Леонид Алексеевич Ширяев

  Впервые отца Федора я увидел в начале ноября 1994 года на Международной конференции в институте повышения квалификации работников УВД. В то время я занимал должность заместителя начальника Главного управления исполнения наказаний МВД России и отвечал за воспитательную работу с осужденными, занимался кадровой работой в системе, связями с общественными организациями и средствами массовой информации.

Летом 1994 года в МВД обратилось Международное тюремное братство (PI) с предложением о сотрудничестве. Организация была известной и достаточно влиятельной за рубежом, о чем говорит, например, такая деталь. Ежегодно президент США дает обед в честь PI, на который приглашаются гости (до 2000 человек) со всего мира. К слову сказать, в числе приглашенных на такой обед были и мы с отцом Федором, но к нашим с ним поездкам я вернусь чуть позже.

Представляясь, Братство прислало нам проспекты, рассказывающие об их деятельности, о положительном влиянии на моральный климат в местах лишения свободы в странах-членах PI. Нас интересовал их опыт, и было принято решение присмотреться к ним. Мы согласились провести конференцию в стенах института повышения квалификации работников МВД - представить Братство широкому кругу работников системы. Учитывая то, что идеология наших гостей была явно протестантской, я позвонил в Патриархию, рассказал о предстоящей конференции и попросил на время ее работы откомандировать к нам священника. Им и оказался отец Федор.

...Так получилось, что в президиуме конференции, где состоялось мое знакомство с батюшкой, мы сидели рядом, и рассматривать его мне было неудобно, но все время хотелось взглянуть на него. Мне было интересно, что это за человек, которого я впервые вижу, но испытываю к нему такую симпатию?

В ходе заседания возникла идея обратиться к Святейшему Патриарху за благословением на начало наших трудов. Все поддержали это предложение, но реализация его повисла в воздухе. В это время отец Федор, не говоря никому ни слова, взял чистый лист бумаги и что-то начал писать. Задним числом признаюсь, мне было стыдно даже боковым зрением заглядывать в чужие бумаги, но интерес к личности возобладал. Ровным каллиграфическим почерком на верху страницы он вывел: "Ваше Святейшество!" Когда письмо было закончено, он обратился ко мне с вопросом, нельзя ли отсюда послать факс. Я попросил секретарей помочь батюшке, а про себя отметил: "Очевидно, этот священник обладает большим авторитетом у Патриарха, если может вот так запросто послать ему рукописный факс". В подтверждение моих наблюдений через короткое время в зал заседаний приносят ответ Его Святейшества. Очень торжественно, но вместе с тем просто отец Федор зачитал текст обращения, в котором Святейший призывал на всех собравшихся Божие благословение и выражал надежду на плодотворный итог работы конференции.

"Что же это за личность? - думал я.

- Обычный священник, не архиерей, а в каком находится тесном общении с Патриархом!"

Со временем я получил ответ на эти вопросы. Мое знакомство с отцом Федором переросло в теплую дружбу, а рабочие встречи перешли в семейное общение, но там, на конференции, наше знакомство началось очень необычно.

Помню, в перерыве отец Федор подошел ко мне и сказал:

- Леонид Алексеевич, знаете, еще до того, как нас представили друг другу, я уже молился о Вас.

- Быть не может! Как так?

И он рассказал мне продолжение истории, происшедшей со мной несколькими днями ранее. Я попал в автомобильную катастрофу, окончившуюся, к счастью для всех, без тяжелых последствий. Мои знакомые, узнавшие об аварии, зашли как-то в храм Преображения Господня в Тушине, рассказали все отцу Федору и попросили его молитв. Очень удивило меня это совпадение, но дальнейшее наше общение с батюшкой избавило меня от веры в случай и научило не удивляться событиям, в которых он участвовал.

Вспоминая историю нашего знакомства, годы нашей дружбы, невозможно не увидеть Промысл Божий в том, как шли мы по жизни параллельными курсами к точке нашей встречи. Я должен был встретить отца Федора хотя бы для того, чтобы открылось у меня это зрение.

На рубеже 90-х годов воспитательная система в местах лишения свободы переживала перестройку вместе со всей страной. Трудное было время. Волна демократизации, покатившаяся по стране с 1987 года, достигла своего апогея к 1990 году и перевалила за колючую проволоку мест лишения свободы. В зонах начались бунты. Не представляло большого труда подавить их силой, но нужно было думать о последствиях, о нравственном здоровье общества, в которое вернутся бунтовавшие заключенные. К этому времени идеологическая машина государства потеряла управление: рухнули общественные идеалы, на которые была ориентирована воспитательная работа в местах лишения свободы. Нечего было сказать осужденным в комнатах воспитательной работы.

С этой проблемой я столкнулся еще будучи начальником областного УИН по Липецкой области. Стремясь смягчить обстановку в системе (надо сказать, что помимо недовольств заключенных, в системе исполнения наказаний уязвимым местом оставалась кадровая проблема), я начал задумываться над созданием нового механизма воздействия на личный состав и осужденных. Задачу нужно было решать в рамках старых организационно-правовых норм, но в условиях новой, точней сказать, в отсутствии какой бы то ни было идеологии. Этим были озабочены мои коллеги во всех уголках России и я в том числе. Многие тогда обратились за помощью к Церкви.

Елец - маленький городок в Липецкой области. Здесь до революции проживало всего 30 тысяч человек, на которых приходилось более 30 церквей. Губернским городом он не стал только потому, что не хватало еще двух. Такой был норматив: 32-34 церкви на губернский город. Сейчас все церкви восстановлены, все действующие. Здесь же существует четыре подразделения исправительной системы. Конечно, влияние православной веры на ельчан и на тех, кто находится там в местах лишения свободы, очень велико. Бывая здесь в командировках еще до знакомства с отцом Федором, я часто посещал соборы как экскурсант, сначала неосознанно питал свою душу непреходящими ценностями. Постепенно и во мне стало меняться отношение к миру, к вере.

Мой первый шаг на пути по сближению с Церковью, на котором я встретил отца Федора, был сделан в 1987 году. Следственный изолятор в Липецке располагался в здании церкви, и условия содержания в нем заключенных, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Построили новый, перевели туда заключенных, а в старом изоляторе планировалось разместить аппарат управления. И когда встал вопрос об использовании освободившегося помещения церкви, я с удивлением стал наблюдать за собственной нерешительностью. Мои размышления кончились тем, что администрация управления осталась на месте, а некогда поруганный храм теперь украшает собой город.

В церковь я ходить не стал, скорей наоборот, попал в ряды "противников религии". Так в шутку называли меня мои друзья и коллеги, узнав, что я выдвинут кандидатом в депутаты Областного Совета народных депутатов. "Посеяли" меня вместе с архимандритом отцом Даниилом, настоятелем Христарождественского собора, благочинным Липецка. Перед последним туром голосования мы с ним остались вдвоем и вместе ездили на встречи с избирателями. Дорогой мы частенько беседовали на разные темы, но вопросов веры касались редко. А в душе моей очевидно уже шла невидимая работа, и через два года я осознанно принял крещение. К этому решению меня привели жизненные обстоятельства, осознать которые мне впоследствии помог отец Федор.

Любопытным штрихом этих обстоятельств оказалось мое участие в избирательной кампании. В итоге выборов, несмотря на очевидные преимущества моей избирательной программы и предложений, депутатом в Областной Совет был избран отец Даниил. Когда я его поздравлял, услышал удивительные слова: "Я так надеялся, что изберут Вас, но видно Богу Вы нужны для какого-то другого дела". Через два месяца я вспомнил эти слова: меня вызвали в Москву и назначили заместителем начальника Главного управления исполнения наказаний МВД Российской Федерации.

Теперь у меня появилась возможность распространить на всю Россию опыт воспитательной работы в новых условиях. Суть его заключалась в принципиально ином отношении к осужденным. Люди, живущие за колючей проволокой, и сотрудники системы отныне воспринимались не как враждующие стороны, а как единый коллектив.

Еще действовали старые нормативные акты, предусматривавшие использование карательных мер для воспитательных целей, и мне приходилось вступать с ними в противоречие, когда я запрещал лишать осужденных свиданий, посылок, передач, стараясь ослабить напряжение. Очень скоро начальники колоний на местах оценили достоинство нового подхода, осторожно подходили к использованию старых методов, вызывавших озлобление заключенных. Напряжение постепенно стало спадать, но в работе возникли новые трудности.

На плечах демократии к нам в Россию, в том числе и в места лишения свободы, "въехали" сектанты, иностранные "просветители". Они устраивали целые концерты, заваливали осужденных благотворительными зубными щетками, дарили им Библии, и многие попадались на их приманку. Лично у меня нахрапистое давление сектантов вызывало только одно желание - запретить им появляться на территории мест заключения, что я впоследствии и осуществил, но нужно было не только запрещать, но что-то противопоставлять их работе. Так нужда заставила нас обратиться к христианскому прошлому нашего народа. Сектанты, сами не ведая того, подтолкнули нас к активному взаимодействию с Патриархией. Инициатива не всегда исходила от МВД, порой к нам обращались священники с просьбами о посещении мест заключения. В свою очередь начальники колоний, начальники управлений начали приглашать к осужденным священников по собственному почину. Это движение не было оформлено организационно, отсутствовала методическая база. Созданием рабочих условий для взаимодействия Церкви и органов исполнения наказаний занялся отец Федор. Я отвечал за эту работу по линии министерства, а он по линии Патриархии.

К этому времени я уже принял крещение (крестился я в 1992 году в селе Константинове Рязанской области), и после этого моя деятельность по воспитанию осужденных, работа с личным составом приобрела осознанный христианский характер. А отец Федор направил ее в нужное русло, расставил акценты.

На встрече в 1994 году мы уже определили программу действий. Вместе с отцом Федором мы разработали план взаимодействия ГУИН и Патриархии. И первые же наши совместные шаги сослужили добрую службу - постепенно ситуация в местах лишения свободы приходила в норму.

Указанием Главного управления было запрещено пускать за колючую проволоку с воспитательными или благотворительными целями кого-либо, кроме православных священников. В правильности этого решения меня поздней убедили соотечественники большинства "благотворителей". Когда мы с отцом Федором были в командировке в Америке, в планах нашей поездки значилось посещение тюрьмы. Но представители администрации тюрьмы, которую нам собирались показать, неожиданно для нас объявили, что внутрь пройти могут только сотрудники МВД, а православных священников они не пускают. На что я им сказал, что в таком случае я тоже отказываюсь от посещения тюрьмы. Более того, с этого дня в России ни один представитель зарубежной церкви какой бы то ни было конфессии на территорию мест лишения свободы для контактов с заключенными допущен не будет. После моих слов американцы стали все валить на переводчиков. Они, мол, не так перевели, имелось в виду только ограничение в проповеди православной веры - сделали вид, что боятся за своих заключенных, как бы они от общения с отцом Федором не стали православными. Батюшка неплохо владел английским языком, во всяком случае, в достаточном объеме, чтобы объясниться, понял все прекрасно и лишь улыбнулся.

В тюрьму нас все-таки пропустили всех, но, несмотря на это, мы с отцом Федором решили оставить в силе наше ограничение для "миссионеров".

Это ограничение не было абсолютным запрещением. Желающие побеседовать с заключенными могли обратиться к местному священнику и испросить его благословения на посещение тюрьмы. Таким образом, нам с отцом Федором удалось если не полностью, то, по крайней мере, хоть как-то оградить русских людей от духовной агрессии извне.

Поздней был издан справочник "Новые религиозные организации России деструктивного и оккультного характера", помогающий работникам системы отличать "пшеницу от плевел". Мы с отцом Федором разработали планы мероприятий, методические указания и разослали их по управлениям и благочиниям. За время нашей деятельности в местах лишения свободы было построено более 600 молитвенных комнат, храмов. За каждым подразделением закреплены священники. Практически в каждой колонии, в каждом подразделении можно увидеть иконы, молельные комнаты. Трудно поверить, что еще совсем недавно, в 1987 году, нательные крестики, Библия считались запрещенными предметами и изымались при обысках. Можно себе представить насколько благотворно действуют эти перемены на души озлобленных людей. Это та самая капля добра, которая может очистить океан зла.

О людях, способных на самые тяжкие преступления, не напрасно говорят: "У него нет ничего святого за душой". На каком-то этапе жизни они сами себя исторгли из возможного положительного влияния других людей или более высоких идеалов и попали в тюрьму. И теперь, находясь за колючей проволокой, они приобретают эту возможность. Может быть, впервые эти люди вступают в контакт со священником, получают возможность очистить душу покаянием и действительно измениться, отказаться от порочной преступной жизни.

С приходом Православной Церкви в места лишения свободы резко сократилось число правонарушений и преступлений внутри системы. Работа по нравственному очищению климата в колониях, вытеснение зла добром способствовала тому, что, например, на Пасху ни в одном подразделении России до сих пор не было ни одного правонарушения.

Многие сотрудники правоохранительных органов по ходатайству отца Федора получили высокие награды Русской Православной Церкви. Его ходатайства всегда были обоснованными; он обращался в Синод или к Святейшему Патриарху с просьбами отметить того или иного офицера только за конкретный вклад в дело распространения христианских отношений к заключенным, установление добрых отношений правоохранительных органов с Церковью. Такое внимание очень ценилось награжденными. Многие к этим наградам относятся даже с большим трепетом, чем к государственным. Я горжусь тем, что по ходатайству Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами Московского Патриархата был награжден орденом Русской православной церкви святого благоверного князя Даниила Московского.

Говоря о положительном влиянии Церкви на нравственную атмосферу в местах заключения, приведу такой пример. В Алтайском крае находится одна из самых крупных колоний. В ней содержится около 4000 осужденных. Даже вне тюремных стен количество преступлений и правонарушений возрастает пропорционально росту населения, что уж говорить о местах "компактного проживания" преступников. И вот в этой колонии, в городе Рубцовске, было решено построить храм. Строили его два года, но с момента закладки храма и до его освящения преступления там прекратились вообще, а правонарушений было очень мало. Освящали храм отец Федор, иеромонах Феодосий - сотрудник Синодального отдела и местные священнослужители. Братии и прихожанам храма отец Федор привез подарок от Святейшего Патриарха - икону и его благословение. Стоило видеть лица осужденных, возводивших этот храм, а теперь участвовавших в таинстве его освящения!

В той командировке открытием для меня оказались пастырские дары отца Федора. Я наблюдал за тем, как он разговаривал с осужденными, не стеснялся заходить в больницы и туда, где проходят дополнительное наказание - штрафные изоляторы, палаты камерного типа. Общаясь с заключенными, он никогда им не подыгрывал, не старался завоевать какой-то сомнительный авторитет. Здесь его понимали и с ним соглашались. Да и могло ли быть иначе, если он говорил им об очевидных истинах: за каждый проступок всех нас ждет воздаяние. У него был особый дар убеждения, от него исходила сила духа, уверенность в том, что он говорил.

Командировка в Рубцовск памятна мне еще одним открытием. Я увидел там отца Федора совершенно с другой стороны - простым, открытым, радушным, компанейским человеком.

После освящения храма администрация учреждения организовала прием, на котором присутствовали первые лица края и представители Алтайского казачества. Обед проходил по плану хозяев, в который нас не посвящали. Как оказалось, для нас готовился сюрприз - награждение шашками Алтайского казачества. Те, кто знают ритуал награждения, могут себе представить, насколько неожиданным он мог оказаться для священника. И тем не менее, отец Федор с честью вышел из положения. Под оглушительное "Любо отцу Федору!" он сел на место с шашкой. Я также был награжден шашкой, которую храню как память о нашей поездке, а батюшка свою передал в Синодальный Отдел. Даже домой не заносил: дети дома, мальчики, мало ли что.

Был еще эпизод, типичный для его веселой натуры. Возвращаясь вечером с большого мероприятия вместе с отцом Федором, я решил зайти к ним, поздороваться с матушкой. Подходим к подъезду дома, а отец Федор вдруг как свистнет, да так залихватски! Дети все сразу прильнули к окнам, а потом высыпали в прихожую. Галя ему говорит: "Федя, ну как ты можешь!", а он смеется.

Проявления удальства, искренности и непосредственности сочетались в нем с глубокой, не по годам, мудростью, умением видеть суть явления, события, с самоотверженным служением Богу и людям.

Его авторитет среди священнослужителей на местах был огромным. Все относились к нему с большим вниманием, и не только в России. Бывая с ним в зарубежных командировках, я был свидетелем такого отношения к нему самых разных людей: и священников, и мирян, и православных, и инославных. Он одинаково легко общался как с молодыми, так и со священниками старше его возрастом. Если не находилось общих знакомых, он вспоминал о ком-то еще, кого лично знали его собеседники, а он только слышал или читал о них. Так, перекидывая мостики из прошлого в настоящее, он легко устанавливал хороший контакт с людьми. С большим уважением к нему относились руководители Международного тюремного содружества (слово "братство" по предложению отца Федора было заменено на содружество). Примером мог бы послужить хотя бы такой случай. С отцом Федором мы гостили в швейцарских Альпах у нашего друга Ивана Сотирова - генерального директора европейского отделения PI. Узнав об этом, к нашей компании через некоторое время присоединился Президент PI Роналд Никкел. Всего на несколько часов прилетел он из Канады, чтобы посидеть с батюшкой за столом и даже сам приготовил на портативной жаровне особое угощение.

Однажды вместе с иностранной делегацией, посетившей Россию по линии PI, я приехал в Тушинский храм. Служба, по-видимому, недавно закончилась, и отец Федор был свободен. С каким увлечением он рассказывал гостям о своем детище - восставшем из руин храме! Но что характерно: он никогда не говорил "мой храм" или "я сделал". Он никогда не выделял свою роль, наоборот, больше говорил о художниках-реставраторах, о тех, кто выкладывал мозаику, о ребятах-рабочих. Во время его рассказа в храм вошла женщина, очевидно, духовное чадо батюшки. Отец Федор мельком взглянул на нее и прервал свой рассказ. В тот день в Дагестане пропали без вести семь сотрудников милиции, командированных из Москвы. Один из пропавших был сыном этой прихожанки. Сказав ей несколько слов, отец Федор повернулся лицом к алтарю, встал на колени и начал молиться. Рядом с ним молилась мать пропавшего без вести, тут же встали на колени другие прихожане, бывшие в храме. А представительная иностранная делегация вынуждена была самостоятельно рассматривать фрески и иконы.

Ситуация была, конечно, не стандартной, но характерной для личности отца Федора. Он не отмахнулся от горя простой женщины, не сказал - мне некогда, хотя основания к тому были. Мне кажется, встреча с чужим горем воспламеняла его особым горением, подобно тому, как появляется искра от удара камня о камень.

Похожая история была с отцом Федором в Новосибирске. Мы с ним встречались с родственниками сотрудников Новосибирского отряда специального назначения, погибших в первой Чеченской войне. Я вручал государственные награды семьям погибших, и если б не было рядом отца Федора, мне было бы неимоверно трудно исполнить свою миссию. Он сумел так поговорить со всеми, так утешить, в том числе жен и детей погибших, что у всех эта встреча оставила в душе неизгладимый след.

Когда я бывал в командировках в "горячих точках" в Осетии, Ингушетии, Чечне, он всегда молился за меня. От этого Галя, жена моя, бывая в те дни в храме, успокаивалась, будто общалась со мной через отца Федора. Он никогда не забывал сказать ей добрые слова, словно наверняка знал, где я и что со мной происходит в эти минуты. "Вы не беспокойтесь, - говорил он ей, - с Леонидом Алексеевичем все в порядке. Я за него молюсь".

Бывая вместе в заграничных командировках, мы любили гулять по городу в свободное время. Обычно свободной оставалась только последняя ночь, и мы бродили с ним по Нью-Йорку или Женеве, Хельсинки или Варшаве, рассматривали то, на что не хватило времени днем, и беседовали. Но разговоры вели не об увиденном, а о жизни, о будущем России, о близких.

Мое доверие к отцу Федору было просто безграничным. Я делился с ним всем, что у меня было на душе, советовался по всем вопросам. Может быть, это и были исповеди - не знаю...

Бывало, раздается телефонный звонок, а я уже чувствую, что звонит отец Федор и, сняв трубку, говорю: "Добрый вечер, отец Федор". Он меня спрашивал: "Откуда вы знаете, что это я?" Он тоже проявлял дар "провидения": я ему звоню, а он мне сразу же: "Добрый день, Леонид Алексеевич". Причем, ни у него, ни у меня телефона с определителем номера не было. Мы с ним чувствовали друг друга без определителя.

Он освятил наш с Галей брак. Помню, как я волновался, когда он водил нас за руку вокруг аналоя с иконами, надевал венцы, давал пить вино из одной чаши. Бывали в моей жизни сложные минуты, но никогда я так не волновался, как во время таинства, совершенного над нами отцом Федором.

Память у отца Федора была феноменальная. Будучи у нас в гостях, он познакомился с моей тещей и никогда не забывал передавать ей привет, всегда правильно называя ее по имени и отчеству. Ну что, казалось, значит для него это случайное знакомство, но отец Федор к каждому человеку относился с таким вниманием. Позже я узнал "секрет" его памяти на имена: он помнил всех, за кого молился. Перед отъездом на Святую Землю в последнее свое паломничество он взял с собой и наши записки. Потом, когда я заехал к нему домой поздравить его с новорожденной (это был день, когда матушка Галина выписывалась из роддома с Анечкой), он мне рассказывал, что молился в Вифлееме со Святейшим и всех нас поминал. Но я и так знаю, что он молится о нашей семье, тем более сейчас.

Очень бережно относился он к моей дочери Светлане. Несколько раз просил ее помощи, когда нужно было переводить с немецкого или английского во время встреч в Синодальном Отделе с представителями иностранных конфессий. И высшей похвалой моей дочери были для меня слова отца Федора: "Спасибо за дочку". Он надел ей крестик, благословил ее на брак, крестил ее дочь. А когда мы в очередной раз были у него в гостях, он сказал своему старшему сыну в шутку, конечно: "Коля, давай быстрей становись священником. Будешь их венчать".

Моя библиотечка православной литературы, книги, иконы, святыни, которые он привез из Иерусалима, горсть земли из тех мест, где ступала нога Спасителя - все подарки отца Федора и икона - благословение Патриарха - стали дорогими реликвиями. В наших семейных альбомах много фотографий батюшки и среди них есть одна, с которой связан забавный эпизод.

В Тушинском храме существует добрая традиция на Крещение освящать Иордань и окунаться в прорубь. Приход-то молодежный, и большинство с энтузиазмом поддерживали это дело. Но главной фигурой здесь, как, впрочем, и всюду в жизни прихода, был, конечно, отец Федор. Сам он одним из первых сходил в прорубь. Я тоже каждый год на Крещение окунался. В последний раз со мной вместе поехал мой сосед, генерал ФСБ. После проруби подвел я его к батюшке и говорю:

- Видите, отец Федор, оказывается и среди генералов госбезопасности есть православные люди.

Он улыбнулся и пригласил его посетить наш храм. А через некоторое время выходит газета "АиФ" с фотографией на первой полосе, где отец Федор окунает в прорубь малыша. Я звоню своему знакомому генералу и говорю:

- Слушай, ты видел свою фотографию в газете?

- Где?!

- Да в "АиФе" на первой полосе.

Через короткое время он перезванивает:

- Ну, ты и шутник.

- А что, разве это не тебя отец Федор из проруби достает? Тебе сколько лет? Сорок девять? А на фотографии малыш 4-5 лет. Видишь, как твоя душа обновилась после омовения!

Отец Федор так смеялся, когда я ему рассказывал эту историю! Как же заразительно он смеялся! До сих пор звучит во мне голос и добрый смех этого удивительного человека.

Содержание