Владимир Григорьевич Бондаренко

    Станислав Куняев всегда идет и в жизни и в литературе своим путем. Иногда это утоптанный, хоженый-перехоженный большак, и он идет со всеми, в колонне, то возглавляя ее, то отставая, и осознанно замыкая ряды. Иногда это извилистая тропинка в глуши леса, едва заметная, но чутко улавливаемая знатоками леса и опытными первопроходцами. Иногда это и на самом деле нехоженая целина, бурелом, в который и углубляться опасно одинокому человеку, даже если он бывалый боец и умеет отвечать ударом на удар. И сворачивает с большака в лесные дебри, с асфальта шоссе на едва заметную тропку Станислав Куняев всегда сам, повинуясь лишь внутреннему чувству поэта.

    Пишу не чью-нибудь судьбу,
    Свою от точки и до точки,
    Пускай я буду в каждой строчке
    Подвластен вашему суду...
    У него и в жизни, и в поэзии все выстрадано, все пережито. Все пройдено. Недаром "путь" - одно из корневых слов его поэзии. Путь - это тайга и горы, Тянь-Шань и Тайшет, реки Мегра и Северная Двина, это его родная Калуга и Саров, Охотское море и Балтика... Путь - это версты лет и вехи исторических событий. Это полет Гагарина в космос и баррикады 1993 года. Это тихая лирика и ораторская интонация, молитвенное погружение в крещенскую воду русской истории и бунтарский призыв к вечному сопротивлению. И всегда - среди людей, среди их печалей и трагедий...
    Как много печального люда
    В суровой отчизне моей!
    Откуда он взялся, откуда,
    С каких деревень и полей?
    Вглядишься в усталые лица,
    В одно и другое лицо.
    И вспомнишь - войны колесница!
    И ахнешь - времен колесо!
    Но и среди дорогих ему людей он несет свой Крест, свою истину и даже порой свое несогласие с ними, интуитивно находя требуемый ему путь.
    Но как свести концы с концами,
    Как примирить детей с отцами -
    Увы, я объяснить не мог...
    Я только сочинитель строк,
    В которых хорошо иль плохо,
    Но отразилась как-нибудь
    Судьба, отечество, эпоха,
    Какой ни есть, а все же путь...
    К своему семидесятилетию Станислав Куняев пришел почти так же, как и начинал: с утверждением деятельного добра, которое необходимо защищать. Мне кажется, с подачи своего друга, а в чем-то и наставника Вадима Кожинова, Куняев чересчур поспешно отказался от своих знаменитых строк "Добро должно быть с кулаками". Я прекрасно понимаю Вадима Валерьяновича, который осознанно делал ставку на совсем иное направление в поэзии и умело влиял на целое поколение и поэтов и критиков. Он был и останется навсегда идеологом целого литературного направления. Хотя в своих статьях щедро оставляет друзьям право чувствовать себя первооткрывателями. Вадим Кожинов пишет: "Станислав Куняев обрел бесценных сподвижников на своем новом пути - таких, как Анатолий Передреев, Николай Рубцов, Владимир Соколов. Вместе они создали основу целого направления или, вернее, периода в развитии отечественной поэзии, получившего позднее прозвание "тихая лирика". С середины шестидесятых годов это направление, во многом родственное так называемой деревенской прозе (Василий Белов, Виктор Лихоносов, Валентин Распутин, Василий Шукшин и др.) стало основным средоточием движения русской поэзии..."
    Все это, безусловно, так, но не случайно же, как признается уже сейчас в своих знаменитых мемуарах Станислав Куняев, одной лиричности ему явно не хватало по характеру своему, он осознанно шел к борьбе, к ярко выраженной гражданской позиции, к ораторской публичной интонации. И одного поэтического кружка уже в семидесятые годы было ему маловато.
    Волевое, гражданское, бойцовское начало, право на сопротивление как определяло так и определяет до сих пор и поэзию, и жизненное поведение Станислава Куняева. И это прекрасно. Это редкий дар, которого были напрочь лишены как многие его друзья-единомышленники, так и оппоненты-шестидесятники, подменявшие суровую требовательную социальность в свои стихах сиюминутными выплесками модных сентенций. Именно поэтому, то же "Добро должно быть с кулаками" у Евгения Евтушенко абсолютно не прозвучало и не запомнилось. Это была громкая фраза, не больше, а в стихотворении Куняева это была уже тогда выношенная позиция. И я с ней согласен на все сто процентов уже сегодня, в третьем тысячелетии, спустя более чем сорок лет после написания нашумевших строк:
    Добро должно быть с кулаками,
    Добро суровым быть должно,
    Чтобы летела шерсть клоками Со всех, кто лезет на добро...
    Ибо, в состоянии всепрощения нельзя в России находиться.
    Надо мужество иметь,
    Чтобы золото тревоги
    В сутолоке и мороке
    Не разменивать на медь.
    Надо мужество иметь,
    Не ссылаться на эпоху
    Чтобы Божеское Богу Вырвать.
    Выкроить, суметь...
    Такое мужество на достаточную жесткость в противостоянии злу в противостоянии врагам Божьим поэт имел всегда. Мужество еще в 1964 году писать: "Церковь около обкома / Приютилась незаконно...". Мужество оспаривать ту же постановку "Андрея Рублева" именитым кинорежиссером Тарковским, во время съемок которой живьем сожгли корову ради эффектного кадра.
    Думаю, надо иметь высшее мужество, сильную волю и характер, чтобы писать такие стихи. (Впрочем, и такие мемуары, как его "Поэзия. Судьба. Россия". Не напишешь, не имея воли, мужества и таланта). Только сильному по плечу самому определять свою дорогу. Слабый идет дорогой проторенной, даже если эту дорогу сам когда-то и проторил.
    Станислав Куняев и в свои семьдесят лет по-прежнему первопроходец. Не повторяется ни в стихах, ни в жизни. Это тоже русская традиция - идти вперед, выполняя свой долг. Предчувствуя новые бурю и сотрясения, несмотря ни на что, - навстречу жизни, к русской победе!
    Владимир Григорьевич Бондаренко

На главную страницу

Оглавление номера

Главная страница номера