Часть II

ГОСПОДЬ ПРИЗЫВАЕТ К СЕБЕ

Глава III

УТЕШЕНИЯ

ДВА УТЕШИТЕЛЬНЫХ СНА

 Повидайся со мною, родимый мой,

Появись сладкой тенью на миг...

Я кручину мою многодневную

На родимую грудь изолью...

О тебе мою песню последнюю,

Мою грустную песню спою.

Н. А. Некрасов. Рыцарь на час.

Верующий в Меня, если и умрет, оживет

Ин. 11, 25

В первые дни, когда отца Феодора не стадо с нами, мое сердце не скорбело. Сначала не верилось, потом недоумение какое-то охватило: "Как же это могло произойти? Вдруг, сразу, неожиданно для всех". Одна мысль утешала: "Господь все знает, а я потом пойму". Я еще не соскучилась тогда по сыночку. Ведь бывало, что неделю, две его не видишь: то он в командировке, то занят... То я болею, то дела не дают мне возможности приехать в семью Федюши. А то живу у них день, два, но сына не вижу. Он уходил из дома рано, когда все еще спят, а приходил поздно. Утомившись от суетного дня, я сваливалась на диван... Иногда слышала сквозь сон, что Федя пришел, но встать у меня уже не было сил и я засыпала. Как-то я ему сказала: "Хоть бы ты подошел ко мне. А то еду долго, живу у вас, делаю, что могу, а тебя не вижу. Устану, уеду к себе, так и не повидаю тебя". Федя почувствовал мою обиду, так как голос мой дрожал и слезы подступали. С тех пор сынок всегда подходил ко мне: "Не спишь, мамуленька?" Поцелую его благословляющую руку и вздохну облегченно: "Повидалась!" А он, бедный, молча сидит в кресле и не в силах слово сказать: ведь целый день на людях был, говорил, служил... А тут еще к ночи телефоны одолевают, не дают батюшке ни поесть, ни попить. Ведь дети целый день отвечали на звонки: "Папа будет дома после десяти или одиннадцати вечера". И вот они в ночных пижамах облепляли своего папочку, наперебой рассказывая ему свои дела...

Так и казалось, когда отца Феодора не стало, что он вот-вот снова появится. Я приходила в церковную ограду, стояла у могилы, глаза мои искали Федюшку. Казалось, как недавно бывало, он вдруг появится на дорожке, улыбнется и скажет: "Мамуленька моя!"

Да, сорок дней его душа была где-то рядом. Я была уверена, что он не уйдет, не простившись со мной.

Вечером должна была быть заупокойная служба. После обеда я легла отдохнуть, сил нет, ведь я - старуха. "Только б не проспать", - сквозь дрему думала я. Вдруг вижу у груди моей слабое сияние, а сердцем слышу Федюшкин голос: "Миланя!" Так только он один, бывало, в детстве меня называл. Я сразу проснулась и поняла: сынок хочет, чтобы я присутствовала на молитве за него в храме.

Проходили дни, недели, месяцы... Я молилась, беседовала с сыном как с живым: "Уже пятый месяц, сынок, я не вижу тебя. Хоть бы приснился..." И вот Господь сподобил ночь пробыть с сыном. Когда я проснулась, чуть заметная полоска красной зари горела на востоке. А сердце мое ликовало, как будто я в течение нескольких часов наслаждалась общением с Федюшей.

Первый сон

Я видела огромное здание, как бы школу: длинный коридор, двери направо и налево по коридору закрыты. Полутьма, ночь, и Федя со мной. Он ходит вдоль стен,

рассказывает мне, кто за какой дверью находится. Там его духовные дети. Федя знает их жизнь, их заботы, их нужды, за всех переживает, за всех молится.

В руках у Феди толстая тетрадь, широкая, со множеством страниц, на которых записано про каждого: что кому надо делать, как себя вести и тому подобное. Федя старается прикрепить этот альбом к стенке, чтобы всякий знал свое дело. Я все слушаю речь сына, восторгаюсь его памятью, его заботой обо всех, его любовью... Он много мне рассказывает, а я боюсь все забыть. Я говорю: "Сынок, а может быть, я тебя во сне вижу и все забуду к утру? Надо скорее мне все кому-то рассказать, чтоб хоть кто-то другой узнал и запомнил". Я бегу вдоль коридора в свою комнату. Там на постели спит седой, бородатый, близкий мне человек, то ли муж, то ли сын? Я бужу его, наклоняюсь к его большому лбу и шепчу: "Федя тут! Слушай, что он мне рассказал, запоминай. Нет, лучше я пойду опять к Феде".

Я убегаю, нахожу сына. Он говорит: "На Церковь, как грозовая туча, надвигаются тяжелые испытания, муки, страдания..."

Я спорю: "Нет, это было после революции, а сейчас другая пора: арестов нет, свобода слова". Отец Феодор: "Теперь другое гонение, моральное. Люди волнуются, теряются, не знают, что делать... Вот посмотри сама".

Отец Феодор открывает две створки широкой двери. Перед нами зал, полный народу; как в кино - лавки, а в середине - проход. Направо пустые столы, на которых обычно располагается президиум, но сейчас его нет. Все громко разговаривают, что-то обсуждают, жестикулируют, к чему-то призывают. Окна, как в храме - высокие, с решеткой. Люди встают уже на стулья, готовы лезть в окна. "Иди к ним, иди..." - говорит мне Федя. А я: "Разве меня кто послушает?" Но он настаивает. Я вхожу в зал, прохожу до конца, обращаюсь к народу: "Православные! Вы ведь молиться пришли! Зачем так шумите, что обсуждаете? Отец Феодор вами недоволен, вот посмотрите: он стоит в дверях и не может зайти к вам, ибо вы все возбуждены. Успокойтесь, сядьте на места. Когда отец Феодор был с вами, он прекращал службу, если слышал шум. Смотрите, вот он глядит на вас. И сколько боли и упрека в его взоре! Тому ли он учил вас столько лет, собирал, а вы бежать хотите? Вот батюшка с нами, он ждет тишины".

Народ смотрит на двери, в которых стоит отец Феодор, все удивлены и притихли. Постепенно порядок и тишина восстанавливаются. Я облегченно вздыхаю и... просыпаюсь... Как жалко! Но ведь я только что целовала его в плечики, лопатки под черным подрясником, прижималась к его широкой груди. Все было так реально. Вот и повидалась с сыночком, и тоски как не бывало.

Вскоре был Сергиев день, и я поехала на Тушинский приход, чтобы исполнить повеление отца Феодора: "Иди к ним". Я со многими говорила после обедни, рассказывала свой сон. Действительно, прихожане были возбуждены, некоторые из церковных служащих собирались уходить с работы. Выслушав меня, они облегченно вздохнули, сказали: "Надо оставаться". А я написала портрет отца Феодора, в котором Господь помог мне передать взгляд пастыря, болеющего за свое стадо. Умири всех, Господи!

Прошло полгода, как Господь взял к Себе Федю. Я была на могилке, и снова сердце сжималось, снова я плакала. И опять захотелось повидать сыночка. Старший сын, отец Николай, был три недели в командировке. Второй сын, Владыка Сергий, находился в Новосибирске в своей епархии... Душа моя опять тосковала. Я часто бывала у снохи, бедной моей вдовушки, но она грустила, часто плакала, что-то томило ее - конечно, и она скучала по Федюше.

Но вот он утешил нас. Вечером (в воскресенье 24 сентября) мы расстилали постели на полу, чтобы устроить на ночлег засидевшихся приезжих гостей. А мне Галя предоставила привезенный из церковной сторожки диван, на котором Федя отдыхал в своей комнатке при храме. Тогда мне снова приснился сын.

Второй сон

Снилось, будто я стою над разбросанными на полу двумя постелями и недоумеваю: "Почему тут не спят?" И слышу я голоса маленьких внучат, которые жалуются на свою младшую сестричку: "Анечка спать им не дала, ручонками своими папу по лицу била, вот он с другом встал и ушел". А я отвечаю: "На крошку жалоб не принимаю. Она еще не понимает, куда машут ее ручонки, ей ведь только восемь месяцев. А папы вашего тут не было, его уже полгода нет с нами". Но дети не унимаются: "Нет, папа с нами, он в свой кабинет пошел".

Я вхожу в комнату Феди, вижу перед собой сыночка и его друга (шофера Юрия. - Н. С.). Но какой яркий белый свет окружает их! И оба они такие радостные, восхищенные! "Федюшенька, ты с нами снова! И откуда ты взялся? Ведь полгода, как ты отсутствовал! Или это сон? Но так все ясно и прекрасно видно: вот стол с разбросанными на нем игрушками, вот рамы окна, и как все сияет! Да и сам ты, Федя, такой прекрасный, красивый, как неземной! Даже ресницы твои выросли, а глаза большие, восторженные. Я даже не смею тебя обнимать, как прошлый раз, когда я тебя видела во сне. Ты жив! Но где же ты был?"

Федюша кивком головы показывает наверх. Я поняла, что он был у Господа, на Небесах, а теперь вернулся. Речь моя продолжается, а сынок все улыбается молча, но жестами рук, вверх и вниз, подтверждает мои слова. И весь он в радостном движении, как и друг его, стоящий от меня направо.

"Сынуля, ты приступишь снова к своим обязанностям? Ты будешь по-прежнему вести к Богу свою паству? Конечно, Патриарх тебя допустит, но как он будет удивлен! Да и все тоже... Что им сказать, как объяснить твое долгое отсутствие? Тебя на небесах наставили, как тебе впредь помогать людям, вот ты теперь и будешь нас духовно окормлять, вести ко спасению. Ты знаешь мысли и дела каждого из нас... В прошлое посещение ты об этом рассказывал много, но я все забываю... Хоть записывай!"

"Пиши", - слышу сердцем ответ отца Феодора. "Сейчас все запишу, что ты скажешь". И я начинаю глазами искать на столе бумагу, ручку. Ах, досадно, дети все растащили! Я начинаю сердиться и... просыпаюсь. Неужели и это был сон? На душе такая радость! Ведь сейчас я была с Федюшей рядом, вся была объята той неземной радостью, которая окружала сыночка. С кем бы поделиться радостью? Слышу тихие шаги Галочки.

"Привет тебе от Феденьки, я его сейчас видела, он такой счастливый, ликующий", - говорю я и рассказываю свой сон снохе. Я уехала, унося в сердце покой и тишину. А потом Галя рассказала мне, что этот мой сон ее успокоил. Ее сомнения и недоумения рассеялись при мысли: "Если Федя с нами, все видит и знает, всему радуется, значит, и мне незачем беспокоиться. Все уладится, Господь слышит Федины молитвы". Аминь.

Содержание