(Окончание. Начало в №3)
Совершенно дико звучит после страшных терактов в Нью-Йорке и
Москве фраза Полосина: "Заповеди Аллаха формируют образ свободной
и сильной личности - героя, изменяющего мир и смело изгоняющего
зло, а не смиряющегося с ним".
Полосин ищет демократическое оправдание тоталитаризму ислама,
соединяя то и другое в уродливую химеру: "Любое покушение на социальные
устои мусульманской жизни означает покушение на религиозные убеждения
и чувства верующих и способно вызвать самый радикальный протест.
Во всём остальном мусульмане - законопослушные граждане, предпочитающие
улаживать договорным путём все вопросы". "Идеал мусульманина -
это герой, предавший себя Творцу и самостоятельно переустраивающий
мир по заповедям Всевышнего. Для ислама абсолютно неприемлемы
принципы всепрощения, непротивления злу (типа: "если тебя ударили
по левой щеке, подставь правую"), социальная пассивность и смирение
с несправедливостью. Борьба за справедливость и соответствующее
социально-политическое переустройство мира лежит в основе нравственности
последователей монотеизма".
Последний пропагандистский фортель состряпан в пику христианству.
При том, что Полосин прекрасно знает: Православная Церковь отлучила
Толстого в том числе и за его теорию непротивления злу, а крупнейший
православный публицист Иван Александрович Ильин посвятил этой
проблеме специальный труд "О противлении злу силою". Полосин скрывает
своё знание, чем обнажает интеллектуальную непорядочность -ведёт
не дискуссию, а именно пропаганду, рассчитанную на неподготовленного
потребителя.
А в словах о "переустройстве мира" звучит напряжённая политизация
Полосина, отождествление им веры и политики, призыв сломать социально-политический
порядок, если в нём усматривается несправедливость. Здесь полное
совпадение с большевистским призывом "разрушить мир насилия".
Полосин и его компаньоны по секте "Прямой путь" не в состоянии
понять, что несправедливость была и будет всегда, а свобода связана
не с социальной справедливостью (которой добиться невозможно,
хотя и должно к ней стремиться), а с духовным состоянием человека.
Полосин политизирует ислам, сближая его с идеологией Французской
революции: "В Коране впервые на земле утверждены свобода, равенство
и братство". Эти понятия, как утверждает Полосин, "были переняты
европейцами через ислам и помогли им отказаться от инквизиции
и осознать необходимость поиска своего пути к народовластию".
Вот, оказывается, откуда пришёл погром традиционных европейских
культур, вот откуда разгул либерализма, конвента и трибуналов!
Но не поверим Полосину - это было бы уж слишком тяжким обвинением
в адрес ислама.
Секта, которую представляет Полосин, претендует на создание новой
идеологической доктрины, в которой соединяется либеральный модернизм
и ислам. Причём и то, и другое - всего лишь технологии обработки
мозгов: "...только та религия окажется в состоянии влиять на массовое
сознание, которая... сможет дать рациональное и понятное объяснение
своим главным постулатам"; "монотеизм в сотрудничестве со светским
рациональным мировоззрением может стать фундаментом новой идеологии,
возвышающейся над народными обычаями". Модернизированный ислам,
таким образом, должен просто продолжить дело руссоистов и вольтерьянцев
- критиковать и высмеивать традиционное общество.
К вольтерьянству Полосин подтягивает и басурманство: мол, стоит
русским заключить договор со Всевышним (то есть "общественный
договор" Руссо в виде обращения в ислам), как "русский народ узрит
своё родство с великим татарским народом, сумевшим героически
сохранить единобожие в условиях притеснений на протяжении нескольких
веков". Здесь явная ложь. Никто мусульман на территории России
никогда не притеснял, но многие из татар добровольно становились
православными. Это факт.
Далее Полосин декларирует сепаратизм: "Там, где собрались двое
или трое мусульман, уже есть суверенная община, т.е. малое государство
со своей иерархией, правилами общения, отношением к труду и распределению
благ. Там, где собрались две или три мусульманские семьи, уже
возникало полновесное государство со своими правилами регулирования
семейных и национальных отношений, разрешения вопросов воспитания
и образования детей".
А дальше - один шаг до государственного переворота: "В условиях
хаоса и развала государственности нашей страны, утраты ориентиров
её развития, проживающие в России мусульмане остаются потенциальными
носителями также политического и экономического суверенитета,
который при свободном согласии других граждан нашего государства
в любой момент может стать фундаментом общероссийского политического
суверенитета". Слова о согласии -не очень надёжное прикрытие.
В сравнении с этими русофобскими домыслами совсем мелкими выглядят
мысли Полосина о недопустимости "поддержки человеконенавистнического
режима в Сербии", о возведении соборной мечети в Кремле. В исламизаторской
коллекции "мудрых мыслей" есть и такие "мелочи" как прославление
разного рода сект, преклонение перед "прогрессивным государством"
США, выдумки о том, что национальный доход Российской Империи
на 40% формировался за счёт торговли алкоголем и т.д.
В целом же анализ полосинских нападок на христианство показывает,
что он сознательно лжёт. Ответы на свои обличения он прекрасно
знает, имея соответствующее образование. А городит чепуху в угоду
высокопоставленным "исламским братьям", имеющим далеко идущие
планы по поводу России.
Книга Л.А. Андреевой "Религия и власть в России" интегрирует
философские и пропагандистские сочинения Али Полосина, повторяя
его нелепые домыслы и иллюстрируя их другими домыслами и извращенческими
анекдотами на темы истории России.
Андреева пытается доказать исконную неприемлемость христианства
для славян: "Суть социального и политического опыта, нашедшего
отражение в славянской мифологии, в корне отличается от соответствующего
опыта, сформировавшего христианскую мифологию". Христианство выставляется
в сравнении со славянским язычеством как мракобесие: "Вольнолюбие,
презрение к рабству, народоправство, радостное земное жизнестроительство,
реализм - такова суть мировоззрения и миропонимания восточных
славян". Но главное - отсутствие веры в божественное происхождение
княжеской власти. Можно с уверенностью сказать, что последний
вывод противоречит всей истории человечества, самой сути власти,
которая от века всегда была связана с таинством и присутствием
потусторонних сил.
Прославляя пантеизм, Андреева идеализирует расколотость этноса
на племенные группы, безгосударственность. Как следствие - отрицание
истины за религией, явившейся в истории консолидирующей силой,
а также представление христианства в качестве источника деспотии.
Невежество автора простирается и в богословскую сферу, где христианам
преподносится рецепт, кого нужно канонизировать, а кого нет.
Возбудить противохристианские эмоции в писании Андреевой призвано
и противопоставление русов-варваров и греческих святых, ратников
Олега и защитников Константинополя, святого Димитрия Донского
и святого митрополита Киприана и т.п. Темный племенной этницизм
должен в этом противопоставлении обращаться против святых - ведь
в рамках такого мировоззрения русы не могут осуждаться христианами,
не могут совершать ничего безнравственного. И вообще - христианство,
мол, следует считать вполне азиатским явлением, иначе говоря,
дикостью, а многие его элементы - прямо заимствованными из дикого
деспотического Египта. Автор только "забывает" упомянуть, что
просвещённые греки ездили в Египет и Азию за мудростью, а Европа
периода упадка Рима и позднее может вполне считаться глухой периферией
"цивилизованного мира" того времени. К тому же русский князь Святослав,
которого Андреева представляет европейцем, по свидетельству более
осведомленных историков, имел куда больше азиатских черт, чем
европейских - европейский "лоск" тогда означал самую отъявленную
дикость.
Чудовищным бредом выглядит такая историческая сумятица: "Христианство
с такими атрибутами, как культ святых и мучеников, содержавшими
в себе набор поощряемых властью нравственно-поведенческих установок,
для населения стало выступать в роли грандиозной системы пропаганды
и политического имиджемейкерства".
Такого рода абсурд, обильно сдобренный анекдотами минувших дней,
может пошатнуть некрепкий ум отечественного образованца, на рассудочные
способности которого рассчитывают пропагандисты "Прямого пути",
идеи которых прямо копируются Андреевой. Например, здесь присутствует
знакомое по иным произведениям исламизаторов прославление ересей,
сект и даже масонства - этакого всенародного (или же светски-элитарного)
обсуждения вопросов веры в духе современной либеральной практики
забалтывания любой проблемы. Но главное - ненависть к русскому
государству и его православным традициям, выраженная, прежде всего,
в нападках на самодержавную власть ("православие переродилось
в цареславие", констатирует Андреева). А взамен "цареславию" предлагается
ещё большая мерзость.
Вполне в духе "Прямого пути" Андреева даёт почти буквальное повторение
большевистской агитки против Церкви: "На пути реформ встала консолидированная
дворянско-бюрократическая сила, жившая за счёт всего остального
населения страны, прикрывавшая свой паразитизм догматами государственного
Православия".
Ненависть к России доходит у Андреевой до прямого оправдания
цареубийц, которые "были избраны народом" (имеется в виду Уралсовет).
А уж о Николае II и его правлении каких только небылиц не нагородила
горе-историк. Обсуждать их не хватит никакой бумаги. Только конспективно:
к войне не подготовили оружия (как тогда потом четыре года этим
оружием воевала вся страна в гражданскую?); распустив Думу, царь
совершил государственный переворот (такой пассаж мог состряпать
только патологический либерал, лишённый каких бы то ни было исторических
знаний); царь виноват в войне с Японией (Андреева не знает о прямой
агрессии японцев против российского флота и против Китая - тогдашнего
союзника России); царь виноват в развязывании Первой мировой войны
(это подлый и безосновательный поклёп на Государя и Россию!);
арест большевистской фракции Думы был прямым нарушением закона
(с точки зрения либерального невежи, предосудительно брать за
ворот преступника даже в период военного времени). Нам эти пассажи
стоит заметить лишь для того, чтобы предупредить очередной пропагандистский
ход "Прямого пути".
Порохову, Полосина и всю их секту возбуждает пример философа
Генона и путешественника Кусто, принявших ислам.
Что касается Кусто, то его приверженность исламу выглядит достаточно
сомнительно. В действительности исследователь на закате жизни
не знал куда деваться от тоски по умершему сыну. А рациональной
подоплёкой, которую всегда ищут западники, считается потрясение,
которое исследователь испытал, обнаружив факт несмешения вод Атлантического
океана и Средиземного моря, разных по плотности и солёности. Отражение
в Коране этого вполне заурядного обстоятельства, как говорят,
сильно подействовало на Кусто. Вероятнее же всего затмение рассудка
у прославленного исследователя океанских глубин произошло просто
по возрастным причинам и по трагическим стечениям личных обстоятельств.
Рене Генон пришёл к исламу через теософию и спиритизм. Будучи
в Каире, он попал под влияние суфийской секты французов, перешедших
в ислам. В 1912 году Генон принял ислам очень своеобразно - не
отрекаясь от христианства и полагая, что меняет только обрядовую
сторону. Кроме того, свой выбор Генон никому не рекомендовал,
считая его чисто личным.
Между тем, это путь в никуда и вера в ничто. По этому пути исламизаторы
хотят тащить Россию. А мы им мешаем. Оттого газетка "Всё об исламе"
брызжет слюной в наш адрес.