11 июня 1961 года - 45 лет со дня кончины святителя и исповедника, архиепископа Симферопольского Луки
(Войно-Ясенецкого)
Полюбить страдание человеку трудно, даже невозможно без помощи Божией. Господь сотворил душу человеческую
по образу и подобию Своему для райской гармонии и радости, потому скорбные обстоятельства ранят нас, как
вражеская пуля. Залечить рану и претворить горе в радость может только Бог. В эту помощь Врача душ и телес
наших верили святые, и потому все удары судьбы (суда Божия) принимали с твёрдостью и мужеством. Этим они
и отличаются от нас, маловерных и малодушных.
Истинно ищущий спасения на своём опыте изведал, что именно страдание изменяет почву сердца человека,
делает его способным к восприятию благодати, и потому любит его.
Святитель Лука был исповедником веры Христовой в самое тяжкое для Русской Православной Церкви время.
Ещё юношей, прочитав в Новом Завете: "Жатвы много, а делателей мало" (Мф. 9, 37),
он почувствовал, что эти слова Господь говорит непосредственно ему. Такого сподобляются редкие избранники
Божии. Так преподобный Антоний Великий, услышав в храме слова Евангелия: "Если хочешь
быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи
и следуй за Мною" (Мф. 19, 21), почувствовал, что Господь именно ему повелевает сделать это. Пошёл,
и исполнил всё до конца. Потому он и Великий.
Юный Валентин (мирское имя святителя), услышав призыв Божий, содрогнулся и воскликнул: "О Господи!
Неужели у Тебя мало делателей?!". Он тогда и представить себе не мог, что станет именно таким делателем
на ниве Господней. Наделённый от Бога многими талантами, он стал сначала земским врачом, чтобы помогать
бедным людям. Однажды после сделанной им операции прозрел слепой с раннего детства нищий. И вслед за ним
нищие слепые со всей округи потянулись к молодому врачу, чая исцеления. Вскоре он стал блестящим хирургом,
защитил в Москве докторскую диссертацию. Начал писать книгу "Очерки гнойной хирургии", спасшую жизни множеству
раненых во время Великой Отечественной войны. "И тогда, к моему удивлению, - пишет он, - у меня появилась
крайне странная и неотвязная мысль: "Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа".
Быть священнослужителем, а тем более епископом, мне и во сне не снилось, но неведомые нам пути жизни нашей
вполне известны Всемогущему Богу уже когда мы во чреве матери. Как увидите дальше, уже через несколько
лет стала полной реальностью моя неотвязная мысль..."
Всё, происходящее по Промыслу Божию, случается как бы само собою, без всяких видимых усилий со стороны
человека. До революции Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий был просто хорошим хирургом, а после 1917-го
года пошёл по пути мученичества и исповедничества. Первый арест в Ташкенте. Смерть молодой жены. Он остался
один с четырьмя детьми. Две ночи без сна читал Псалтирь у гроба любимой, и здесь Господь снова говорил
с ним: "Неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях" (Пс. 112, 9). Эти
слова псалма были обращены к нему несомненно от Бога, потому что принесли в его душу упование и утешение.
Вскоре действительно нашлась та самоотверженная женщина, которая стала ему доброй сестрой, а его детям
- матерью на всю жизнь. Именно она вырастила их, потому что будущий святитель вскоре стал священником,
это в те времена означало стать вечно гонимым мучеником, и почти не видеть своих детей.
В 1923 году приехавший в Ташкент епископ Андрей тайно постриг Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого
в монашество. Дал ему имя апостола-евангелиста, врача и иконописца Луки. Во епископа Ташкентского его
хиротонисали весной того же года ссыльные архиереи: Даниил Болховский и Василий Суздальский. Эта хиротония
была тайной, но когда о ней сообщили Святейшему Патриарху Тихону, он утвердил её и признал законной. Стать
в те времена епископом означало самому подписать себе смертный приговор.
Бог от юности избрал святителя Луку, дал крест, под тяжестью которого изнемог бы обычный человек, и
повёл его на Голгофу. Уже через неделю его арестовали. Детей и Софью Сергеевну, заменившую им мать, выгнали
из квартиры. В тюрьме ГПУ его допрашивали, как это было принято, каждую ночь. А днём он дописывал свою
книгу "Очерки гнойной хирургии". На заглавном листе написал: "Епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий".
В это время вместо него на Ташкентскую кафедру поставили другого епископа, из "живоцерковников", т.е.
из тех, кто сам себя отлучил от Церкви Христовой, преданно служил не Богу, а новой сатанинской власти.
В свою первую ссылку владыка отправился зимой 1923 года. В "столыпинском" арестантском вагоне до Красноярска,
потом - на лошадях в Енисейск. Был он в то время ещё совсем не стар, - 46 лет, - но уже очень болен. Тюрьмы
и допросы сделали своё дело. В Енисейске епископ Лука служил в местной церкви, лечил больных. Трёх слепых
мальчиков сделал зрячими. Но и здесь его не оставили в покое. Перед Благовещением отправили в деревню
Хая на реке Чуна, притоке Ангары. Через два месяца снова вернули в Енисейск и посадили в тюрьму, затем
отправили вниз по Енисею.
Памятник Свт. архиепископу Луке
в г. Красноярске |
Кажется, будто сам сатана сидел тогда неким злобным вирусом где-то наверху в "органах" власти покорённой
им России и придумывал, как бы сильнее досадить тем, кто посмел в те времена сопротивляться его воле.
Вокруг разруха, голод, но "органам" не дали сил и средств на то, чтобы издеваться над лучшими людьми страны,
перебрасывать их, словно шахматные фигурки, с места на место, через снежные пустыни и бурные реки, содержать
огромную армию мучителей и палачей.
Из енисейской тюрьмы владыку отправили в Туруханск, где, когда он сошёл на берег Енисея, встречавшая
его толпа народа опустилась на колени, прося благословения. В ГПУ епископу сказали, что ему строго запрещается
благословлять. А он ответил, что отказать в благословении по долгу архиерея не может. И вскоре его отправили
по Енисею ещё дальше, на север, к полярному кругу, бросили в посёлке Плахино, состоявшем из трёх изб.
Он жил в комнате, где вместо стекла в окнах был лёд и из всех щелей дул ледяной ветер. А через три месяца
владыку снова вернули в Туруханск, потому что местные крестьяне устроили погром ГПУ, так как после отъезда
епископа Луки некому было их лечить.
Даже люди могучего духа иногда, по попущению Божию, впадают в уныние, чувствуют богооставленность.
Сам Господь в Гефсиманском саду страдал "до кровавого пота", говорил: "Душа моя скорбит
смертельно..." (Мф. 26, 38). И именно Он сказал нам: "Блаженны изгнанные правды ради, ибо их есть Царство
Небесное" (Мф. 5, 10). После восьми месяцев в ссылке впал в уныние измученный
епископ Лука. В алтаре владыка молился перед иконой Спасителя об избавлении, но, как вспоминает он сам,
в этой молитве был и ропот на Господа. И тут вдруг епископ увидел, что Христос резко отвернул Свой Пречистый
Лик от него. Тогда он понял своё неразумие и дерзость. Понял, что должен полюбить посылаемое ему от Бога
страдание.
Облегчение пришло, когда епископ Лука до конца смирился, превзошёл главную науку в своей жизни: он
научился терпению, высшей мудрости, посылаемой от Бога. "Милосердный Отец наш, - пишет
святой Антоний Великий, - когда возблаговолит извести из искушения истинных сынов своих, не отнимает самого
искушения, но подаёт терпение, и они принимают рукою терпения благодать Святого Духа к утверждению душ
своих".
Срок ссылки владыки закончился, но последний пароход отплыл из Туруханска в Красноярск без него. Епископ
Лука был спокоен. Господь во время молитвы, как это уже бывало не раз в его жизни, сказал ему: "Вразумлю
тебя и наставлю тебя на путь, которым пойдёшь." Через три месяца он отправился в Красноярск по
замёрзшему Енисею в крытом возке, специально сооружённом для него крестьянами, благословляя по пути жителей
прибрежных сёл и деревень, где архиерея отродясь не видели. Везде его встречали колокольным звоном, он
служил молебны и проповедовал. Это был воистину славный архиерейский путь.
Впереди святителя ожидало ещё множество мытарств: ссылки, тюрьмы, допросы. Но он уже научился стоять
мужественно, и Господь наделил его благодатью Святого Духа, которой удостаиваются исповедники и мученики.
А когда Утешитель Дух истины с тобой, - то ничего не страшно. В 1937 году ему предъявили обвинение в шпионаже,
две недели допрашивали, не давая спать, пытались заставить его подписать признание в этой лжи. Почти все,
подвергшиеся подобным мукам, не выдерживали и подписывали признание. Владыка выдержал и не подписал. И
снова отправился в ссылку в Сибирь.
Нравственное освобождение пришло к святителю, как и ко всему русскому народу, в начале Великой Отечественной
войны. Это только на первый взгляд звучит парадоксально. На самом деле это очевидно. И "власти", и "органы"
поняли, что армия наёмных истязателей и палачей страну защитить не может. Спасти Россию от порабощения
могут только те самые умные, самоотверженные, трудолюбивые, которых все эти годы советская власть всеми
силами старалась извести, уничтожить, сломить. Но, по милости Божией, не всех извели, не всех сломили.
И вот они понадобились.
За епископом Лукой, гениальным хирургом, прилетели на самолёте в посёлок Большая Мурта и доставили
его в Красноярский госпиталь. Здесь он спас жизнь многим раненым, а в церковь ему приходилось ходить далеко
за город, так как в Красноярске к тому времени ни одного храма не осталось.
В 1943 году владыка возвратился из ссылки и стал архиепископом Тамбовским. В Тамбове он служил, проповедовал,
оперировал раненых в госпиталях. А в мае 1946 года был поставлен архиепископом Симферопольским и Крымским,
где и закончил дни своей земной жизни. За пять лет до смерти он, возвративший зрение стольким людям, совершенно
ослеп. Но принял это с благодушным смирением, продолжал служить и проповедовать. В начале хрущёвских гонений
на Церковь он успокаивал своих духовных чад, словами Христа из Евангелия от Луки: "Не
бойся, малое стадо, ибо Отец ваш благоволил дать вам царство" (Лк. 12, 32). "Что нам смущаться? Что тревожиться?..
Стадо Христово неуязвимо!" - Это он говорил открыто в храме, в то время как тогдашний глава государства
заявил о необходимости окончательно покончить с Церковью.
Похороны владыки стали величественным исповедничеством всей Православной Руси перед лицом безбожной
власти, которая запретила нести его гроб по центральной улице Симферополя. Но людской поток смял все заграждения,
и огромная процессия три с половиной часа шла через весь город и пела: "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый
Бессмертный помилуй нас". И никто не мог заставить их замолчать. "Мы хороним своего архиепископа", - говорили
они. В память вечную будет праведник.