Андрей Прокопьевич Юдаев

  В пору моего христианского детства, когда я начал посещать храм Божий, Господь сподобил меня великой радости и чести - встречи с отцом Федором Соколовым.

Произошло это в июне 1990 года. Мы с моим другом Володей Горюновым и его женой Ириной в то время были прихожанами храма св. мученика Иоанна воина, где служил диаконом отец Александр Марченков. Священный сан отца Александра, авторитет, знания были для меня достаточным основанием для того, чтобы считать его своим духовником, поэтому я внимательно прислушивался к каждому его слову.

Как-то заговорили мы с ним о начавшемся движении за возвращение храмов верующим, и он мне сказал: "Нам с тобой повезло. На наших глазах начинается восстановление порушенных святынь. И для христианина, наверное, сейчас самое полезное - потрудиться на этом поприще".

Я и сам хотел послужить этому делу, но как подступиться к нему, не имел представления. Мне казалось, что народ с нетерпением ждет возможности взяться за восстановление церквей, и как только она появится, все бросятся на развалины. Работают там, как я думал, самые достойные, церковные люди, поэтому лично мне рассчитывать было не на что. Как говорится: "Рад бы в рай, да грехи не пускают".

Так в раздумьях о собственном недостоинстве и о радости от труда на таком месте провел я несколько недель.

Частенько потом мы с Горюновыми, гуляя неподалеку от его дома, посматривали через покосившийся деревянный забор на здание бывшей церкви в Тушино, занятой под склад строительных материалов. Но ни мне, ни им тогда и в голову не могло прийти, что очень скоро эта свалка станет для нас самым дорогим местом на земле.

В то время пресса была лояльна к Церкви и поддерживала в обществе положительный интерес к ней, расписывая всевозможные "дороги к Храму". Поэтому здесь же, у Тушинской церкви-склада, с желанием взяться за ее восстановление, собирались и другие люди, живо обсуждавшие с нами новые гражданские права. Не имея ни малейшего представления о необходимых законных действиях по возвращению храмов, весь свой пыл мы растрачивали на эмоции.

Вскоре звонит мне отец Александр и говорит: "Слушай, в Тушино на Трикотажке (платформа Трикотажная Рижской ж/д в Москве) верующим храм передали. Уже и священника назначили, отца Федора. Я его давно знаю. Он людей собирает, ему нужны помощники. Пойдешь?"

Вот тебе раз! Мы с Володей столько вокруг него ходили, а там, оказывается, кто-то уже давно хлопочет. И успешно! Даже священник есть! Я записал его адрес, телефон и на следующий день поехал знакомиться с батюшкой.

Не знаю почему, но имя отца Федора в моем сознании ассоциировалось с каким-то седовласым старцем, степенным, может быть, даже немного суровым, скорей похожим на монаха. Когда же я позвонил в дверь, открыл нам ее молодой человек с бородой.

- Здравствуйте, отца Федора можно видеть?

- Здравствуйте. Это я.

Представившись, я сразу почувствовал необъяснимую симпатию к нему. Помню, тут же он меня благословил, и мы с ним трижды расцеловались, а я тогда про себя подумал: "Надо же, какой хороший, приветливый батюшка!"

Потом были обсуждения планов: храм передали, надо туда заходить. Готовились к собранию, которое должно было состояться на следующий день под председательством местных властей. На этом собрании должна была состояться церемония передачи храма "двадцатке".

После собрания отец Федор, матушка Галина, Люба Важнова, я, кто-то еще, поехали в Гребнево. Одним из самых ярких впечатлений того дня было для меня знакомство с матушкой Галиной. Я и представить себе не мог, что вот эту смешливую девчонку, такую простую, добрую, приветливую нужно называть "матушкой". Для меня она так и осталась Галей. Смотрел я на нее и восхищался: "Жена священника, пять человек детей, а ведет себя и выглядит прямо как школьница".

А потом начались будни, воспоминания о которых слились в монолит, в нерасторжимый пласт жизни, в котором постоянно присутствовал отец Федор.

Мы работали, ели и спали - практически жили на территории храма. Вагончиков тогда еще не было, и нередко отдыхали мы на сене под временно организованным навесом. Ели в главном алтаре, потом переехали в Никольский придел, туда, где сейчас канунник. Затем трапезная перешла в "ящик", а когда появились вагончики - туда.

Через неделю после собрания мы вошли в храм, а через два месяца он уже был готов к освящению. Конечно, одним только энтузиазмом этого не объяснить. Без помощи Божией, без молитвы Богу можно только разрушать, а создавать, точней, воссоздавать можно только при Его участии. Поэтому в основание наших трудов была положена молитва.

На 11 июня пришелся сороковой день памяти Святейшего Патриарха Пимена. Тогда я уже знал, что отец Александр и отец Федор были близкими по духу людьми, вместе иподиаконствовали у Святейшего Пимена и были друзьями. Но мне этот факт уже не мог добавить никаких аргументов в пользу принятого решения - работать здесь вместе с отцом Федором. Ничего другого я себе уже не представлял.

Войдя на территорию храма, мы стали готовиться к молебну. В храме было темно, и весь он был завален какими-то баками, банками, рулонами рубероида, стеклом; на месте Сергиева придела стояли токарные станки... Долго не раздумывая, отец Федор решил служить молебен на территории. Перевернули бочку из-под краски, покрыли ее чистой скатертью и "требный столик" был готов.

Сначала отслужили панихиду по почившему Святейшему Патриарху Пимену, а потом молебен о начале благого дела. Перед молебном отец Федор сказал удивительные по простоте и глубине слова. Он обратился ко всем с призывом принять участие в восстановлении храма. "Так, - подумал я, - наверное, сейчас начнем выносить мусор из храма. А куда его складывать?" И как бы в ответ на свои мысли услышал: "... и начнем мы с молитвы. Это и будет нашим самым главным делом. Если в основание восстановления нашего храма мы положим сердечную, пламенную молитву, то все у нас получится".

До этого мне много раз доводилось слышать евангельское выражение: "Ищите прежде Царствия небесного...", но тут я впервые пережил истинность этих слов. Я реально ощутил силу благодати священства, силу его слова и поверил, что все действительно так и будет.

Конечно, восстановление храма не может протекать гладко, без искушений. Помню, еще за день до освящения храма у нас не было престола, т.е. того, что на следующий день будет освящать Святейший Патриарх Алексий! Все были словно на иголках. Для полноты картины стоит вспомнить хозяйственную жизнь в стране в тот период, когда дефицитом было все. И подстраховаться, заказать где-то еще один престол было просто невозможно.

Только спокойствие отца Федора помогало нам удержаться от психоза. Глядя на него, я тоже не волновался, но наше с ним спокойствие было разной природы, в чем мне вскоре пришлось убедиться.

В то время я не задумывался о мистической стороне дела, которым мы были заняты, об искушениях и т.д. Может быть, по легкомыслию или в силу доверия слову отца Федора я был уверен, что престол будет, но человек, подрядившийся его делать, исчез. Звоним ему - да, все будет к сроку. Но наступает 14, потом 15 августа, а его нет. Опять звоним - кого? Да, вот только что был, уехал.

Наступил вечер 16 - престола нет. И уже далеко за полночь кто-то вбегает в храм и кричит: "Там жигуль приехал, что-то на багажнике привез". Выскакиваем втроем на южную паперть, отец Федор, староста Олег Васильевич Шведов, я и видим: действительно, стоит машина. Из нее вылезает мастер, руками размахивает, кричит: "Я же обещал к сроку?! Вот, привез!". Не говоря ни слова, отец Федор повернулся на Восток и запел благодарственный тропарь "Благодарни суще недостойнии..."

Вместе с ним пел Олег Васильевич, а я, подпевая, смотрел на их силуэты на черном небе и думал о том, что же на самом деле пережил отец Федор за эти дни. Ему, молодому священнику, Патриарх доверил освящение первого храма (Храм Преображения Господня в Тушине (г. Москва) - первый, освященный Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II по восшествии на патриарший престол), а у него нет престола! Только в ту минуту я понял причину его спокойствия: он возложил все надежды на Господа и был убежден, что Он не оставит его. Такой урок веры получили мы в тот день, и благо тем, кто его усвоил!

Остаток ночи мы шкурили престол, готовили мощевик - выемку в основании престола, в которую при освящении закладываются святые мощи. А вот само освящение храма для меня после бессонной ночи прошло, словно в тумане. Будто сквозь стекло видел я приезд Его Святейшества, крестный ход с мощами святого мученика Маманта.

Но я, по крайней мере, физически присутствовал на освящении храма, а вот алтарник Дима, ныне иеромонах Донского монастыря Дионисий, все это проспал. Он мечтал увидеть Святейшего Патриарха, взять у него благословение, но так утомился, что, задремав под утро на крыше сарая, очнулся через несколько часов. И вот когда Его Святейшество уже садился в машину, он проснулся, но было уже поздно. Так ему было обидно - самое главное проспал!

После службы все поехали домой к отцу Федору обедать. Праздничная трапеза была недолгой, после нее все легли спать просто вповалку, кто где устроился. Гостеприимный дом отца Федора обладал удивительным свойством вмещать любое количество народа, и хозяева его всегда были искренне рады гостям.

Здесь, в стенах дома отца Федора и Гали, мы с Олегом Васильевичем бывали очень часто, согреваемые их братской любовью, буквально жили у них. Они нам выделили отдельную комнату, это притом, что в то время у них уже было пятеро детей, здесь же жила няня Олимпиада. Ни разу не почувствовали мы какой-то скованности, неловкости. Мы жили в доме брата. Даже если нас с Олегом Васильевичем и посещали желания дать им отдохнуть от нас, они чаще всего тонули в настойчивых требованиях остаться. "Так, и не думай, - говорил батюшка, - сегодня ты ночуешь здесь". Ослушаться его я не смел, да и не хотел. Позже я пытался анализировать свои ощущения и не мог припомнить случая, когда бы можно было заметить их усталость от людей. Сравнивая свои впечатления с другими, я понял, что каждый, входящий в его дом, переставал быть гостем в светском понимании этого слова. В каждом они видели посланника Божия.

Отец Федор никогда не давал почувствовать себя начальником без нужды, он всегда улыбался. Конечно, были минуты, когда ему необходимо было проявить власть. И он умел это делать. Он мог испепелить взглядом за проявление склонности к лени, хитрости, обману. Но чаще всего он все-таки улыбался. В редкую минуту его "неулыбчивого" состояния я заметил ему, что улыбка - его крест. Подумав, он согласился. И этот его крест, этот подвиг радоваться каждому был его естеством.

Любящему сердцу дороги даже мельчайшие свидетельства любви, поэтому так подробно помню я наши с Олегом Васильевичем поездки домой к отцу Федору в его редкие свободные вечера. Таких дней, вечеров, а точней, часов было очень немного, но когда случались, он приглашал нас.

Его любимым домашним занятием была кулинария, он великолепно готовил. Когда мы приходили к нему в гости, он часто готовил сам. По такому случаю Галина "изгонялась" из кухни; что-то он там крутил, вертел, старался нам угодить. И видно было, как он радовался нашему приходу! Чтобы так радоваться, нужно уметь любить.

Отец Федор никогда не говорил слов впустую и никого ради красного словца не называл своим другом, но если человек считал себя таковым, значит батюшка давал к тому повод. Однажды папа мой позвонил ему, а потом делился со мной впечатлениями от беседы. Отец Федор в конце разговора сказал ему: "Да вы не беспокойтесь за Андрея, я за ним тут присматриваю. Он мне как брат родной". Много лет прошло с тех пор, но мы помним и верим этим словам.

Но как же все мы, кого любил и продолжает любить отец Федор, можем поместиться в душе одного человека? Он - брат, другой - брат, я - брат: не может отец Федор на всех поделиться. Оказывается, может. Но не делиться, а принять всех. Вам не тесно в нас, - говорил апостол Павел своим ученикам (2 Кор. 6). Смеем и мы утверждать, что каждому из нас досталось от любви отца Федора. Я в это верю, другой верит, и вера наша не посрамляется, потому что это правда.

В моей личной жизни отец Федор сыграл особую роль. С его легкой руки счастливо сложилась моя семейная жизнь. Он крестил четверых наших с Тоней детей. Но прежде он венчал нас, а еще раньше познакомил.

Впервые я увидел Тоню в нашем храме на Крещение, в первое наше Великое освящение воды. Народу пришло столько, что мы, братия храма, поначалу растерялись. Правда, к этому времени первое испытание наплывом людей мы уже прошли: на Покров в храме было столько народа, что не было возможности даже свечами торговать. Тоня стояла в очереди за водой и на меня внимания не обратила. Я потом долго не мог ее забыть, все пытался вытеснить ее из сознания, но это не очень получалось. И как-то однажды отец Федор говорит мне: "Завтра утром едем на требы. Надо будет в больнице причастить одну женщину". Этой женщиной оказалась мама Тони. В тот раз мы с ней даже не познакомились, а просто перекинулись несколькими словами, и все.

Мама у нее была неизлечимо больна и за неделю до Пасхи умерла. Несмотря на сложный график Страстной седмицы, отец Федор нашел время заехать к ним и даже отслужить у них дома панихиду. А через неделю на Пасху я увидел Тоню в красном платке, нарядную, красивую. К моей пасхальной радости добавилось открытие ее веры. Значит, так она верила в Воскресение Христово, так уповала на милость Божию, что даже смерть мамы не могла омрачить праздника. Для меня это открытие было решающим моментом. В те дни сказал я отцу Федору, что Тоня мне нравится. Помню его лаконичный ответ: "Все ясно".

Я и не пытался узнать, что именно ему ясно, все само очень быстро открылось. Буквально через день он мне говорит: "Сегодня празднуем Пасху у Горюновых". Приехали мы к Володе с Ирой, а там народу собралось человек тридцать. Из прихожей слышны голоса, шум. Вхожу в комнату и... никого кроме Тони не вижу.

Вскоре сделал я ей предложение, она согласилась. Но прошло лишь сорок дней со дня смерти мамы, и мы решили год ждать со свадьбой. После нашего разговора подхожу я к отцу Федору, рассказываю, как сделал Тоне предложение. "Молодец, - говорит, - а свадьба когда?" "Да мы решили год подождать, ведь траур по маме". А он мне: "Не надо откладывать, мама будет очень рада". Такая в его словах была убежденность, он так уверенно говорил за Тонину маму, что мои мирские представления тут же развеялись. На следующий день я поехал за благословением к отцу Александру (тогда уже священнику), который буквально повторил слова отца Федора. На брак нас с Тоней отец Федор благословил иконой Божией Матери "Всех скорбящих Радосте".

Так получилось, что венчались мы на мученика Маманта (15 сентября), мощи которого почивают в нашем храме. На свадьбе у нас собрался почти весь приход. Больше ста человек набилось в нашу трехкомнатную квартиру. Помню, как радовался за нас отец Федор, как обнимал нас с Тоней.

... Многое можно отнести на счет личного обаяния отца Федора, его умения расположить к себе людей. Но в жизни нашего прихода, в его истории были эпизоды, объяснение которым так просто не дашь. Для меня, например, совершенно ясно, что наша счастливая жизнь, чувство уютного мира есть не что иное, как милость Божия, результат молитвенных трудов, в первую очередь, самого отца Федора, результат того, что на первом молебне он определил как самое главное наше дело.

Однажды утром в 1990 году прихожу в храм, меня встречает ночной сторож Радченко Иван Емельянович новостью. Накануне поздно вечером входят в храм двое молодых мужчин, рассматривают наш в то время фанерный иконостас, бумажные иконочки на кирпичных стенах. В храме кроме них и сторожа никого нет, и слышно ему, как они переговариваются:

- Толь, а давай на храм пожертвуем?

- Давай.

Достают из кармана пачку денег и дают сторожу:

- Во, передай.

- А как вас зовут? За кого хоть молиться-то?

- Неважно, передай и все.

Пук денег, тех еще, советских - 20000 рублей! И разве не Господь вселил в их сердца желание пожертвовать на храм?

Стоят они, будто еще чего-то хотят сказать или сделать:

- Давай свечку поставим - говорит один другому. Полезли по карманам - денег нет. Иван Емельянович заметил, подходит:

- Вы что, ребята, свечку хотите? Берите вот - протягивает им.

- А можно без денег-то?

- Да берите, берите. Хоть все!

Или другой случай, года через три после той истории. Храм переживал жесточайший финансовый кризис. Мы с Олегом Васильевичем отправились на поиски денег: собрали все золото, что нам к тому времени пожертвовали, и решили его продать. Объехали все ломбарды, комиссионки, скупки - безрезультатно. На самом деле результат был, и неплохой. Из нашей поездки по городу мы вынесли замечательный урок.

Заключался он в том, что копить "на черный день" - дело абсолютно безнадежное. Кольца, серьги не могут быть объектом финансовых вложений с этой целью. Их можно использовать только по прямому назначению: на пальцы и в уши.

Теоретически нам это было известно и раньше, но практическое подтверждение этой истины мы получили тогда.

Возвращаемся мы не солоно хлебавши в храм, подходим к отцу Федору, рта не успеваем открыть, чтобы отчитаться, а он нам вдруг:

- Видите крест на куполе? - дело было летом, и беседа происходила в "трапезной" на улице.

- Видим, батюшка.

- Кладите по три земных поклона.

Кладем, а каждый про себя думает: "Что случилось? Беда? Вина?". Но что-то в лице батюшки мешает покаянному чувству: лицо серьезное, а глаза вроде бы смеются.

Поднимаемся с земли, и тут он нам говорит:

- Кланяйтесь Богу, благодарите Его. Только что ушли люди, пожертвовавшие на храм миллион.

Вот так. "Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии" (Пс. 126,1).

Сумма была приличная; помню, она равнялась бюджету храма за несколько месяцев. А золото потом мы все-таки тоже использовали. Оно пошло на украшение праздничного Евангелия с изображением Спасителя на эмалевом медальоне.

В деле возрождения нашего храма чрезвычайно важна роль префекта нашего округа, а поначалу председателя райисполкома Парфенова Валерия Витальевича. Пишу об этом не для того только, чтобы воздать должное его усилиям, но чтобы еще раз отметить, сколь велика была к нам милость Божия, пославшая нам, по молитвам отца Федора, такого "земного покровителя".

Валерий Витальевич помогал не только нам. Его участие в церковном строительстве округа было высоко оценено священноначалием - представлением к высоким церковным наградам.

Впервые я увидел его на первом собрании общины в ЖЭКе, мне тогда казалось странным присутствие там такого высокого начальника. А потом я стал видеться с ним часто. Со временем он оказался просто нашим прихожанином. Естественно, с ним мы себя чувствовали как за каменной стеной. Все самые значительные события в истории возрождения храма связаны с ним. Он пробивал в мэрии деньги на строительство забора, отливку колоколов (на один из них он пожертвовал свои личные деньги). Он организовывал помощь сторонних организаций и предприятий района. Он предохранил нас от возможных неприятностей, которые могли нас посетить без такого высокого покровителя. Теперешняя традиция - автобусы для прихожан в рождественскую или пасхальную ночь, это тоже заслуга префекта. У отца Федора этой заботы не было; он знал, что прихожане из Дедовска, Митина, Красногорска, Тушина и Строгина доберутся домой после ночной службы. И Валерий Витальевич ни разу его не подводил.

Вот оно, реальное воплощение милости Божией, подающей нам через людей свои великие дары.

По человеческим меркам роль земных покровителей может показаться чрезвычайно значимой, но ее могло бы и не быть, если бы не наши небесные сомолитвенники. К ним в первую очередь относятся храмовые святые: новомученики протоиерей Александр Соколов и иерей Александр Буравцев - последние священники нашего храма перед его закрытием коммунистами. Расстрелянные гонителями Христа, они стяжали венец мученичества, завещали нам свою веру, и восставший из небытия храм есть свидетельство их веры.

Святые угодники Божии отдали свои жизни один под Москвой, другой на Алтае, и мощи их покоятся под спудом, но духом своим они вечно пребывают в храме. Как и много лет назад, они все так же стоят у жертвенника на проскомидии, у престола во время службы и молятся за нас.

Есть в службе таинственный момент, когда на предстоящих в храме людей призывается Божие благословение. Священник низводит его от лица всех, сослужащих ему иереев, зримо и прикровенно присутствующих в храме. Отец Федор, погребенный за алтарем нашего храма, навсегда остался его клириком. Значит и от его имени получаем мы это благословение.

Содержание