Мировой экономический кризис

Кольцо Патриотических Ресурсов

Оглавление

Не было печали. Или байки от Наливайки

Полковник Иван Наливайко

Ивана Наливайко отличает удивительное жизнелюбие, оптимизм и обостренное чувство юмора. Читатели журнала уже имели возможность убедиться в этом: в одном из предыдущих номеров были опубликованы его "байки".
За долгую офицерскую службу (Иван Григорьевич - полковник запаса, выпускник Новосибирского военно-политического училища, Военно-политической академии) в его памяти остались по большей части светлые, теплые воспоминания о ратной жизни, командирах, сослуживцах. Такое свойство его характера. И потом, доброе помнится долго...
Сегодня мы публикуем очередную "порцию" баек от Наливайко в надежде на то, что, с одной стороны, поднимем настроение читателям, а с другой - сподвигнем многих из них взяться за перо и рассказать о подобных курьезах, смешных случаях из собственной армейской службы.

 

ХОХОЛ, ЧТО ЛИ?

На последнем курсе учебы в Новосибирском высшем военно-политическом училище зимой мы поехали на стажировку в войска. В это время проходили учения войск Сибирского военного округа.

По прибытии в часть я был определен стажером заместителя командира мотострелковой роты по политчасти.

В соответствии с планом учений мы на бронетранспортерах прибыли в указанный район и заняли оборону. Уже на месте узнали, что наш батальон будет участвовать в ночной боевой стрельбе, и от того, как мы проведем эту стрельбу, будет зависеть оценка всего полка. Стало известно, что за стрельбой будет наблюдать прибывший из Москвы руководитель Группы генеральных инспекторов Министерства обороны Маршал Советского Союза К.С. Москаленко.

Командир нашего батальона подполковник П. Дьяченко собрал офицерский состав на совещание. Начав его словами "Не было печали, так черти накачали", он перед каждым поставил конкретные задачи, в завершение указал:

- После прибытия высшего командования каждому находиться на своем месте, четко знать свою задачу, уметь доложить ее, но... без необходимости не высовываться, не мозолить глаза начальству.

После этих напутствий комбат решил провести рекогносцировку, для чего офицерам необходимо было выдвинуться в район, где находились мишени, - это около километра прямо перед линией нашей обороны. Поскольку я был самый неопытный (да и какой спрос с курсанта?), то меня оставили за старшего на линии обороны, приказав поддерживать с офицерами батальона связь по рации.

Пока на линии обороны было тихо и спокойно, я, счастливый от того, что не надо топать по глубокому снегу на линию огня, затем обратно, устроился в бронетранспортере, приказал радисту внимательно слушать эфир, а сам приготовился до возвращения офицеров отдохнуть, зная, что они придут не раньше чем через два-три часа.

Эфир не тревожил, и я даже вздремнул. Проснулся от какого-то треска, доносившегося сверху. Выглянув в люк, я увидел пролетавшие над нами два военных вертолета. Они опускались на приготовленную для встречи маршала в трехстах метрах от нашего батальона вертолетную площадку. Не было ни машины комдива, ни БТР командира полка - никого, маршал, похоже, решил сделать неожиданную проверку.

Надо сказать, что маршалов до этого я видел только в кино и на экране телевизора. Самый большой начальник для меня тогда был начальник нашего училища - генерал-майор В.Г. Зибарев. Ну еще на приличном расстоянии я видел командующего округом и его заместителей.

Первое желание было - рвануть вслед за офицерами батальона, на передний край, но потом я подумал, что они тоже увидели вертолет и вот-вот вернутся. Я почти полностью вылез из бронетранспортера и стал вглядываться вдаль, надеясь увидеть спешащих обратно с рекогносцировки офицеров. Но пространство перед батальоном было пустым.

Мой белый тулуп с красными погонами был хорошо виден на фоне бронетранспортера. И через некоторое время я заметил, что ко мне с вертолетной площадки торопится человек в папахе. Я решил спрятаться в БТР, но понял, что такое решение будет оценено как трусость, поэтому мужественно стал ждать приближающего ко мне полковника.

Подбежав к бронетранспортеру, он осмотрелся по сторонам и, никого не увидев, спросил:

- Ты кто и где командиры?

Я представился и доложил, что офицеры батальона находятся на рекогносцировке. На вопрос, где комдив и комполка, я ответить не мог. Видя, что пообщаться ему больше ни с кем не удастся, полковник приказал:

- Слазь с бронетранспортера и быстро за мной - будешь докладывать маршалу, что у вас здесь происходит.

Я спустился на землю и уныло поплелся за полковником, проклиная себя за то, что так нелепо "засветился".

Маршал Москаленко и прибывшие с ним генералы и офицеры переговаривались и с удивлением смотрели на приближающегося в сопровождении полковника курсанта.

Не доходя метров пятнадцати до стоянки вертолетов, я попытался перейти на строевой шаг и, впечатывая валенки и слежавшийся снег, приблизился к маршалу, остановился от него в трех метрах, громко, во все горло, доложил:

- Товарищ Маршал Советского Союза! Исполняющий обязанности заместителя командиры роты по политической части курсант Наливайко по вашему приказанию прибыл!

Маршал удивленно посмотрел на меня, протянул руку для приветствия, я с перепугу пожал ее так, что он поморщился и задал неожиданный для меня вопрос:

- Как фамилия, говоришь?

- Курсант Наливайко, товарищ Маршал Советского Союза, - снова проорал я.

Внимательно осмотрев меня с ног до головы, он неожиданно спросил:

- Хохол, что ли?

От такого вопроса я опешил. Расчеты в голове происходили со скоростью несуществующего тогда компьютера: "Если отвечу, что хохол, посчитает политически незрелым", - подумал я и выдал:

- Никак нет, украинец, товарищ Маршал Советского Союза!

Он посмотрел на меня как-то удрученно, улыбнулся и сказал:

- А я вот - хохол...

Все мои расчеты о политической незрелости вылетели из головы, и я прокричал:

- И я хохол, товарищ Маршал Советского Союза!

Он еще раз внимательно посмотрел на меня и миролюбиво проговорил:

- Ну-ну, посмотрим.

Реакцию стоявших рядом генералов и офицеров описывать не буду, она менялась вместе с настроением маршала.

Пока мы с К.С. Москаленко выясняли, кто есть кто, прибыли комдив, командир полка, комбат и много других офицеров, и я под общий шум тихонько удалился.

Стрельбы прошли успешно. Мы получили отличную оценку. Через несколько дней подводились итоги учений. Я тоже присутствовал на этом подведении. С докладом выступал командующий округом. В центре президиума среди генералов сидел маршал Москаленко. По ходу доклада командующий благодарил отличившиеся части, ругал худших, а когда дошел до боевых стрельб, в которых участвовал наш батальон, сказал:

- Мотострелковый батальон, которым командует подполковник Дьяченко, проявил себя с лучшей стороны и командир заслуживает поощрения.

После этих слов маршал Москаленко оживился, повернулся в сторону оратора и сказал:

- Должен отметить, что не только опытные офицеры в этом батальоне показали себя с лучшей стороны. В самый напряженный момент учений, когда офицеры батальона находились на рекогносцировке, мой земляк курсант Наливайко взял командование батальоном на себя и с честью справился с этой задачей. Я думаю, он также заслуживает поощрения.

...По итогам учений мне была объявлена благодарность от Маршала Советского Союза К.С. Москаленко и вручен ценный подарок - электробритва "Агидель", которая напоминает мне о моей курсантской юности.

 

НЕ СЧИТАЯ МЕДАЛЕЙ

Начало 70-х. Я лейтенант. Служу в мотострелковом полку в Монголии, пустыня Гоби. С утра до ночи на службе. В выходные дни проводятся общественно-политические и спортивные мероприятия. Вот и в этот раз, в воскресенье, с утра - комсомольское собрание части. Начало лета, к 10 утра - жуткая жара.

Замполит полка принимает решение - проводить собрание на свежем воздухе. В тени металлического ангара располагается стол президиума, а весь личный состав - на солнцепеке. В президиуме: командир части, замполит, парторг, комсорг полка и представители от "войсковой общественности": по человеку от старших и младших офицеров, от прапорщиков, сержантов и рядового состава.

Мне сильно повезло: я в президиуме представляю младший офицерский состав, значит, сижу в тени. В центре - ведущий - секретарь комитета ВЛКСМ, справа - у самой трибуны - докладчик, командир части, а затем замполит, по другую сторону от секретаря - рядовой и сержант (такая честь - в первом ряду президиума посадили!), а более опытные и хитрые - парторг, пара старших офицеров, я и прапорщик - во втором ряду: тут можно и вздремнуть, никто не заметит.

Командир части выступает с докладом о состоянии воинской дисциплины и путях ее дальнейшего укрепления. По ходу доклада он называет лучших и тут же объявляет им по 10 суток отпуска с выездом на родину, затем называет фамилии разгильдяев: этим по 5 суток ареста. Тут же, прямо с комсомольского собрания, отправляет их на гауптвахту. Так что собрание проходит нескучно. А в конце доклада воодушевленный командир, решив оторваться от написанного комсоргом текста, произносит экспромт: "Выполняя решения партии, советский комсомол, награжденный за свои боевые и трудовые подвиги четырьмя орденами..." Замполит не выдерживает и громким шепотом подсказывает командиру:

- Шестью орденами...

Но нашего командира не так-то просто сбить, и он после небольшой паузы продолжает:

- Я и говорю - четырьмя орденами, не считая медалей...

Весело жили...

 

ВОДУ НАДО ЧАЩЕ МЕНЯТЬ

Служба в Монголии. Живем огромным мужским коллективом. Из-за отсутствия жилья семьи наши остались в Союзе. Солдаты и сержанты срочной службы живут в палатках, сверхсрочники и офицеры в общежитиях. Офицерские общежития - это одноэтажные деревянные здания барачного типа. Наша часть только-только обживается. Строятся казарма, клуб, магазин, офицерское кафе, солдатская столовая, санчасть, гауптвахта и т.д. Газеты приходят через неделю после выпуска, телевидения нет и в помине, зато радиоприемник имеется почти у каждого - это самое надежное средство информации. Офицерский досуг заполняют шахматы и преферанс.

День выдачи денежного довольствия - 14 число каждого месяца - называется днем Красного командира. Вечер этого дня - вечер свободы и вольницы. После возвращения со службы весь офицерский состав (за исключением караула и нарядов) отводит душу, гуляет, сбывает в гарнизонной лавке честно заработанные тугрики. В лавке той, кроме консервов и спиртного - больше ничего нет. Правда, спиртного по тем временам - выбор богатый: и армянский коньяк, и рижский бальзам, и русская водка, и "Советское шампанское". Есть еще и "Архи" - монгольская водка. Но советский офицер до нее не опускается. Остальное раскупается в мгновение ока. В темпе марша - в общежитие. После бутылки-второй - открывается момент истины, начинается период всеобщего братания, обмен визитами. Все становятся родными и близкими. Душа блаженствует, сердце поет. Мир нашему дому, да здравствует братство! Вспоминаются дом, Родина, чувство патриотизма переполняет нас. Как никогда, мы близки к подвигу. Некоторые уже созрели для этого, другие на подходе. На этой почве завязываются дискуссии, неотвратимо перерастающие в мелкие региональные конфликты. Постепенно "последний день Помпеи" переходит в "Варфоломеевскую ночь". К утру все затихает.

А утро подползает незаметно. Тому, кто ложился - надо вставать, тому, кто не успел лечь в постель, проще, вставать не надо. Но и тем и другим надо идти на службу. Кто придумал это испытание?!

На построении полка, впрочем, выясняется, что с десяток доблестных защитников Отечества отсутствуют без уважительных причин. Командир полка дает распоряжение своему боевому заместителю:

- Разобраться и навести порядок!

И вот уже заместитель командира полка по боевой подготовке подполковник Сынгаевский вместе с помощниками (а это чаще всего - пропагандист и секретарь комитета комсомола полка) выдвигаются в район офицерских общежитий. Беспроводной телефон работает безупречно: не успела группа проверяющих выйти за пределы КПП полка, как в общежитии об этом уже знают. Все, кто мирно дрыхнул в постели, подняты и дружно окольными путями умчались в полк.

В этот день службу дежурного по общежитию правит ваш покорный слуга - лейтенант Наливайко. Почетная миссия предупреждения проспавших выпадает мне, с чем я с честью справляюсь. Но это далеко не все. Нужно еще из каждой комнаты убрать оставшиеся запасы спиртного, иначе они попадут в руки проверяющих, будут служить вещественным доказательством вины жильцов комнаты. Я быстро обегаю жилища офицеров и как могу - устраняю обнаруженные недостатки. Перед самым прибытием проверяющих в общежитие появляется командир артиллерийского дивизиона капитан Вовк. Он старший общежития. Я живу с ним в одной комнате. Он спрашивает:

- У нас там осталась пара бутылок водки. Ты их убрал?

И тут я вспоминаю, что забыл об этом. Обозвав меня не очень лестными словами, капитан Вовк вбежал в комнату, схватил бутылки и начал соображать - куда их спрятать. За окном замаячили силуэты проверяющих. До общежития им осталось преодолеть сотню метров.

На столе в комнате стоял пустой графин для воды. Решение пришло молниеносно: открыв бутылки, капитан Вовк вылил содержимое в графин, закрыл его пробкой, а пустые бутылки выбросил в окно.

После этой операции мы вместе пошли встречать проверяющих. Я, как дежурный, доложил проверяющим, капитан Вовк представился как старший по общежитию. Началась проверка. Как и следовало ожидать - никого из офицеров в общежитии не оказалось. Я доложил, что все убыли на службу. Подполковник Сынгаевский, не снимая темных очков (а это верный признак того, что он сам был с большого бодуна), решил проверить порядок в комнатах. Замечаний по, внутреннему порядку было много, но спиртного на виду нигде не оказалось, что заметно расстроило подполковника.

В поисках спиртного и других недостатков мы добрались до нашей комнаты. Здесь придраться было не к чему: чистота, порядок - все-таки здесь жил старший по общежитию.

- Товарищ капитан, - обратился к старшему по общежитию подполковник Сынгаевский, - такой порядок должен быть во всем общежитии.

- Есть, будет выполнено, - четко ответил Вовк.

Подполковник направился к выходу. Проходя мимо стола, он вдруг остановился, посмотрел на графин, взял рядом стоявший пустой стакан, снял с графина пробку и начал наливать в него содержимое графина.

Подполковника мучила жажда, поэтому, наполнив стакан почти полностью, он с жадностью осушил его. Мы с капитаном застыли от неожиданности: все, финиш, по выговору обеспечено!

Выпив до дна, Александр Васильевич отвел руку в сторону, посмотрел на свет пустой стакан, удивленно хмыкнул, молча поставил стакан на место и, не говоря ни слова, направился к выходу.

Мы с капитаном обалдело смотрели ему вслед. На пороге он обернулся, пристально на нас посмотрел и четко произнес:

- А воду надо чаще менять, товарищи офицеры, - развернулся и вышел.

От неожиданности мы в спины проверяющим гаркнули:

- Есть!

 

ПОЧЕМУ АНДЖЕЛА ДЭВИС В ОБЩЕЖИТИИ?

Командование мотострелкового полка в Монголии начинает "закручивать гайки": укреплять дисциплину. Все чаще и чаще проверяет быт офицеров, смотрит, какой порядок в комнатах общежития, интересуется, что мы читаем, в какие игры играем.

Обычно эти проверки проходят под руководством все того же заместителя командира полка подполковника А. Сынгаевского. Надо сказать, что этот офицер прекрасно разбирался в вопросах военной тактики и стратегии, отлично стрелял из всех видов оружия, его внешний вид был образцом для подражания. Как у каждого человека, были у него и свои особенности и недостатки. Так, все офицеры знали, что если Александр Васильевич идет по гарнизону в темных очках, то это признак глубокого похмелья, и подполковника надо обходить шестой, седьмой, а лучше - десятой дорогой.

Другая его особенность была в том, что он никогда глубоко не вникал в вопросы политической подготовки личного состава, считая это если не пустой тратой времени, то наверняка чем-то надуманным, необязательным. К политработникам он относился немного иронично, считая их профанами в военном деле. Текущими политическими событиями и международной обстановкой интересовался только в силу необходимости, так как был членом КПСС.

Каждая проверка, проводимая подполковником, заканчивалась "разбором полетов". Проводились совещания, поощрялись лучшие, наказывались бестолковые.

Одним из самых больших недостатков в нашем чисто мужском общежитии было обилие приколотых к стенам вырезанных из журналов (в основном, японских) соблазнительных красоток.

В одну из таких проверок к нам в комнату зашел сам Александр Васильевич Сынгаевский. Мы с капитаном Вовком к этому визиту подготовились должным образом: со стен были сорваны все "двусмысленные" картинки, на их месте появились политическая карта мира, где ярким красным цветом были выделены страны Варшавского договора и не менее ярким черным - страны НАТО. Кроме этого, у меня над койкой висел портрет из солидного японского журнала очень популярной в то время американской коммунистки чернокожей Анджелы Дэвис. Полиграфия была замечательная: очаровательная белозубая улыбка и наполовину обнаженная грудь ассоциировалась не столько с образом непримиримого борца за равенство и справедливость, а с чем-то глубоко личным и интимным.

Подполковник А.Сынгаевский, проигнорировав политическую карту мира, блок НАТО и страны Варшавского договора, с глубочайшим вниманием стал всматриваться в облик Анджелы Дэвис.

Мы с капитаном Вовком подмигнули друг другу - вовремя, мол, "провернули" политическую акцию с американской коммунисткой. Вдоволь насладившись образом прекрасной Анджелы, подполковник с глубокой укоризной посмотрел в мою сторону и изрек:

- Ну ладно Вовк, он командир, ему простительно. Но ты же политработник. Как ты мог у себя над койкой поместить фотографию этой девки? Это же полная порнография!

Я встал по стойке "смирно" и четко ответил:

- Товарищ подполковник! Это не девка. Это американская коммунистка Анджела Дэвис!

Александр Васильевич удивленно приподнял брови, подошел к, портрету вплотную, поводил по нему пальцем и спокойно ответил:

- Тем более она не должна находиться в офицерском общежитии. Сними и определи ей место в Ленинской комнате.

Мы с капитаном в один голос пообещали устранить этот недостаток.

 

ЯРОШНОЕ НАКАЗАНИЕ

Служу я в мотострелковом полку, которым командует подполковник Ярош Сергей Михайлович - личность самобытная, нестандартная. О его неожиданных, необычных решениях и поступках можно рассказывать очень долго.

До назначения командиром нашего полка он был начальником оперативного отдела дивизии. И фамилия у него была другая - Филькин. В частях и подразделениях дивизии каждый день появлялись документы за подписью подполковника С.М. Филькина. Такие документы назывались Филькиной грамотой. В конце концов это надоело Сергею Михайловичу, и он после длительных мытарств свою фамилию поменял на фамилию жены - Ярош. Офицер обладал хорошими деловыми и организаторскими качествами и вскоре его назначили на должность командира полка. Так что к нам в полк он пришел как подполковник Ярош. Человек он был энергичный, требовательный, импульсивный. За любое дело брался с энтузиазмом, жизнь вокруг него кипела. В запале он мог накричать на подчиненного, строго наказать его за промах, но и любой наш успех он замечал, не оставлял без внимания.

После года командования полком подполковнику Ярошу было присвоено очередное воинское звание "полковник". Было это зимой. Впервые он предстал перед личным составом полка в полковничьих погонах и в папахе накануне Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота - 22 февраля. Я помню тот энтузиазм, с которым весь полк, не сговариваясь, увидев новоиспеченного полковника, дружно трижды прокричал "Ура!", после чего Сергей Михайлович вышел на середину строя, повернулся лицом к личному составу, снял папаху, низко поклонился и сказал:

- Эти звезды и папаха - ваша заслуга. Спасибо за службу.

Полк в едином порыве снова проревел: "Ура! Ура! Ура!"

После повседневных указаний и распоряжений командир полка приказал офицерскому составу выйти на 20 шагов вперед. Когда команда была выполнена, Сергей Михайлович поблагодарил офицеров за службу, затем сказал:

- Поздравления с праздником и поощрения отличившихся будут на торжественном собрании, которое состоится вечером. А сейчас я снимаю со всех, наказанных мною офицеров, ранее наложенные взыскания и надеюсь, что больше никого из вас мне наказывать не придется. После торжественного собрания всех офицеров, свободных от службы, приглашаю в офицерское кафе на небольшой офицерский сабантуйчик, посвященный 23 февраля и присвоению мне звания "полковник".

По улыбкам и репликам офицеров было понятно, что такая идея командира всем пришлась по душе. И только один из офицеров - капитан Каменев проговорил:

- Став полковником, каждый может быть добреньким.

Полковник услышал эти слова. Он подошел к капитану, внимательно посмотрел на него, затем произнес:

- Я только что выразил надежду, что постараюсь не наказывать своих офицеров, но каюсь, не сдержу своего слова. За бестактное поведение вы, товарищ капитан, лишаетесь приглашения на наш офицерский ужин.

Позже, встречаясь с сослуживцами, вспоминая прошлое, мы всегда приходили к выводу: большего наказания придумать было нельзя.

 

ИСТОРИЯ ВОЕННОГО ИСКУССТВА

Учеба в академии - это особая страница в нашей армейской жизни. В Военно-политической академии я учился заочно, одновременно являясь заместителем командира учебного центра этой академии. Учебный центр находился в 60 километрах от Москвы, в Кубинке. Слушатели-заочники ежегодно на два месяца приезжали в учебный центр из округов, групп войск, сдавали зачеты и экзамены, переходили на следующий курс, слушали вводные лекции по этому курсу и до следующего года уезжали обратно - в войска. И так четыре года - до получения диплома.

Поскольку я был заместителем командира этого центра, то моя учеба и служба совмещались. Такое совмещение имело свои плюсы и минусы. Как заместителя начальника центра меня знали все - от начальника академии до преподавателя и это гарантировало мне успешную сдачу любого экзамена и зачета. Но, с другой стороны, на меня ложились дополнительные обязанности в процессе учебы: я должен был обеспечить комфортное пребывание начальников факультета, курса, преподавателей в учебном центре. Под этим подразумевалось - организация бани, рыбалки, выход в лес за грибами, пикники и т.п. Военные педагоги, на несколько дней вырвавшиеся из Москвы, оказавшись на свободе, часто после таких мероприятий становились добрее, доступнее, и мы успешно сдавали очередную сессию.

Но были преподаватели, которые не шли на компромиссы. К таким относился преподаватель истории военного искусства полковник Василий Петрович Ивановский. Зная, что мы, слушатели, относимся к его предмету как к дисциплине далеко не главной, он, чтобы развеять это заблуждение, наши знания, а вернее, незнания оценивал очень строго. Чтобы сдать зачет или экзамен по истории военного искусства, с преподавателем надо было пообщаться не менее двух-трех раз. Такие перспективы никого в нашей учебной группе не устраивали. Поэтому я, как человек, имеющий определенные возможности, получил от сокурсников задачу, "задобрить" преподавателя. Сделать это было чрезвычайно сложно. Василий Петрович практически не пил, не любил коллективного посещения бани, избегал шумных застолий и компаний и, вообще, по нашим понятиям, был абсолютный сухарь.

Когда я стал сомневаться в успехе данной кампании, сослуживцы резонно заявили:

- На то и военное искусство, чтобы одолеть любого противника.

Через некоторее время мне стало известно, что все-таки одна слабость у Василия Петровича имеется: он любит рыбалку, но рыбалку тихую, в одиночку. Рыбак он был настоящий, заядлый, и, если его свести с таким же профессионалом, дело может выгореть. Такой человек у нас нашелся: это был командир учебной группы майор Леша Сидоров. Несмотря на свою русскую фамилию, вырос он в Полтавской области на берегу тихой речушки Псел и это дело - рыбалку - полюбил с детства, мог часами разъяснять разницу между тем или иным способом ловли рыбы из любого водоема.

Сначала мы послали Леонида в разведку - как Ивановский отреагирует на новоявленного рыбака - конкурента. Слово за слово, разговор плавно перетек из истории военного искусства в историю рыбной ловли. Обмен рыбацкими терминами привел к сближению позиций между преподавателем и слушателем, так что расстались они очень довольные друг другом.

Наступал второй этап операции: необходимо было определить место рыбалки и найти мотив для осуществления этой задачи. Для этого я встретился с директором рыбного хозяйства, которое находилось рядом с Кубинкой. Он обещал выбрать озеро и "подготовить" настоящий клев.

Место было найдено. Оно у многих было на слуху и носило символическое название "Генеральские пруды".

Наш командир группы в разговоре с Ивановским осторожно заявил, что учебный центр академии находится в таких популярных рыбачьих местах, а порыбачить ни разу не удалось. Правда, в этих прудах, несмотря на громкое название, поймать в это время ничего приличного нельзя.

Полковник "клюнул" на приманку:

- Неправда, на Генеральских прудах всегда можно иметь хороший улов.

Завязалась дискуссия, итогом которой явилось предложение порыбачить вместе. Чтобы доказать свою правоту, Ивановский после некоторого колебания согласился.

Позвали меня, высказали пожелание порыбачить сегодня вечером втроем.

Я засомневался, стоит ли, ведь завтра зачет, но преподаватель резонно заметил:

- Раньше надо было учить, перед смертью не надышишься.

Он был абсолютно прав, и мне не оставалось ничего другого как согласиться.

Я вызвал служебный "уазик", и мы втроем отправились на Генеральские пруды.

Заехали к директору, он определил нам сопровождающего, распорядился выдать рыболовные снасти, предложил переодеться в рыбацкую робу. Мы с Леонидом переоделись, а для Василия Петровича, который был небольшого роста, ничего подходящего не нашлось. И он решил остаться в военной форме, взял с собой только ватник, чтобы не замерзнуть.

Через некоторое время мы были у поросшего камышами пруда. Все взобрались на узкую деревянную кладку, уходившую в воду метров на десять в глубь пруда. Наш сопровождающий разъяснил нам, что эта кладка специально предназначена для рыболовов, и пообещал нам отменный клев. Мы взобрались на это сооружение, забросили снасти и застыли в ожидании. Солнце клонилось к закату, вечерело. Было тихо и уютно. Первым поймал, как и полагалось, наш преподаватель. Это был приличный окунек.

Полковник гордо посмотрел на нас - мол, знай наших! Он стал давать нам полезные советы. Оказалось, что Сидоров неправильно забрасывает удочку, а я не так нацепил наживку. Сидоров возразил. Завязался спор. Приглушенный и тихий сначала, он постепенно превращался в громкий, категоричный в своих определениях. В этот момент у Сидорова задергался поплавок, он приподнялся с места, мы дружно стали давать ему взаимоисключающие советы - как тащить, на что он нас далеко послал, но мы не согласились и начали объяснять Леше, кто он такой.

Полковник, не выдержав этой словесной перепалки, схватился с места, решив на практике показать, как профессионально ловить рыбу, но Сидоров решил не поддаваться на провокацию и своим стокилограммовым телом легко оттолкнул тщедушного малогабаритного оппонента. Тот полетел в воду. Я, пытаясь спасти преподавателя, бросился за ним вдогонку. Через мгновение мы с ним были в пруду, а с другой стороны кладки в воде барахтался не удержавший равновесия майор Сидоров. Продолжать дискуссию было бессмысленно, так как налицо была боевая ничья.

С помощью сопровождающего, которого так предусмотрительно нам выделил директор рыбхозяйства, мы вскоре оказались на берегу. Рыбачить дальше было бесполезно, в холодной воде мы основательно замерзли, всех бил финишный озноб. Мы с Лешей сняли мокрую брезентовую робу, отчего теплее не стало. Особенно живописно смотрелся Василий Петрович, который отказался снять форму. Она прилипла к его телу, мы набросили на него ватник, но того все равно колотило как в лихорадке. Было принято единственно верное решение - мчаться к домику рыбака, где находилась наша машина.

По дороге я разъяснил своим коллегам, что не стоит слишком переживать, в учебном центре нас ждет финская банька, которую я распорядился подготовить на всякий пожарный случай, так что выживем.

Забежав в домик, мы с Сидоровым быстро надели форму, набросили сверху одеяла, обмотали одеялом и посиневшего преподавателя. Пока мы одевались и закутывались в одеяла, сопровождающий достал откуда-то бутылку водки и разъяснил нам, что единственное средство от воспаления легких - сто граммов. Возражений не последовало ни от кого, даже от непьющего полковника Ивановского. Быстро расправившись с бутылкой и занюхав невесть откуда взявшимся бубликом, мы водрузились в машину и умчались в баню учебного центра. Слава богу, градусник в сауне показывал 100°. Быстро раздевшись, мы заскочили в парилку и постепенно стали приходить в себя. Но если мы с Сидоровым стали приобретать свой обычный, повседневный вид, то с нашим преподавателем произошла удивительная метаморфоза: он из тихого, незаметного субъекта превратился в громогласного глашатая, который в пух и прах громил организаторов рыбалки, называя нас дилетантами в этом вопросе. Мы смирно отвечали, что почти во всем согласны с оратором, но, чтобы до конца разобраться, кто прав, кто виноват, надо еще выпить. На это замечание, не признававший до этого спиртного, Василий Петрович ответил, что и пить мы по-настоящему не умеем, нас надо всему учить. Мы не согласились. Было принято единодушное решение - установить истину посредством практики.

Мы неоднократно выходили из парной, выпивали по очередной порции водки, прыгали в бассейн, снова шли в парную. Так повторялось много раз, но доказать, кто лучше пьет - никому не удавалось.

Не помню, сколько в общей сложности было выпито, знаю только со слов супруги, что дома я оказался в четвертом часу утра. Жена разбудила меня в восьмом часу, уходя на работу. Я выслушал нелестные эпитеты супруги, кое-как привел себя в порядок, отбыл к месту построения. Зачет по истории военного искусства должен был начаться в 9.00. К счастью, я почти сразу же обнаружил помятого, но непобежденного командира группы, который мне доложил, что не помнит, как добрался до общежития, но утром у себя в общежитии обнаружил мокрую форму полковника Ивановского, решил с помощью утюга высушить и погладить её, но теперь не знает, как отнести форму в гостиницу к преподавателю, и просит меня помочь ему в этом. Без особого энтузиазма я согласился. Зашли в гостиницу для преподавателей. Постучали в нужную дверь. Тишина. Спросили дежурного - не видел ли он полковника, тот сказал, что Ивановский в гостинице не появлялся, но ключ от его комнаты находится у него. Мы ошарашенно посмотрели друг на друга, затем попросили у дежурного ключ, открыли дверь, зашли в номер: постель была аккуратно застелена, комната пуста.

Бегом рванули к спортзалу, в баню. Заскочили в предбанник - пусто, в парилку - тоже. И тут со дна пустого бассейна раздался какой-то звук, чуть слышный шорох. Подошли к бассейну, заглянули вовнутрь и обалдели: на дне бассейна, замотанный в простыню, похрапывал наш преподаватель истории военного искусства. Будили мы его долго. Когда полковник очнулся, то никак не мог сообразить - где он и что с ним. Постепенно придя в себя, он, обвинив нас во всех смертных грехах, решил одеться, но тут заметил, что одежды в бане нет. Сидоров с воодушевлением стал объяснять, что форму он высушил и погладил.

Мы с Лешей в один голос заверили, что она мигом будет доставлена в баню. Тут же Сидоров рванул в гостиницу. После того как оделся и пришел в себя, Ивановский угрюмо посмотрел на нас и спросил у Сидорова:

- Группа к зачету готова?

- Так точно! - ответил майор. Немного подумав, Ивановский строго произнес:

- А я думаю, что группа недостаточно подготовлена к зачету. Даю вам на дополнительную подготовку полдня. Зачет переносится на 16.00. Идите.

- Есть, - ответили мы и, дружно повернувшись на 180°, заспешили к выходу.

Испытание началось ровно в назначенное время. Полковник был каким-то угрюмым и подавленным, но к удивлению всех - дополнительных вопросов не задавал и, что самое невероятное, - все с первого раза получали зачет.

Я должен был сдавать одним из последних, но где-то через час преподаватель вызвал меня в аудиторию. Я со страхом вошел. Полковник отвел меня в угол и, глядя мимо меня, в нарушение всякой субординации, тихо сказал:

- Иван, сходи в санчасть, попроси таблетку анальгина, голова раскалывается.

Повторять было не надо. Через пару минут я был уже в санчасти, а еще через несколько минут вручил целую пачку таблеток преподавателю.

Мы с майором Сидоровым сдавали зачет последними. Подготовились к самому худшему. Когда мы остались одни, полковник подошел к нам, забрал листы, на которых мы готовили свои ответы, и сказал:

- Не знаю, как насчет истории, а вот само военное искусство вы освоили отменно. Поэтому ставлю вам "автомат". Но, боюсь, что этой подготовки к экзамену будет недостаточно.

Схватив экзаменационные книжки с желанной отметкой "ЗЧТ", мы вмиг оказались на улице.

Здесь, рядом с учебным корпусом, слушатели нашей учебной группы в плотном кольце офицеров из других групп, которым еще предстояло сдавать историю военного искусства, обсуждали невероятный факт: как нам с первого захода удалось сдать зачет полковнику Ивановскому. Случай беспрецедентный. Народ отказывался верить в чудо. Всех интересовало: как мы умудрились сделать это? Через некоторое время произошла утечка информации: кто-то выведал, что мы устроили преподавателю необыкновенную рыбалку!

Наши сокурсники из других групп стали разрабатывать различные варианты подготовки к зачету. Все они были тесно связаны с рыбной ловлей. Но ни на один из них полковник Ивановский не клюнул.

Более того, зачеты проходили с особым пристрастием со стороны преподавателя и растягивались на пять-десять дней, в силу чего наша группа получила немало мерзких слов от сокурсников в свой адрес.

Нам же оставалось всего ничего: достойно подготовиться к предстоящему экзамену по истории военного искусства...

СЕКРЕТ НЕПОБЕДИМОСТИ

Знаете, почему наша армия непобедима? А потому, что начальники и подчиненные понимают друг друга с полуслова. Это мне на живом примере доказал мой товарищ подполковник А. Мироненко.

После окончания академии я был назначен начальником курса военного института. У нас с Александром выпускные курсы. На дворе май. Через пару месяцев - выпуск. Закончился очередной учебный день. Отпустив курсантов - кого домой, кого в "Хилтон" (курсантское общежитие), собираюсь уходить со службы.

Звонок телефона, поднимаю трубку - подполковник Мироненко:

- Закончил службу?

- Да, домой собираюсь.

- Заходи, вместе пойдем.

Через несколько минут я в кабинете Александра Ивановича, перед ним навытяжку старшина - хозяйственник прапорщик Носик. Прапорщик сделал что-то не так, подполковник учит его уму-разуму, старшина вдохновенно это воспринимает. Я решаю помочь другу, встреваю в "воспитательный процесс".

- У начальника курса столько проблем, а он еще и с вами должен возиться, товарищ прапорщик!

Все свое внимание прапорщик переключает на меня. Он просто поедает меня своими ясными глазами.

Так вдвоем мы воспитываем Носика несколько минут. Затем Александр неожиданно спрашивает меня:

- У тебя старшина такой же бестолковый?

В надежде на то, что Мироненко поставит моего старшину в пример своему, я отвечаю:

- Нет, моему повторять ничего не надо, он понимает меня с первого раза!

К моему удивлению, эти слова не особо порадовали моего друга:

- Ты считаешь, что у тебя старшина лучше моего? - с вызовом спросил он.

- Не берусь судить - лучше или хуже, но понимает меня с первого раза.

- Подумаешь, с первого раза, - продолжал наступать на меня мой коллега. - Мой меня с полуслова понимает.

Став свидетелем устроенного только что прапорщику разноса, я засомневался.

- Хочешь, докажу? - упрямо гнул свое товарищ. Я утвердительно кивнул головой.

Подполковник выпрямился, сосредоточился и обратился к подчиненному:

- Товарищ прапорщик!

- Я, - лихо ответил тот.

- Значит, так. Ты это... Туда и ни минуты больше. И если что, то знай. Одна нога тут, другая прямо. Время пошло. Выполняй!

Я, откровенно говоря, кроме "товарищ прапорщик" и "выполняй" - ничего не понял. Но прапорщик, ничуть не удивившись непонятному набору слов, щелкнул каблуками и отчеканил:

- Есть!

Через мгновение его уже не было в кабинете.

Видя мой недоуменный вид, Александр посмотрел на меня с чувством превосходства.

- Ну, понял, что я ему приказал?

- Абракадабра, - ответил я, - тут никто ничего понять не сможет.

- Никто, может, и не сможет, а мой старшина - запросто.

В пикировке, во взаимных подколах прошло минут двадцать. Раздался стук в дверь.

- Войдите! - сказал начальник курса.

На пороге стоял прапорщик Носик. В левой руке он держал пакет; правую вскинул в воинском приветствии для рапорта:

- Ваше приказание выполнено, товарищ подполковник!

Александр Иванович посмотрел на часы и распорядился:

- Выкладывай!

Старшина подошел к столу, раскрыл пакет и выставил на стол бутылку водки, банку огурцов, кусок колбасы, полбулки хлеба и виноватым тоном сказал:

- Селедки не было, товарищ подполковник.

Александр с чувством победителя посмотрел на меня и милостиво произнес:

- Ничего. Нет предела совершенствованию. В следующий раз устранишь допущенный недостаток.

Именно с этого момента я стал понимать, что наша армия непобедима.

ДЕЛО ПРИНЦИПА

Любая учеба - дело нелегкое. Учеба в военном институте Министерства обороны - тем более. Львиную долю учебного времени "съедают" иностранные языки и спецподготовка. Но как любой офицер, выпускник нашего института должен отлично стрелять, водить автомобиль и бронетехнику, быть хорошим спортсменом, строевиком и т.д. и т.п. То есть, кроме основных дисциплин, есть целый ряд других предметов, которые - хочет он того или нет - будущий офицер должен осилить и усвоить.

Среди этих предметов есть любимые и нелюбимые. К нелюбимым занятиям относятся: строевая подготовка, кроссы и марш-броски, оружие массового поражения и защита от него, в просторечье ОМП. Поэтому в течение учебного года курсанты относятся к этим дисциплинам спустя рукава.

Зная это, полковник А. Красовский, который ведет у нас ОМП, спуску никому не дает. Сдать предмет с первого захода - для лентяев - дело нереальное. Полковник считает, что ОМП на "отлично" овладел господь Бог, на "хорошо" - он, полковник Красовский, на "удовлетворительно" - прилежные курсанты, остальные должны пересдавать этот предмет до бесконечности.

В ходе пересдачи он за прилежание в виде исключения может поставить даже "хорошо", но это надо здорово постараться.

Самым нерадивым по этому предмету у нас на курсе считался курсант Бондаренко. В течение семестра он не получил ни одной удовлетворительной оценки ни по теории, ни по выполнению нормативов, явно игнорируя предмет, как таковой.

Накануне сессии полковник открыто заявил:

- Курсант Бондаренко на экзамен по оружию массового поражения может не приходить, так как при любых, самых фантастических условиях он его не сдаст.

Несмотря на это, Бондаренко пришел на экзамен и, естественно, "успешно" завалил его, после чего преподаватель сказал, что такого бестолкового обучаемого у него еще никогда не было и он вообще удивляется, как тот, с его умственными способностями, поступил в столь престижный вуз.

Выслушав заявление полковника, Бондаренко встал и произнес:

- По сравнению с пушту или арабским языком - оружие массового поражения - фигня, к тому же этот предмет никому не нужен. Но, чтобы доказать, что не святые горшки обжигают, я вызубрю его на "отлично".

Всем курсантам и мне было ясно, как божий день, что после этих слов дело Бондаренко - абсолютный швах, а полковник улыбнулся и сказал:

- Если это случится, я сделаю все возможное, чтобы вашу фамилию занесли в книгу рекордов Гиннесса.

Все посмеялись и забыли об этом разговоре. Все, кроме Бондаренко. Забросив все остальные учебники, сдавая сессию в основном на тройки, он основательно засел за стостраничную брошюру по оружию массового поражения. Через некоторое время курсант пришел на пересдачу. Иронично улыбаясь, преподаватель предложил экзаменуемому тащить билет. Услышав очень приличный ответ на все вопросы экзаменационного билета, он задал курсанту массу дополнительных, и почти на все эти вопросы получил ответы.

Крайне удивленный, он пожал Бондаренко руку и сказал:

- Поздравляю. Никогда не думал, что вы способны на подвиг. Ставлю вам "удовлетворительно".

- На такую оценку я не согласен, - ответил Бондаренко.

- Через сколько дней можно прийти на пересдачу?

- Я бы вам не рекомендовал этого делать. Но если вы так настаиваете, приходите через три дня.

Через три дня курсант снова стоял перед преподавателем. Начался экзамен. Казалось, что Бондаренко выучил все наизусть. От теории перешли к выполнению практических нормативов: надевание противогаза, средств химической защиты и т.п.

Нормативы были выполнены на "хорошо". Сказав, что он потрясен подготовкой курсанта, полковник Красовский поздравил его с оценкой "хорошо", так как общая оценка по предмету не может быть выше оценки за практическое выполнение нормативов.

Бондаренко поблагодарил преподавателя за добрые слова и сказал, что он не согласен и с этой оценкой, и попросил его назначить день для новой сдачи экзамена.

- У вас же завтра начинаются каникулы, - заметил преподаватель.

- Пока не сдам на "отлично", в отпуск не уйду, - ответил курсант.

- Ну что ж, приходите через три дня, если вы так хотите. Отпустив Бондаренко, полковник Красовский позвонил мне по телефону:

- Ты где откопал этого Бондаренко? - начал он с места в карьер. - То год ни хрена не делает, то зациклился на этом гребаном ОМП и задолбал меня своими претензиями на отличную оценку. Он что, не понимает, что в жизни ему будет достаточно того, чему он научился? Зачем ему пятерка?

- Дело принципа, - скромно ответил я.

- Ну-ну, - заметил Красовский, - видно на вашем факультете у некоторых крыша поехала.

... Через три дня, когда все были уже на каникулах, курсант Бондаренко снова стучал в дверь преподавательской. Но полковника Красовского на месте не оказалось. Его встретил майор Миронов, который сказал, что Красовский на время каникул ушел в отпуск и принять экзамен поручил ему, майору Миронову.

- Извините, - прозвучал ответ курсанта, - экзамены буду сдавать только полковнику Красовскому.

Он развернулся и вышел.

Ошарашенный майор набрал номер домашнего телефона полковника, передал тому содержание состоявшегося разговора с Бондаренко.

Выматерившись, Виктор Иванович собрался и через пару часов был в институте.

Вызвав Владимира на кафедру, он в течение часа гонял того по теории, многократно заставлял выполнить практические нормативы, но придраться было не к чему.

- Запомню вас на всю жизнь, - сказал он, ставя курсанту в зачетку жирную пятерку. - Вы действительно достойны места в книге рекордов Гиннесса.

... Недавно я перелистывал эту книгу. Фамилию Бондаренко там, к сожалению, не обнаружил.

САЛЮТ ШАМПАНСКИМ

Веселый яркий, теплый май. Год или два до распада великой страны. Один из высоких военных начальников, сын которого учится у меня на курсе, по случаю Дня Победы пригласил нас с супругой к себе в гости. За день до праздника узнаю от сына военачальника, что 9 мая в их семье - двойной праздник: в День Победы родилась его мать. Довольный тем, что, проявив бдительность, своевременно узнал такую важную информацию, приобрел подобающий случаю подарок, жена купила цветы - и вот мы уже на пороге квартиры генерала.

Гостей собралось около двадцати человек. Мужчины, в основном генералы и полковники, с женами. Мы с супругой самые молодые и, кроме меня, подполковников здесь больше нет. Ведем себя скромно и тихо - не каждый день бываешь в таких компаниях.

Хозяйка - нарядная, красивая, в замечательном светло-кремовом платье, с пышной прической льняных волос, старается нас расшевелить:

- Будьте как дома, здесь все равны.

Садимся за стол. Мы с женой оказались как раз напротив хозяев. Глаза разбегаются от всего, что находится на праздничном столе. Ждем начала пиршества. Глава семьи, открывая торжество, говорит, что для его семьи это особый день: День Победы для всей страны и день рождения его любимой женщины, супруги, матери замечательного сына, поэтому он предлагает начать с шампанского. Почетная обязанность открыть первую бутылку предоставляется человеку с фамилией Наливайко, пусть, мол, он оправдывает свою фамилию.

Собравшиеся по достоинству оценили предложение хозяина, подтвердив это аплодисментами.

- Шампанское открывать-то умеешь? - спросил кто-то из важных гостей.

- А как же, - лихо ответил я, беря в руки бутылку красного французского шампанского. Про себя же подумал: "Повезло. Хоть как-то поучаствую в сценарии торжества".

Наклонив бутылку под углом градусов в сорок пять, я стал медленно откупоривать ее. Публика затихла, ожидая выстрела пробки, я приготовился к испуганным возгласам по случаю завершения торжественной процедуры. Процесс затягивался, и, чтобы ускорить его, я решил немного встряхнуть бутылку. В момент исполнения задуманного раздался - нет, не выстрел - взрыв! Казалось, рухнул потолок. Пробка со скоростью пули вылетела из бутылки, громко шмякнулась в стекло рамки, висевшей на противоположной стене фотографии хозяина дома в генеральской форме.

Наблюдая перепуганным взглядом за траекторией полета пробки, я не сразу заметил, что шампанское тугой красной струей щедро поливает светло-кремовое платье прекрасной хозяйки. Через десяток секунд все было кончено. На стене болталась рамка с разбитым стеклом на фотографии генерала, за столом сидела мокрая именинница. Платье, только что бывшее светло-бежевым, стало темно-кирпичным. С прически, на которую хозяйка потратила полдня, - капали капли шампанского, похожие на кровавые слезы.

Воцарилась напряженная тишина. Было слышно, как тикают настенные часы. Мне показалось, что эта пауза продолжалась вечность. Первым опомнился хозяин:

- Ну ты даешь! - как бы с восхищением выдавил он из себя. - Настоящий праздничный салют устроил!

Народ зашевелился, постепенно приходя в себя.

- Да ты талант, - сказал седевший недалеко от меня седой солидный генерал, - действительно Наливайко!

Сидевшая рядом с хозяйкой гостья взяла ее под руку и повела в соседнюю комнату. Хозяин с завидным темпераментом начал разряжать обстановку:

- Гуляем, гуляем, друзья! Ничего особенного не случилось, с кем не бывает!..

Все напоминало сюжет известного рассказа: культурный не тот, кто делает замечания нашкодившему, а тот, кто этого не замечает.

Гости делали вид, что все нормально, все хорошо. Я и сам готов был в это поверить, если бы не разбитая рамка на стене, мокрая грязная скатерть, отсутствие хозяйки за столом.

Через некоторое время появилась пострадавшая виновница торжества с гладко зачесанными волосами, в темной юбке и белой кофте.

- Напрасно вы надели светлое, - промолвил мой сосед, - не ровен час... Его прервала моя жена:

- Простите вы его, ради бога! Это он от волнения...

Гости и хозяева, кто как мог, успокаивали ее:

- Да не берите вы близко к сердцу, ничего страшного не произошло. Хозяин же выразился в том духе, что это и к лучшему, иначе нечего было бы и вспомнить...

Застолье продолжалось, но нам с женой кусок в горло не лез. Улучив момент, когда мужчины вышли из-за стола покурить, а женщины меняли блюда, мы с женой по-английски, никого не предупредив, тихо покинули гостеприимных хозяев.

Поздно вечером позвонил отец моего воспитанника и сказал, что был удивлен моим внезапным уходом, ни словом не обмолвившись о происшедшем, на что я ответил, что неотложные дела заставили меня покинуть раньше времени его хлебосольный дом.

Этот случай оставил в моей душе неизгладимый след и надолго отбил охоту ходить в гости к гостеприимным генералам.

Уже в бытность мою полковником мне не раз оказывали высокую честь руководить застольем в кругу важных персон. Приходилось открывать и шампанское. Но все заканчивалось буднично и тривиально: ни разбитого фотопортрета, ни испорченного платья, ни перепуганных гостей, одним словом - скукотища...


Обсудить статью на форуме

Оглавление       Начало страницы


          ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU