Под кровом Всевышнего

Часть IV

Снова в столице


Содержание

Донос и желанная свобода

 

  Самым тяжелым для меня в это время "казначейства" было то, что приходилось торговать свечами во время богослужений. Сердце-то мое продолжало быть отданным Богу, но в уме я считала рубли да копейки. На счетах я быстро считать не умела, часто писала на бумажке, вычисляя сдачу. Через час этой напряженной работы я уставала и поручала торговлю кому попало из "аркадьевских". По благословению отца Аркадия мы прекращали торговлю на время Литургии Верных. На нас ворчали, но мы закрывали ящик и ставили вывеску: "Молчание! Совершается Таинство. На двадцать минут прекращена торговля и ответы на вопросы".

Собиралась очередь человек по тридцать-сорок, народ выражал неудовольствие. Но мы говорили: "Ничего, пусть постоят и помолятся. Не на торг пришли". Постепенно народ привыкал ждать, но вывеску мою каждый раз уничтожали, приходилось писать заново. Видно, не по душе кому-то был новый молитвенный порядок.

Больно мне было видеть и то, с какой злобой смотрели на меня прихожане, которые бывают в храме только на большие праздники и не знают, что происходит в церкви. Подходя к ящику, старушки шипели на меня: "Где Мария Петровна? Как вы смели ее снять и заменить?! Она нам ремонт после пожара сделала!".

Невозможно мне было во время всенощной или обедни рассказывать кому бы то ни было о происшедших событиях. А женщины не унимались, я слышала такие речи: "Вам все денег мало? Зачем за ящик встали?". Или так: "Муж - священник у тебя, сыновья - тоже. Тебе надо с мужем быть, а не у нас за ящиком стоять!".

Мне приходилось все молча выслушивать, не обращая внимания на злобу прихожан. Иной причины, как жажда наживы, непросвещенные Духом люди себе не представляли, не понимали - зачем я очутилась за ящиком. А о послушании духовному начальству в те годы ни у кого и малейшего понятия не было.

Отец Димитрий Дудко, отец Михаил и отец Аркадий бросили первые семена на ниву долгого молчания. Требовалось время для развития ростков и плодов веры. А пока женщины писали на нас с Гришей донос в епархию. Что они писали - не знаю, но прежний актив церкви возмущался тем, как мы готовились к Пасхе: военный капитан-подводник с шестилетним сыном усердно убирались вокруг храма, они сколотили скамейки и столы, чтобы было на чем ставить куличи для освящения; мальчик шестнадцати лет торговал во дворе свечами, девочки украшали все кругом пушистыми ветвями вербы; полная беременная женщина мыла полы, зажигала лампады, муж ее алтарничал, а крошечный их ребенок носился по храму. Все это было не по нутру строгим старушкам, привыкшим держать хозяйство в своих руках, а теперь возмущавшимся веселой "аркадьевской" молодежью.

Только на молодых тогда и удержался храм. А случись такой бунт года три назад, то не упустила бы советская власть возможности повесить замок на дверь храма. Но в 1989 году, по милости Божией, уже началась "перестройка".

Я несколько раз обращалась к настоятелю, умоляя его отпустить меня с должности казначея, заменить кем-нибудь, потому что в эти дни я забросила и свою любимую живопись, и мужа, и квартиру, и милых внучат. Снова, как в 1959 году, когда болел Федюша, я могла сказать, что забыла о своей душе, что нет ее у меня, а есть только одно тело, вертящееся в делах. Отцу Сергию я об этом говорила, но он просил потерпеть еще хоть два-три месяца: "Вот я пригляжусь к людям, мы устроим собрание, Вас освободим". Я же боялась, что не доживу до такого счастья. Или меня убьют из-за этой сумки с деньгами, которую мне приходилось таскать на себе, или меня арестуют за нехватку денег, счетов, которые я не умела вести. "От сумы да от тюрьмы не отказывайся", - вспоминала я русскую пословицу. Но, видно, до Господа дошли мои вздохи и чьи-то молитвы, свобода пришла совсем неожиданно.

Накануне Троицы отец Сергий был вызван к епископу, вернувшись от которого, он сказал: "Мне велено освободить Вас с Гришей от должностей, так как Вы с ним являетесь родственниками друг другу, а это уставом не положено". Он деликатно сообщил мне и о доносе, в котором нас с Гришей обвиняли в "мафии". Но я это слово тогда услышала впервые и значения его не поняла. Я с восторгом выскочила в сени сторожки, крикнула Гришу: "Милый, вот счастье-то! Господь услышал наши молитвы. Мы с тобой сдаем все дела! Кому? Не знаю. Пока отцу Сергию, а там он найдет нам замену. Неси, дружок, скорее все деньги, избавимся от них. Сколько их у нас? Не знаешь? И я не знаю. Давай пересчитаем все при отце Сергии".

Гриша притащил детские ползунки, набитые деньгами, вытряхнул их на стол перед настоятелем. Ура! Последний раз считаем.

И потекла моя жизнь по прежнему руслу. Не знала я, как Бога благодарить за данную мне свободу! Видно, счастьем сияло мое лицо, потому что друзья наши говорили: "Вы будто крылья за спиной почувствовали!". Конечно! Теперь я снова могла ехать к своим родным, видеться с внуками, по которым соскучилась.

 

Содержание

 


Copyright © 2004 Группа "Е"

          ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU