Лучше было бы для нас считать то, которое не отдано молитве. Нормально, когда считают часы труда, но человек, любящий свою семью, не считает часы, проведённые дома. Пока наша молитва не будет исходить из всего нашего существа, которое создано для Бога, и всё устремляется к встрече с Ним, слова молитвы будут только скользить по поверхности нашего сознания. Жизнь будет подобна колесу, ось которого проходит не по центру. Такое колесо будет кривым.

Мы созданы для этого молитвенного стояния, для этой любви, для этой встречи с Богом, для этой сокровенности, для этого покаяния в грехах, которые мешают нам быть с Богом. Не надо искать ничего другого - ни здесь на земле, ни на небе. Эта связь с Богом - наше блаженство, наш центр, наша радость, наша жизнь. И кто знает эту тайну, не торопится выйти из неё, но хочет остаться в ней.

Так случается с нами, что мы порой усиленно ищем молитву там, где не находим её. Быть может, мы ищем её искусственно, в то время как она естественно проистекает из сердца, которое любит. Быть может, мы представляем её слишком сложной, в то время как она проста. Быть может, она кажется нам слишком трудной, в то время как она легка. Быть может, мы исполняем её как обязанность, как закон, в то время как она, прежде всего, - жизнь и дыхание любви. Быть может, мы ищем Бога вдали, в то время как Он совсем рядом. Быть может, мы ищем Его в далёком небе, в то время как Он - в нашем сердце. Мы ищем Его в невозможном преодолении всего, что составляет нашу жизнь, в то время как преодолеть Его благодатью надо только грехи, и Он нас ждёт на всех путях нашей жизни. Мы ищем Его за пределами всего, в то время как Он - в центре всего. Мы ищем Его как неприступного Бога, а это - наш Отец.

Снова мы вступили в Великий Пост, который святые отцы уподобляют сорокалетнему странствованию богоизбранного народа в пустыне. И каждый из нас, вся Церковь, надеется на особые милости от Господа. В самом деле, разве мы не нуждаемся в этом? "Сотвори со мною знамение во благо и да видят ненавидящие мя и постыдятся", - слышим мы каждый день в наших храмах. Отчего же батюшки говорят, что христианин не должен искать чудес?

Г. Денисова, г. Пушкино

Наверное, для того чтобы мы не уподоблялись иудеям, которые, как мы знаем, без конца требовали от Господа "знамения с неба". В течение Великого поста мы постоянно обращаемся к Ветхому Завету. Память израильского народа хранила манну, переход через море Чермное, все события, через которые явно была видна милость Бога к Своему народу. Менее охотно, судя по всему, они вспоминали о неверности народа в течение сорокалетнего странствования по пустыне - идолопоклонство, требование всё новых чудес, грехи всякого рода. Однако в пророчествах и псалмах непрестанно звучит сетование Бога об Израиле, "роде неверном": "Сорок лет Я был раздражаем родом сим, и сказал: это народ, заблуждающийся сердцем; они не познали путей Моих" (Пс. 94, 10).

Разве можно сказать, что Он не давал до этого знамений иудеям? Разве не помнят они, какие Господь совершал чудеса: изгонял бесов, исцелял больных. А чудо умножения хлебов в пустынном месте - разве не напоминало им манну? Но довольно. Господь, "глубоко вздохнув, сказал: для чего род сей требует знамения?" (Мк. 8, 12). Столько знамений им было дано, и что за нелепость желать нового знамения? Он не даст им никакого знамения. Единственное знамение, которое Господь даст в будущем израильтянам, будет анти-знамение - Он даст убить Себя Своим врагам.

Господь предупреждает Своих учеников против закваски фарисейской и иродовой. Закваской в Ветхом Завете часто именуется первородный грех. Это порча человеческой природы, порочная закваска, не дающая человеку творить волю Божию. "Берегитесь злого влияния фарисеев и Ирода, - наставляет их Господь, - остерегайтесь следовать их путем". Они ждут такого мессию, который явит свою земную силу и власть. Требование знамения с небес было такого же порядка. Одна и та же закваска. Они не удовлетворялись знамениями, которые были даны им, и желали новых - по своему усмотрению. "Берегитесь этой закваски", - говорит Христос.

Вы помните это Евангелие, где Господь всё ясно объясняет, а ученики не понимают слов Господа. Они не могут ни о чём другом думать, кроме как о том, что забыли взять в дорогу хлебы, и могут остаться голодными. Господь напоминает, что дважды Он утолял голод огромных толп, так что ещё оставалась пища. Он говорит им: "О чём вы волнуетесь? Неужели вы не помните, что было до этого? Неужели жизнь не научила вас ни о чём не беспокоиться, если вы со Мной?"

Отчего у нас столько растерянности и тревоги среди нынешних наших испытаний? Не ожесточилось ли наше сердце, как это было у богоизбранного народа, и как это, оказывается, может быть и у христиан? Или Церковь порою больше заботится о своем выживании и внешнем благополучии, чем о доверии и верности Господу? Это может происходить только потому, что мы "не разумеем" и "не помним" то, что знаем. Или мы помним только о скорбях и поражениях, и потому с безнадёжностью смотрим в будущее? Но есть другая память. Мы шли, выбиваясь из сил, останавливались перед неразрешимым тупиком, и вдруг непонятным образом всё разрешалось. И мы продолжали идти. Мы были на краю бездны, и уже шагнули в неё, и, тем не менее, мы прошли через неё. Сколько раз враги Христовы назначали день похорон нашей Церкви, но вот, она сияет сонмом новых мучеников и исповедников, и мы живы. Бог может провести нас через всё, что может случиться с нами. Совсем недавно была нам чудесно явлена и скоро будет явлена с новой силой милость Господня!

Святые отцы говорят, что рассудительность - одна из главных добродетелей христианина. Действительно, необходимо уметь различать добро и зло, особенно в наше время, исполненное лицемерия и лжи. Но Христос говорит: "Не судите". И те, кто уничтожает сейчас наш народ, те, кто губит наших детей, их тела и души, для собственной наживы и удовольствия, те, кто выбрасывает как мусор наших стариков на помойки, - продолжать можно бесконечно - тоже, как бы издеваясь, приводят нам в пример эти слова Христа: "Не судите". И мне думается - да нужна ли в наше время небывалого разгула зла эта заповедь? Не лицемерие ли это - молчать и не осуждать то нечестие, что происходит вокруг нас? Или все-таки христиане не должны никого обличать, предоставляя все Божию суду. Как мы молимся в течение всего Великого Поста: "Господи, дай мне зрети моя согрешения и не осуждати брата моего"?

Виктор Шумеев, г. Волгоград

"Не судите, да не судимы будете, - говорит Господь, - ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить". Не судите. Мы должны судить себя, свои поступки, но не ближнего своего. Мы не должны сидеть на седалище судей, слово которых - закон для всех. Мы не должны свысока смотреть на кого-либо. Мы не должны судить поспешно. Мы не должны судить пристрастно. Мы не должны судить безлюбовно, немилосердно, тем более, мстительно, с пожеланием зла. Мы не знаем всех обстоятельств, особенностей личности и жизненного пути человека, о котором судим. Мы не должны судить сердечные намерения и помышления других, потому что есть один только Сердцеведец Господь. Мы не должны судить о вечной их участи, потому что этот суд нам не принадлежит. Кто ты, чтобы судить раба чужого? Своему Господу он стоит, и своему Господу падает. Основание для воспрещения такого суда - в том, что мы тоже будем судимы.

Если мы берём на себя судить других, мы должны ожидать, что и мы будем тем же судом судимы. И не только человеческим, но Божиим. Бог простит тех, кто прощает, и не будет судить тех, кто не судит. И милостивые помилованы будут. Непреложен небесный закон: "Какою мерою судите, такою и вам будут мерить". Может быть, уже в этом мире, - так что можно будет увидеть свой грех во внезапно постигшем нас наказании. Что станет с нами, если Бог будет столь же точен и беспощаден в суде над нами, как мы бываем порой над другими? Все приговоры, вынесенные нами другим, падут на наши головы.

Однако из того, что мы не должны судить других, вовсе не следует, что мы не должны обличать других. Это наш христианский долг, и, исполняя его, мы, как говорит апостол Иаков, можем спасти чью-то душу от смерти. Тем не менее, не каждому дано обличать. Те, кто виновен в тех же самых грехах, в которых они обвиняют других, или даже худших, будут посрамлены. И, конечно же, не будет никакой пользы от их обличений.

Иные готовы затеять ссору из-за мелочей, в то время как сами позволяют себе серьёзное отступничество от веры. Они зорко высматривают сучок в чужом глазу, а бревна в своём глазе не замечают. Степени грехов различны. Одни грехи могут быть как сучок, другие - как бревно. Одни - как комар, другие - как верблюд. Это не значит, что может быть грех, о котором позволительно сказать, что он слишком мал. Потому что всякий грех совершается против великого Бога. Наши собственные грехи должны восприниматься нами большими, чем те же самые грехи других, потому что они изнутри поражают нас. Гордость и отсутствие любви и сострадания к другим - самое большое бревно в нашем глазу, от которого происходит слепота лицемерия. "Лицемер! - говорит Христос. - Где же твоя ненависть ко греху, если собственный грех ты лелеешь?". "Как скажешь ты брату твоему - как ты скажешь ему не стыдясь: дай, я помогу тебе, в то время как сам погружаешься в бездну погибели?".

Что же нам делать, если мы призваны вместе со всею Церковью обличать мир о грехе, о правде и о суде? Неужели мы должны замолчать от сознания собственной греховности? Господь предлагает нам единственное спасительное решение. "Вынь прежде, - говорит Он, - бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего". Наши собственные грехи не могут быть оправданием нашего молчания перед лицом торжествующего беззакония. Это молчание явилось бы только усугублением нашей греховности. Но мы должны, прежде всего, перемениться сами, если на самом деле хотим помочь лежащему во зле миру. Проповедники истины и покаяния должны, в конце концов, по дару Христа, быть из чистого золота.

Дорогой отец Александр! В Вашей книге "Последнее оружие" я прочёл рассуждения о том, "что произошло с нашим народом после того, как из него был изгнан бес коммунизма. И о том, что происходит во всех религиях, стремящихся к очищению души". Вы подкрепляете свою мысль, ссылаясь на евангельскую притчу о выметенной и убранной горнице. На страшный рассказ о человеке, из которого был изгнан нечистый дух. "Изгнанный дух не находил себе покоя, и решил возвратиться к тому человеку. Он нашёл его душу выметенной и убранной, но пустой. Тогда он позвал семь духов, злейших себя, и они вместе вошли в человека. И было последнее состояние его горше первого".

"И в практическом плане, - пишете Вы, - лучший способ избежать зла - делать добро. Как говорится, в саду, сплошь засаженном цветами, почти не остаётся места для сорняков. Но там, где всё заняла сорная трава, надо прежде позаботиться о том, чтобы её не было". Значит, всё заключается в серьёзной перемене жизни? Тогда объясните, пожалуйста, что происходит со мной. Я уже несколько лет в Церкви, по милости Божией освободился от грубых грехов. Но иногда вдруг остро осознаю, что не стал нисколько лучше. Или вот, история с одним моим знакомым. Благодаря обращению к вере, он бросил пить, стал добропорядочным семьянином. И теперь все знакомые не надивятся на него. Только в храм он почему-то ходить перестал, не носит больше крестильный крестик и говорит, что вера в его перемене жизни совсем не при чём.

И. В. Андрианов, г. Керчь

Святые отцы предлагают также и такое прочтение этой евангельской притчи. Дом выметен, но не вымыт. Он должен быть вымыт, иначе в нём остается место диаволу. Подметание очистило его только от явной грязи, в то время как грех, глубоко проникший в сердце грешника, остался нетронутым. Дом выметен от мусора, видимого для людей, но на стенах его - проказа. Он убран по внешнему порядку, но не украшен чистотой благодати. Человек может считать себя праведником, но краска и лак, которыми он покрывает дом своей души, скоро слезут. Семь злейших духов войдут в него без труда, не встречая сопротивления. Лицемерие - прямая дорога к отступничеству. Если грех тайно укрывается в уголке сердца, в час испытания совесть молчит, и скрытый лицемер становится явным отступником. Последнее состояние его хуже первого. Отступники, как правило, хуже неверующих. Их грехи тяжелее, и в будущей жизни их ждёт самое суровое наказание.