Оглавление

Рассказы

ПЫЛЬ НАД СУЭЦКИМ КАНАЛОМ

АККОРДЕОН

В ХОСТ ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ НАРАЙ

МОСТ

 ПЫЛЬ НАД СУЭЦКИМ КАНАЛОМ

Ты знаешь, какое коренное сходство женщины с военной службой? Не знаешь? Так я тебе скажу. Непредсказуемость. Я обеих их за это и люблю. Вчера вечером в кругу семьи смотрел передачу о Египте, о загадочных пирамидах. Утром должен был убыть во Владимир, в командировку, а вместо этого нахожусь в самолете Ил-18 и лечу в этот самый Египет. Под нами - Средиземное море, слева и справа - истребители сопровождения, а впереди - кто его знает что, примерно так говорит полковник Василий Бодров - начальник оперативно-разведывательного отдела штаба инженерных войск своему соседу, подполковнику из разведывательного управления.

В начале октября 1973 года шестьдесят офицеров Московского военного округа в шесть утра были подняты по тревоге, в восемь - уже были на военном аэродроме в Чкаловском, а в двадцать часов сидели в конференц-зале Советского посольства в Каире, на приеме у военного атташе. Генерал вводил офицеров в обстановку: "После войны 1967 года между Египтом и Израилем, в которой Египет потерпел сокрушительное поражение, сложилась взрывоопасная обстановка на Ближнем Востоке... Есть резолюция Совета Безопасности ООН об освобождении Израилем оккупированных арабских территорий, но она не выполняется, и вы прибыли с миссией ООН контролировать выполнение этой резолюции. Сейчас вас отвезут в гостиницу, там для вас организован ужин и отдых. Завтра к вам явится главный представитель ООН в Египте и поставит конкретную задачу. Свободны. Полковнику Бодрову остаться". Бодров привык ничему не удивляться и поэтому спокойно продолжал сидеть, с интересом разглядывая картины, развешанные на стенах. Генерала он этого знал: служил под его началом. Он был командиром дивизии в Душанбе, а Бодров - командиром саперной роты. Не уважали генерала за самодурство. Когда все вышли, генерал подозвал Бодрова к себе и сказал: "Вы сейчас отправитесь к главному военному советнику вооруженных сил АРЕ, в Генеральный штаб, там для вас приготовлено особое задание. Наш сотрудник проводит вас к машине".

Не узнал генерал бывшего подчиненного, ну и ладно, навязываться не будем.

Езда но городу Каиру - это гонки без правил. Все едут на любой свет светофора, пытаясь друг друга обогнать, при этом неистово сигналят, но водители не нервничают, а с удивительной ловкостью и уважением к другим крутят "баранку" и умудряются без аварий проезжать туда, куда надо. Пешеходы переходят улицу там, где хотят, поэтому в несущемся потоке машин торчат фигуры людей, спокойно пробирающихся в нужную сторону.

На что Бодров всегда невозмутимый и то пару раз охнул на крутом обгоне. И когда приехали к зданию Генерального штаба, он с облегчением покинул машину.

Да, здание мощное: бетон, стекло, вокруг на полкилометра все снесено под метелочку. Такого даже у родной Советской Армии нет.

В этом заведении Бодров пробыл недолго. Его уже ждал советник командующего третьей египетской армии (ЗА) генерал Трофимов, с которым познакомил главный и объявил: "Серьезно заболел советник начальника инженерных войск ЗА; времени на раскачку нет, поэтому вам предлагаю его место".

С "девяткой" (9-е управление Генштаба, отвечавшее за посылку советских офицеров за границу. -Авт.) согласовано. Скоро предстоит форсирование Суэцкого канала. Начальник инженерных войск армии неплохой специалист, но слаб характером, и его надо поддержать, не дать опустить руки в боевой обстановке. Если согласен, то - вперед. Бодров относился ко всему философски: что ни делается - все к лучшему, и согласился. Снова езда по сумасбродным улицам Каира, но вот машина выскочила на прямую трассу Каир - Исмаилия и понеслась в сторону Суэцкого канала. Генерал Трофимов сидел на заднем сиденье рядом с Бодровым и объяснял, что к чему: "Когда начнется форсирование, не знает никто, но то, что скоро, это точно. На канал пойдут три армии. Наша - в центре. Израильтяне на том берегу устроили вдоль канала насыпь высотой восемь метров, шириной - двадцать. В насыпи углубили бетонку так, что только башни танков видно. Танки все время двигаются и крутят стволами, а в самой насыпи, через каждые сто метров, - огневые точки с железобетонными стенами до метра толщиной. Откосы насыпи заминированы. За насыпью - хорошо организованная пятнадцатикилометровая полоса с системой траншей, окопов для артиллерии и танков. А дальше - оперативный простор. Ваша задача - дать вовремя мосты. В нашем понтонном полку - два парка ПМП, вполне хватает на два моста, и, надо сказать, понтонеры работают здорово, сам видел их на тренировках на Ниле. Дело в том, что офицеры прошли крепкую подготовку в Одессе. Египтянин, полковник Яхья, грамотный офицер, академию имени Куйбышева окончил, хорошо говорит по-русски, но какой-то как в воду опущенный, все время подбадривать надо. Сами разберитесь. Вникайте быстро, отдыхать некогда".

Приехали. Это местечко называется Загазиг. Ворота откатились, машина въехала во двор и остановилась у подъезда особняка. Из дверей выскочил офицер, принял у генерала толстый портфель. К Бодрову тоже подошел лейтенант, представился, что он переводчик инженерного отдела, и первым протянул руку. Бодров сначала руки не подал и сказал с улыбкой: "Женщине и начальникам первыми руку не подают. Ведите к полковнику Яхья". И потом подал ему руку.

Зашли в особняк, поднялись на второй этаж, лейтенант открыл дверь, и Бодров увидел за просторным столом разгневанного полковника и сбоку стоявшего по струнке офицера. Вдруг полковник наотмашь ударил офицера в лицо. Тот отлетел к стене, но тут же вытянулся и замер. Полковник небрежно махнул ему, мол, пошел вон, и, сменив гнев на улыбку, вышел из-за стола навстречу Бодрову. Вот тебе и "в воду опущенный", подумал Бодров и через силу тоже улыбнулся. Оказывается, мордобой в Египетской армии - естественные взаимоотношения между начальником и подчиненным, как впоследствии в этом убедился Бодров.

Чем глубже вникал Бодров в дело, тем больше возникало вопросов, на которые не мог ответить Яхья. Как выйти на намеченные створы мостов? Как обозначить пути выхода к мостам для войск? За кем конкретно выходят понтонеры к урезу воды? Почему нет графика переправы, нет схемы организации наводки моста? Бодров, прихватив с собой заместителя полковника Яхья, поехал в понтонный полк. Там его встретил советник командира полка Маслов. Офицер на все вопросы отвечал уверенно, со знанием дела. Уже на пути к машине Маслов вдруг сказал Бодрову: "Меня беспокоит проход в насыпи в створе моста. Яхья сказал, что это не моя забота, это сделают саперы, а когда и как они это сделают, никто не знает".

"Правильно, Маслов, проход в песчаной насыпи - дело серьезное. Будем решать, и немедленно", - прощаясь, сказал Бодров и пожелал "ни пуха".

Приехал в штаб, узнал, что Яхья отдыхает. Будить не стал, а нашел генерала Трофимова, доложил ему о своих делах, попросил добыть две пожарные машины и объяснил: "Вслед за передовым отрядом понтонеры выходят к урезу воды, из двух звеньев делают паром, грузят пожарные машины, тянут на ту сторону, и струёй воды промывается в насыпи проход. Ни техника, ни подрыв не обеспечат такую скорость и надежность. За это время собирается лента моста и вводится в створ.

Трофимов идею понял, и в 23 часа машины были в понтонном полку. В полночь прошел сигнал о полной боевой готовности, время "Ч" - в 4.00.

Это было 6 октября 1973 года. Ровно в 4 часа на насыпь по всей ее длине обрушился шквал огня из тысячи орудий. Три армии на фронте от Порт-Саида до Суэца вышли на исходные рубежи для форсирования.

Два часа авиация, артиллерия и ракетные установки неистово молотили по насыпи и прилегающей к ней полосе обороны. Пыль поднялась до неба и закрыла солнце, расползлась на сотни километров так, что видимость сократилась до пятидесяти метров, но войска удивительно точно выходили на свои маршруты и рубежи.

Через два часа в воду Суэцкого канала вошла пехота и на надувных резиновых лодках с моторами "Москва" ринулась к противоположному берегу. Противник был ошеломлен и серьезного сопротивления не оказал.

Понтонеры вышли на свои створы точно и вовремя. Как и планировалось, сначала собрали паромы, погрузили пожарные машины, отбуксировали их катерами к противоположному берегу. Там они приступили к промывке прохода в насыпи, а в это время пошла сборка моста вдоль берега. Через 35 минут Бодров доложил генералу Трофимову: "Мосты наведены, проходы в насыпи готовы!"

По понтонным мостам двое суток непрерывным потоком шли воинские части, и к исходу 7 октября операция по разгрому израильской группировки на Суэцком канале была завершена. Это была блестящая победа.

Что делалось в Египетской армии! Слезы радости, всеобщее ликование, восторг, праздник. Офицеры обнимались даже с солдатами. Всю ночь тысячи трассирующих пуль прорезали небо. Повсюду слышались выкрики: "Иуда касура!" (что означает "Гибель евреям!"). Солдаты рвались вперед: "На Тель-Авив! " Такую армию уже ничто не остановит, тем более что у Израиля больше не было организованной обороны. Слишком израильтяне были уверены в неприступности Суэцкого канала. Министр обороны Израиля Моше Даян был в шоке.

Не менее растерян был и президент Египта Анвар Садат. Он не ожидал такого успеха своей армии и в эйфории победы отказался от дальнейшего осуществления плана ведения войны. А по плану Генерального штаба необходимо было без промедления развивать наступление, одновременно наносить авиационные и ракетные удары по аэродромам, воинским частям, укреплениям на Голанских высотах и к исходу 10 октября восстановить утраченные территории в войне 1967 года, обеспечить построение своего государства народу Палестины. Удар по Голанским высотам был сигналом для наступления армиям Сирии и Ливана.

Анвар Садат сказал, что мы победили и дальше будем все решать мирным путем. И как ему ни объясняли, что такое решение смерти подобно, он и его окружение были непреклонны. Простояли войска неделю. Армия разлагалась на глазах. Командование армии бросило войска и убыло в Каир выяснять обстановку.

Моше Даян оправился от потрясения, привел свою армию в боевую готовность, поднял в воздух авиацию и обрушился шестью танковыми бригадами на не подготовленные к обороне египетские войска.

Положение усугублялось еще тем, что солдаты Египетской армии централизованно не обеспечивались питанием, им платили деньги, и они толпами бродили по населенным пунктам в поисках пищи, на позициях было полно ишаков и верблюдов, на которых приехали торговцы.

От боевого духа не осталось и следа. С каждым днем росло недовольство политикой президента, и при первой же бомбежке солдаты стали разбегаться кто куда.

Моше Даян приказал на танки передового отряда нанести опознавательные знаки Сирийской армии. Когда эти танки увидели египтяне, то радостно замахали руками, а в ответ получили огонь из танковых пушек и пулеметов в упор. Началась паника.

И вот миллионная, оснащенная новейшим вооружением армия, только что совершившая боевой подвиг, бежала, бросив технику и оружие.

Передовой командный пункт армии располагался на южной окраине Исмаилии. Полковник Бодров и полковник Яхья сидели в штабном автобусе и ждали команды. Они понимали, что надо убирать мосты, но распоряжения на это не поступало.

Бодров буквально висел на телефоне, пытаясь достать хоть кого-то из своих в Генеральном штабе, чтобы выяснить обстановку. Генерал Трофимов как вчера убыл с командующим армией в Каир, так и не вернулся. Наконец у телефона на том конце появился адъютант главного, который прокричал: "Уноси ноги оттуда. Садат всю вину за поражение свалил на нас и отказался от наших услуг. Все наши собираются в посольстве!"

Рядом ухнул снаряд, за ним еще и еще. Бодров крикнул переводчику: "За мной!" - и выскочил из автобуса. Яхья бежал рядом, и вдруг он упал. Бодров нагнулся к нему и увидел огромный осколок, торчавший из головы полковника. Переводчик отыскал служебную легковушку и отчаянно засигналил.

Бодров подбежал к машине, сам сел за руль и, лавируя между горящими машинами и разрывами снарядов, вырвался на бетонное шоссе, ведущее в Каир. По понтонным мостам уже шли израильские танки.

Через неделю полковник Бодров был дома и по телевизору наблюдал, как на 101-м километре от Каира идут мирные переговоры.

А офицеры Египетской армии не простили предательства Садату и расстреляли его на параде.

АККОРДЕОН

Случилось так, что восемь молодых офицеров, от лейтенанта до старшего лейтенанта, застряли в новогодние дни в леспромхозе в Тюменской области, на самой границе с Казахстаном. Этих офицеров от разных саперных частей направили со своим личным составом на заготовку леса. Прибыли они в начале декабря. Им обещали, что к Новому году они будут дома, но задание увеличилось настолько, что и за январь не справиться. Разместили офицеров в вагончике, солдат - в бараке, и работа пошла. С утра до вечера делянка, а по вечерам - тоска.

Ну офицеры не тот народ, чтобы вот так скучать, и все тут. Дело находилось, но все-таки с приближением Нового года становилось не по себе.

И вот как-то вечером один из лейтенантов мечтательно произнес:

- Эх, мне бы аккордеончик сюда, Новый год встретили бы с музыкой.

Офицеры переглянулись и с интересом воззрились на Славу Лаптева, это он произнес неожиданную фразу. - А ты что, владеешь инструментом? - спросил старший лейтенант Семенов.

- Играю любую вещь по заказу, - ответил Лаптев.

- Так давайте сложимся и купим, - оглядывая всех, сказал Семенов. - Сколько надо?

- Нас восемь, значит, по триста рэ - и можно сносный аккордеон взять, - неуверенно ответил Лаптев.

Один из офицеров засомневался: мол, как его поделишь, когда разъезжаться будем. Семенов развеял сомнения: "Разыграем. Кому повезет, тому аккордеон и будет!" Офицеры дружно полезли в карманы.

Из леспромхоза каждый день уходили машины в Петропавловск и на следующий день возвращались. И вот 30 декабря лейтенант Лаптев сел в КрАЗ, груженный лесом, и убыл за покупкой.

Прибыли благополучно, договорились с водителем, во сколько завтра в обратный путь. Лейтенант поймал такси и помчался в центральный универмаг. Аккордеона там не оказалось. Объездил Лаптев все магазины, но тщетно. "Большущий город - и ни одного аккордеона!" - в сердцах выпалил Слава в воздух. Оставался - рынок. Но время уже было позднее, рынок, конечно, закрыт, и надежду свою пришлось оставить до завтра. Так и проспал он с надеждой в вестибюле гостиницы и с утра был на рынке. Бесполезно, и там аккордеона не было. Сочувствующие граждане посоветовали подождать некого Колю, у него должен быть. Коля бывает здесь с одиннадцати, если трезвый. Схватился Лаптев и за эту соломинку, дождался Колю, но тот развел руками: "Не-е-ту".

Время поджимало, и лейтенант с отчаяния купил Тульский баян, которые встречались ему на каждом шагу. "Ладно, - сам себя успокаивал, - играть на нем не приходилось, постараюсь освоить, в крайнем случае на басах любую песню подыграю".

На станцию Лаптев прибыл вовремя, но там со сдачей леса получилась затяжка, и отъезд отодвинулся до трех часов дня.

Наконец тронулись в путь. В кабине КрАЗа разместились трое: водитель, лесоруб из леспромхоза и лейтенант Лаптев с баяном. Через час езды баян в футляре, стоящий на коленях, потяжелел, ноги стали затекать. "Надо поставить вниз, - подумал лейтенант. - А вдруг тряхнет - и там сорвутся планки. Нет, терпи", - и Лаптев обнял футляр покрепче. Еще через час он развернул баян так, чтобы тот проскочил меж ног вниз. А внизу была сумка с четырьмя бутылками шампанского и пятью банками крабов (заказ офицеров). Толкая соседа, Лаптев с большим трудом вытащил ее наверх, а баян улегся на полу.

- Да успокойся ты, лейтенант, - сказал сосед. - Вон уже огни леспромхоза видать. Шофер весело пропел:

- Огни лесхоза дорогие, там ждут девчата молодые! - и громко прокричал: - Пять кэмэ осталось!

Машина с трудом забралась на пригорок и внезапно заглохла. Водитель, еще весело глядя на пассажиров, нажал на стартер. Но двигатель молчал. Лицо у водителя помрачнело, он выскочил из машины, задрал капот, вернулся, взял из-под сиденья электрофонарь и нырнул к двигателю. Вернулся на свое место, дверца резко хлопнула.

- Все, приехали, топливный насос полетел, - сдавленно проговорил водитель.

Помолчали. В кабину со всех сторон начал проникать холод.

- Надо идти, - сказал лейтенант. - Пять кэмэ не расстояние, - и решительно спрыгнул на дорожный наст.

Водитель сказал, что через час-полтора их догонит Петрович и возьмет на буксир. Лесоруб тоже отказался идти. Лаптев взял баян, свою сумку и пошел прочь. "Как хотите", - подумал он и посмотрел на светящийся циферблат своих часов, было половина восьмого. "Нормально", - сказал он сам себе и энергично зашагал дальше.

Через некоторое время он заметил поземку. Она с каждой минутой усиливалась, и вот уже замело так, что исчезли огни леспромхоза. Дорога становилась все уже и уже, и вдруг ноги провалились в снег. "Надо же, - с досадой подумал Лаптев, - умудрился сбиться с дороги. Надо аккуратно, по своим следам вернуться назад, дорога же рядом". Он прошел немного, следов не видно, ноги стали проваливаться еще глубже. Он остановился. Вокруг мельтешила белая мгла. Мурашки пробежали по спине.

"Только без паники, - успокаивал он сам себя. - Надо брать правее, дорога идет вдоль берега озера, поэтому никуда от меня не денется". Но, сделав несколько шагов, провалился по пояс.

- Да что за черт?! - выругался Лаптев. - Заблудился под носом у леспромхоза, командир называется.

Выкарабкался, где потверже, и пошел, осторожно ощупывая впереди себя снег ногами. Метель начала утихать, показались какие-то кусты, а огни все не появлялись. Баян и сумка с шампанским оттягивали руки как гири. Поставил вещи на снег, потер окоченевшие руки, с трудом поднял задубевший рукав шинели и глянул на часы: 23.10

- Вот те и Новый год! - в отчаянии воскликнул Лаптев. - Где же эта чертова дорога?

Справа выделялось что-то объемное, похожее на холм.

"Что это? Может, строение какое? Надо разведать", - подумал лейтенант, оставил свою поклажу и, проваливаясь по колено в снег, приблизился к холму. Оказался большой, забытый кем-то стог сена.

"Ну что же. Утро вечера мудренее, встретим Новый год в стогу", - взбодрился Лаптев. Вернулся за баяном, прорыл в стогу нору, забрался в стог с вещами, разрыл вокруг себя пространство и заделал вход. Дурманящий запах трав и тепло разморили уставшее тело. Лейтенант выпрямился и крепко уснул.

Когда проснулся и вылез наружу - было светло.

- Здравствуй, первый день Нового года! - взметнув руки вверх, прокричал лейтенант и увидел в километре на пригорке оставленную им машину. Он чуть ли не бегом рванулся к ней. Ни в машине, ни вокруг - никого. И тут он увидел в двухстах метрах домик и несколько рядов длинных и высоких сараев. "Наверно, ферма какая-то", - сообразил Лаптев и направился по широкой дорожке к домику. Зашел на крыльцо, постучал в дверь, она почти сразу распахнулась, и в проеме появился тот самый водила. Он изумленно и весело заорал:

- Какие люди! Девчата, принимайте гостя с баяном!

Краснощекие девчата высыпали в сени и приветливо улыбались. Потом завели лейтенанта в дом, захлопотали вокруг, раздели, дали умыться, выпить и закусить. В углу на овчинной шубе спал лесоруб. Девчонки выслушали рассказ лейтенанта о его злоключениях, просили не спешить, отдохнуть, на баяне поиграть. Он поблагодарил хозяек за гостеприимство, извинился, сказал, что его ждут свои и волнуются. Попрощался и ушел. Понял Лаптев, почему забарахлил мотор на этом месте. Он вышел на дорогу и бодро зашагал по твердому, чуть запорошенному насту. На этот раз ему повезло. Не прошел и километра, как подхватила попутка.

В вагончике первым встретился со старшим лейтенантом Семеновым.

- О! Ждали не дождалися, не ждали - показалися, - сказал весело он, протягивая руку.

Офицеры выслушали рассказ Лаптева, не перебивая, а когда он сообщил, что аккордеона не нашел и купил баян, на котором играть не умеет, гоготнули. Самый старший - старший лейтенант Шмаков сказал:

- Ладно, хорошо, что живой остался, спаниковал бы - и хана, все-таки нынче ночью было минус тридцать за бортом. Да и волки даже в городок шастают. Ты, Слава, не расстраивайся из-за того, что не то купил. Раз в музыке петришь, баян освоишь быстро и будешь нас веселить. А теперь, друзья, выпьем за инструмент, за Новый год и за лейтенанта, что привез нам шампанское!

Во второй половине дня Лаптев забился в уголок вагончика и начал изучать клавиатуру баяна, пробовать гаммы. Что-то вырисовывалось, но пальцы слушались плохо, не попадали на нужные кнопки.

Вот тут зашел в вагончик капитан из местного военкомата.

- Извините, не мог пройти мимо - услышал голос баяна, - проговорил он баском и сел напротив Лаптева. Послушал-послушал и, не выдержав пиликанья, сказал: - А ну, дайте его сюда! - Взял инструмент, продел руки под ремни, и баян ожил, запел, залился многоголосьем, застонал басами.

Вагончик заполнился известными всем "Подмосковными вечерами". Лица офицеров расплылись в довольных улыбках. Закончив играть, капитан сказал, как бы обращаясь ко всем:

- У нас в военкомате много лет лежит аккордеон, я в нем - ни в зуб ногой, а баян - это вещь.

Он еще что-то говорил, ласково поглаживая любимую вещь, но лейтенант уже ничего не слышал, сердце его чуть не выпрыгивало, и он выпалил:

- Так, может, махнемся? Я - аккордеонист.

- Это было бы здорово, но надо поговорить с военкомом, - ответил оживленно капитан.

Все решили, что тянуть это дело в праздничный день ни к чему. Надо идти к военкому немедленно.

Военком вышел на крыльцо в хорошем расположении духа, выслушал просьбу капитана и спросил:

- На сколько басов баян?

- Сто двадцать, - ответил капитан. - Столько же и у нашего аккордеона.

- Ну так меняйтесь, не пропадать же музыке, - сказал военком и скрылся в доме.

Пришли в военкомат. Дежурный вызвал завхоза. Долго ждать не пришлось, хотя Лаптеву казалось - прошла вечность. Завхоз открыл кладовку, вынес запыленный футляр, смахнул пыль полой шинели и поставил его на стол. Лаптев поднял крышку футляра и замер: перед ним был белый итальянский аккордеон-красавец. Он переливался блеском перламутра, словно кричал, мол, берите меня скорее и играйте!

Лейтенант взял его в дрожащие от волнения руки, наладил ремни, пробежал по клавишам сверху вниз и обратно и заиграл самое любимое: чардаш Монти. Сначала плавно и напевно музыка заполняла пустой коридор военкомата, но вдруг взорвалась и в стремительном темпе вырвалась на улицу, останавливая изумленных прохожих...

Еще не очень веря в то, что произошло, Лаптев пришел в вагончик, не спеша разделся, потом вынул аккордеон из футляра и, стоя, развернул меха.

Офицеры слушали восторженно, с восхищением смотрели на аккордеон, на пальцы музыканта, заказывали наперебой свои любимые мелодии, а лейтенант играл и играл.

Вдруг его пальцы остановились, и во внезапной тишине он сказал:

- Ребята, а вы понимаете - случилось новогоднее чудо! Если кто не верит в чудеса, расскажите им об этом аккордеоне!

Офицеры согласились. А когда разъезжались по своим частям, без всякого розыгрыша отдали аккордеон лейтенанту Лаптеву.

В ХОСТ ЧЕРЕЗ ПЕРЕВАЛ НАРАЙ

Сентябрь 1985 года. Война в Афганистане полыхает по всей ее территории. На юго-восточной границе с Пакистаном, отделенным горными массивами на сотню километров от Кабула, сражается гарнизон Хост. Этот небольшой старинный городок расположен в широкой долине. Лакомый кусок для оппозиции. Ее предводители давно мечтают захватить этот город и организовать здесь правительство Афганистана. Но 25-я пехотная дивизия Афганской армии и пограничная бригада стоят насмерть. Обстановка с каждым днем становится сложнее. Боеприпасы и продовольствие на исходе. Боевая техника на 60 процентов вышла из строя. С Хостом единственная связь - воздушный мост. Но с каждым днем все опаснее полет и посадки самолетов на Хостинский аэродром. Ракетные обстрелы становятся все чаще и точнее. Все уже кольцо вокруг Хоста. Советских войск здесь нет. В дивизии и погранбригаде от полка и выше советники, наши офицеры. Их называют мушаверы. В этой сложной обстановке они не советуют, а командуют, и благодаря их мужеству и профессионализму оборона Хоста держится крепко.

Западнее Хоста возвышается на горе крепость Матун. С ее стен просматриваются все подступы к Хосту. Все пространство пристреляно различным видом оружия, в том числе и пушками "сотками". Но боеприпасы на исходе, и душманы обнаглели, уже заняли некоторые господствующие высоты и обстреливают напрямую.

Решение принято. Идти в Хост. Провести колонну с боевой техникой, с продовольствием и боеприпасами. Но как? Из Гардеза, где размещен штаб 3 АК Афганской армии, идет на Хост бетонка, прямая, как стрела, построенная советскими строителями еще при шахе. Все ее 80 километров проходят в горах, где проживают враждебные племена, но родственные премьер-министру Кишманду. С ними заключена договоренность, чтобы правительственные войска по этой дороге не ходили, а они, в свою очередь, не будут лезть в Хост. Но душманы лезли в Хост, а нам запрещено было и думать об этой дороге. Поэтому решено было пробиваться по другому пути: Гардез -Нарай - Чемкани - перевал Нарай - Хост. Грунтовая дорога проходит вдоль границы с Пакистаном, по горным склонам и перевалам. Для разворота и маневра техники есть только одно место - перевал Нарай. Протяженность всего пути до Гардеза - 110 километров. Хорошо одно: нас здесь душманы не ждут.

Это потом, в конце 1987 года, была проведена широко разрекламированная операция "Магистраль" по запрещенной для нас бетонке. Пресса и телевидение широко освещали эту операцию. Командование 40-й армии с гордостью заявляло, что, мол, впервые за годы войны в Хост проведена колонна с продовольствием и боеприпасами. Ну ладно, впервые так впервые. А за два года до этого мы решили провести мощную колонну (9 танков, 12 БТР, 130 машин) в Хост через горы, без участия советских войск, по дороге очень трудной, крайне опасной. И провели! Вот как это было.

При главном военном советнике Министерства обороны ДРА была организована оперативная группа управления боевыми действиями, которую возглавил генерал-лейтенант Василий Инакиевич Филиппов, мудрый и душевный человек и талантливый полководец. Он не шумел, не повышал голоса, но руководил четко и решительно. В группу вошли высоко профессиональные офицеры всех родов войск. О каждом из них можно написать целую повесть. Полковник Анатолий Мухомедьяров (оператор), Валерий Разин (авиатор), Михаил Онучин (артиллерист) и другие офицеры, энергичные, знающие свое дело, способные быстро реагировать на меняющуюся боевую обстановку. В Гардезе, в штабе корпуса, были решены все вопросы по плану боевых действий, и с утра 11 сентября войска вышли осуществлять этот план. Первый этап - вывести колонну до Чемкани. Это значит: слева и справа маршрута войскам необходимо занимать господствующие высоты, чтобы не допустить прорыва душманов к колонне. Тут выясняется, что один батальон 14 пд исчез. По данным разведки, командир батальона и большая часть солдат перешли на сторону душманов. Вот где проявилась мудрость генерала Филиппова. При постановке задачи штабу 3 АК ни слова не сказано о Хосте. Задача была поставлена так, что необходимо доставить колонну в Чемкани для усиления пограничного полка, дислоцированного там. Поэтому комбат, сбежавший к душманам, знал только эту задачу. О дальнейшем походе на Хост не знал никто, кроме нашей оперативной группы и командира корпуса. С выступлением войск мы вылетели на вертолетах в Хост. Я просил генерала Филиппова оставить меня в отряде обеспечения движения, но генерал отказал мне в этом. У меня были основания не доверять советнику начальника инженерной службы корпуса, который возглавил ООД.

Мало того, что он только что прибыл из Союза, но еще и гонора было многовато, на мой взгляд, необоснованного. Вообще я убедился в том, что, если у начальника или подчиненного гонор, напыщенность, этакая завышенная оценка своего "я", этот человек обязательно на поверку - дурак. Вот этот полковник показался мне таким. Я не буду называть его фамилию, т. к. роль в этой операции он сыграл отрицательную, и не будем бить человека через столько лет. Тем более что он был через полгода ранен и отправлен в Союз. Итак, мы разместились в Хосте, в штабе дивизии, который расположился под горой крепости Матун. Командир дивизии генерал Асеф - поджарый, высокий, энергичный человек. Непререкаемый авторитет в Хосте. Он умело организовал местную власть, полк самообороны из местных жителей. Наладил крепкое взаимодействие с погранбригадой. Все это позволило ему удерживать Хост в своих руках без помощи Советской Армии. Конечно, вдохновляющей силой и надежной опорой в его деятельности были советники.

Мы быстро вошли в связь со всеми советниками частей и соединений, ведущих боевые действия, и на карте вырисовывалась нормальная картинка. Все шло по плану. Колонна продвигалась вперед. Душманы оказывали сопротивление, но не очень ретиво. Они собирали силы, чтобы встретить войска в Чемкани. Но и здесь у них ничего не вышло. Колонна без потерь прибыла в Чемкани и без остановки двинулась дальше в горы. Душманы этого не ожидали. Дорога даже не заминирована. Они поняли, что войска идут в Хост, и бросили свои силы на удержание перевала, но под натиском 14 пд и 12 пд они отошли. И все же успели обрушить полотно дороги на самом перевале.

Дорога к перевалу петляла по склонам гор, то поднимаясь до облаков, то опускаясь к их подножию. Ширина дороги еле-еле умещала танки. Машины шли на пониженных скоростях - 5-10 км/ч. Некоторые водители не справлялись с управлением, и машины падали с кручи с высоты от 30 до 50 метров. Одно было хорошо, что обстрелять колонну душманы не могли. С одной стороны она надежно прикрыта горами, а с другой - все господствующие высоты заняты войсками. Ракетный обстрел тоже не достигал цели. И колонна шла, казалось, неудержимо.

Вот и перевал. Здесь и проявилась беспомощность командира ООД (отряд обеспечения движения) и советника, того самого полковника, которому я сразу не поверил. От них пошло донесение в корпус и к нам, что дальше не пройти. Разрушен перевал так, что на восстановление нужна неделя. Командир корпуса начал паниковать. Остановка на перевале смерти подобна. Душманы часа через 2-3 соберут многократное превосходство в живой силе и собьют солдат с господствующих высот, а тогда уничтожат и колонну. Надо уходить назад, в Чемкани. Через каждые 15 минут все тревожнее шли доклады. Душманы наседают. Завязался горячий бой. В атаку на перевал пошли пакистанские малиши (солдаты). Но им дали хороший отпор, и они больше не пробовали. Василий Инакиевич вызвал к себе генерала Асефа и его советника и приказал направить резервный полк на перевал навстречу войскам. Асеф сник, а его советник сказал, что в резервном полку осталось 150 человек, все на обороне Хоста.

- А вот к этим 150 приплюсуйте тех, кто держит оборону на том направлении. Душманы все силы бросили на перевал, а вас держат за затюканных и неспособных выйти за границу обороны. Вы им ударите в спины. Через 30 минут жду вашего решения, - спокойно сказал Василий Инакиевич и тут же по связи приказал командиру корпуса вылететь на перевал, лично оценить обстановку и доложить. Я обратился к генералу Филиппову:

- Я не верю в большие разрушения. Перевал был цел до нашего подхода, за то время, что было у душманов, невозможно произвести что-либо серьезное, если заблаговременно не готовить. А они не готовили. Поэтому мне нужно туда лететь и посмотреть самому.

Василий Инакиевич наотрез отказал:

- Я не имею права рисковать вашей жизнью. Там идет бой. Забудьте об этом.

- Товарищ генерал, я убежден, что смогу быстро восстановить дорогу. Ну не поворачивать же назад, в самом деле, - сказал я, насколько мог решительно, и это возымело действие.

- Хорошо, если вы так убеждены, летите, - и он дал команду на вылет паре вертолетов.

Через 15 минут мы кружили над перевалом. Внизу стремительно летели трассы пуль в разные стороны. Разрывы снарядов вздымали землю, и облака пыли застилали посадочную площадку. Наконец мы ее заметили, и вертолет камнем пошел на посадку. Я выпрыгнул из вертолета, едва он коснулся земли. Меня встретили командир ООД полковник Гафур, начальник инженерных войск корпуса и тот самый советник.

Мы молча прошли к месту разрушения. То, что я увидел, просто взбесило меня. Препятствие было легко устранимо. Тридцать метров полотна дороги было скошено под 45 градусов в сторону обрыва. На этом месте копошилось человек пятнадцать солдат. Я пристыдил полковника, как мог, коротко. Нарисовал на листе бумаги схему производства работ. Необходимо было в образовавшемся откосе отрыть две метровой ширины ступени, на них поставить из камней опорную стенку и промежуток засыпать камнями и грунтом. Я рассчитал, что необходимо не менее 50 человек на три часа работы.

Полковник сказал, что у него нет людей: всех забрали на защиту перевала. Осталось 15 саперов.

- Дайте команду по колонне: всех водителей и экипажи танков в голову колонны, - резко приказал я.

Приказ полетел по колонне. Через 15 минут собралось около 70 человек. Я сам распределил людей по командам и поставил им задачи.

Оставшиеся люди были нацелены на подноску камней и грунта. Инструмент - лопаты, топоры, пилы, кумулятивные заряды: все это было заложено в ООД еще в Гардезе по моему требованию. И работа пошла. Саперы выбрали место и взорвали скалу для заготовки камней. Я связался с Филипповым и доложил, что в 15.00 начнем движение. Он ответил:

- Спасибо, ждем.

Полковник начал проявлять бурную активность. Он бегал от команды к команде, что-то кричал, вырывал из рук лопату и показывал, как надо ее держать. Это раздражало солдат, и я подозвал офицера к себе. Он энергично подошел с готовностью услышать опять что-нибудь нехорошее. Но я спокойно спросил:

- Чайку не найдется?

- Что? - не врубился он.

Я повторил. Он непонимающе перевел взгляд на Гафура. Тот улыбнулся и одним знаком руки привел в движение какие-то механизмы, и рядом расстелился цветной коврик, на нем разместились чашки, пышущий паром чайник и тарелка с конфетами.

Чай у афганцев - святое дело. В любой обстановке, в любое время он всегда есть. И вот над головой расчерчивают небо трассеры, со свистом пролетают снаряды и ухают где-то сбоку или сзади. На дороге кишит работа, а мы в полутора километрах от границы с Пакистаном пьем чай. Конечно, я неотрывно наблюдаю за работой. Когда необходимо, подхожу и объясняю, что и как надо. Особенно тщательно нужно осуществить кладку стенки - как слоеный пирог: ветви, камни, опять ветви и снова камни. И так до конца.

Афганцы народ понятливый. Когда они знают, что делают, то работают очень энергично и даже весело. Вообще они всегда настроены на улыбку. Вот несет огромный камень замученный с виду солдат, но, поймай его взгляд и улыбнись, он ответит тебе немедленно, да не просто улыбкой - до ушей.

Появился на перевале генерал Асеф, пробился все-таки. Теперь на Хост дорога открыта. Работа близится к концу. Подходит офицер и спрашивает, куда класть бревна. Полковник вызывается показать. И я вижу, что бревна укладывают вдоль дороги, как колею. Опять не так. Надо их укладывать через каждые 2 метра поперек, чтобы распределить нагрузку по сечению полотна равномерно. Я исправляю эту ошибку. Работа закончена, глянул на часы -15.00. Вперед! Пошел первый танк. Опорная стенка чуть просела, но держит надежно. За первым пошел второй. И так машина за машиной без остановок. Доложил Филиппову, что колонна пошла, и попросил вертолет. Он ответил, что благодарен мне и вертолеты вылетают немедленно. Приятно было смотреть на проходящие одна за другой машины. Вот и прошла последняя. Как получилось, что я остался на перевале один? В эйфории победы я совершенно один на этом перевале. Я знал, что через 20 - 30 минут душманы будут здесь. Они, как шакалы, идут следом за уходящими войсками. Колонна ушла, и солдаты, занимающие господствующие высоты, покидают их, следуя за колонной. Что делать? Бежать вслед? Но догнать ее я не смогу, этак бежать придется до самого Хоста 8 км. Глянул на часы - 10 минут 5-го. Уже 30 минут, как вертолет должен бы быть здесь. Сел я на камень, закурил, вынул пистолет из кобуры, снял с предохранителя и послал патрон в патронник. Мимо, вниз по дороге, почти бегом прошла группа афганских солдат. Они смотрели на меня как на чокнутого. Автоматные очереди стали слышны отчетливее и громче. Я встал и решил идти вниз по дороге, но раздался гул вертолета. Я побежал к посадочной площадке, замахал руками, и непроизвольно вырвалось из горла:

- Вертоле-е-ет!

МОСТ

Войсковые учения Московского военного округа подходили к концу. Холодное серое небо октября вторую неделю нещадно поливало землю противным мелким дождем. Уже не было спасенья от сырости ни под плащом, ни под тентом. Военные материли на чем свет стоит погоду, хотя знали её закон подлости: классные занятия - духота, солнце, на небе ни облачка, полевые - только из городка, как на ветровых стеклах машин сразу появляются крапинки дождя, и до конца занятий без просвета. Вот и теперь, на дорогах Тамбовской области, где сосредотачивались войска на последнем рубеже, ползли машины по раскисшим глубоким колеям, вытаскивая друг друга из затопленных колдобин. Солдаты и офицеры, осипшие от стужи и сырости, тихо бранясь, толкали машины, месили грязь промокшими сапогами.

В палатке начальника инженерных войск за столом сидел генерал. Его крупное лицо выражало озабоченность и досаду. Он попивал горячий чай, обхватывая стакан двумя руками, и беспрестанно посматривал на офицера связи, сидящего на табуретке в углу палатки. Тот монотонно повторял: "Ока, я -Дон, прием".

Генерал то вскакивал из-за стола, энергично прохаживаясь по тесному пространству палатки, то садился и с надеждой смотрел на связиста. Он нервничал. Еще бы! Сегодня с утра руководитель учений прочертил на карте танковый маршрут через деревню Малые Пупки, а там через речушку мост грузоподъемностью одной коровы. Генерал послал туда дорожную роту с комплектом ТММ (Тяжелый механизированный мост) с задачей: обозначить маршрут указателями и установить мост. Для контроля и помощи с ними убыл толковый офицер подполковник Хватов. Убыл в 15-00, а сейчас 22.00 и от него ни слуху, ни духу. Генерал глянул на часы, снял телефонную трубку и сказал, словно выругался: "Володина ко мне!"

В палатку вошел небольшого роста подполковник с красными глазами то ли от недосыпания, то ли от насморка. Генерал раздраженно поставил ему задачу: "Берите мой уазик и поезжайте в деревню Малые Пупки, вот сюда, - он ткнул карандашом в карту, расстеленную на столе. - Там должен быть Хватов с дорожной ротой и комплектом ТММ. Связи с ним нет. К трем часам ночи туда придет танковый полк и не дай Бог, если там не будет моста, я с вас голову сниму. Возьмите у лейтенанта связиста и убывайте немедленно. Через час выйти на связь. Идите!"

Подполковник Володин, козырнул, сказал "Есть", неловко повернулся на хлюпающем дощатом настиле и вышел. Вослед выбежал лейтенант связи.

Через несколько минут подполковник сидел в машине, которая, надрывно урча, утопая в жидкой грязи, медленно продвигалась по разбитой войсками дороге. "Почему Хватову так доверяет генерал?" - мысленно сам себя спросил Володин. Сколько раз он подводил его, сколько раз с ним случались всевозможные ЧП и все сходит с рук. Конечно, он одним своим видом покоряет начальство. Высок, строен, по-спортивному ладен, с красивой мордахой, его наглые глаза могли смотреть на начальство так преданно, что не поверить им невозможно. Говорят, что он может на ходу выскочить из автомобиля и открыть дверцу начальнику. А на счет чего-то достать, равных ему не найти. Сколько раз он горел по пьяни или из-за женщин.

Еще в академии, вспоминал Володин, крепенько он выпил с друзьями в День Победы и оказался на Красной площади. Вся площадь запружена народом. Молодежь распевает песни, а ему захотелось дирижировать. Для этой цели он решил взобраться на мавзолей. На подступах к нему возникли два милиционера в штатском. Рука Хватова тяжелая. При попытке задержать пьяного, они получили по удару и распластались на брусчатке. Тут навалилось человек пять, скрутили дебошира и затащили за мавзолей. Подошел полковник милиции и спросил: "Это что за птица?" "Я не птица, я офицер", - сказал с вызовом Хватов, вырвался из рук ослабевших от напряжения милиционеров и ухватил полковника за грудки. В то время милицию Москвы только что одели в плащи из болоньи и на полковнике был плащ с иголочки. Хватов так сгреб грудную часть плаща в сжавшиеся кулаки, что оторвали их от полковника только вместе с частями плаща. Дубинка по голове успокоила Хватова. Его затащили в какое-то помещение и там те двое в штатском отыгрались серьезно. Когда из пиджака своей обмякшей жертвы они вытащили документы, то оказалось, что это майор Вооруженных Сил и, судя по изъятому пропуску, он слушатель Военно-инженерной академии имени В.В. Куйбышева. Позвонили в военную комендатуру и сдали майора. Там зафиксировали синяки и ссадины, составили акт об избиении офицера и доложили начальнику академии. Тот распорядился отвезти Хватова домой. Отлежался он три дня дома, а за это время начальник академии, военный комендант Москвы и полковник милиции договорились замять это дело без огласки.

А позапрошлым летом приглянулась ему парикмахерша. Он договорился с ней о встрече. Она жила где-то в подмосковном городке, и он поехал на электричке ее провожать. На предпоследней остановке Хватов предложил девице выйти и прогуляться пешком. Она согласилась. Вдоль дороги, по которой они пошли, тянулось обширное клубничное поле, а на нем невдалеке Хватов увидел шалаш. Он сказал своей спутнице: "Я сейчас", - и побежал, прыгая через клубничные грядки, к шалашу. Шалаш был искусно сплетен из хвороста, вход завешен брезентом. Хватов откинул полог и присвистнул от удовлетворения. Там пол был застлан свежим сеном. Справа, вдоль наклонной стены, стоял столик, вместо стульев - две объемистые березовые колоды. Слева на сене лежал матрац, аккуратно застеленный одеялом, из-под которого торчал уголок подушки. Хватов крикнул: "Поди сюда", - и махнул рукой все еще стоящей на дороге девице. Та пошла к нему, не задавая вопросов. "Прошу, пани", - он галантным жестом пригласил "пани" в шалаш. "Ой, как здесь здорово", - хихикнула она и, осматриваясь, присела у столика. "Вот и ладненько", - сказал Хватов и достал из своего кей-са бутылку водки и закуску.

- Чей это шалаш? - спросила недоуменно и испуганно парикмахерша.

- Сторожа, конечно.

- А если он придет?

- Придет - угостим. Вряд ли придет. Клубника еще не поспела, охранять нечего. Но на всякий случай мы сделаем вот что. Он достал из кейса чистый лист форматной бумаги, фломастеры и крупно печатными буквами написал: "Военные маневры. Не входить. Стреляю без предупреждения!" Написал, вышел из шалаша, повесил фуражку на жердь, торчащую над входом, и рядом закрепил свое объявление.

Через некоторое время пришел сторож с товарищем. Они были прилично поддатые. У входа в шалаш остановились как вкопанные.

- Ё...- сказал сторож.

- Ё... - повторил товарищ.

- Фуражка офицерская, знать, стрелять умеет, - сказал сторож.

- Пошли отсель, военные маневры - эт тебе не хухры. Жаль, у меня там закусон спрятан.

- Найдет, - уверенно сказал товарищ,

- Не найдет.

- Найдет! - еще тверже произнес товарищ.

- Не найдет, - взвился сторож и так жестикульнул правой рукой, что сигарета, зажатая меж пальцами, вылетела и нырнула в стенку шалаша. Они этого не заметили, продолжая пьяный спор. Почти месяц не было дождя, сухие хворост и листья вспыхнули как порох. Мгновенно огонь объял весь шалаш. Мужики испугались и разбежались кто куда, в разные стороны. Любовники выскочили из шалаша в чем мать родила. Хватов на ходу прихватил одной рукой одежду - чью не попадя. Оказалось, ее платье и свои брюки. Одежда дымилась. Девица присела в грядки, закрыв грудь руками, тихо икала и плакала. Он затушил тлеющие участки одежды, бросил ей платье и надел брюки. Она облачилась, подошла к нему и прохныкала: "Пойдем поскорее отсюда".

- Не могу, - ответил Хватов. - Там в кейсе моя рабочая тетрадь с грифом "Секретно". А за нее мне башку свернут. Не сдал я ее по окончании рабочего дня. А по закону бутерброда случилась вот такая фигня.

В это время шалаш рухнул и тысячи искр взметнулись в небо. Хватов сходил в лесопосадку у железной дороги и принес длинную палку. Действуя ею, он разгреб то место, где оставил кейс. Сколько времени он там возился - не важно, но кейс все же отыскал. Верхняя часть его поплавилась и прогорела, тетрадь обуглилась по краям, несколько листов почернели, но были на месте. Рубашка с документами сгорела дотла.

Наутро Хватов прибыл на службу с рапортом о том, что при спасении женщины на пожаре на нем вспыхнула рубашка, он ее скинул, и она сгорела. С ней сгорели пропуск и удостоверение личности. К рапорту Хватов приложил справку медчасти о многочисленных ожогах на руках и спине и заявление гражданки Л.П. Пряхиной о том, что подполковник А.А. Хватов проявил героизм, спасая ее на пожаре, и благодарит его от всей души. Эту версию приняли без проверки и документы восстановили. А рабочую тетрадь тихо списали...

Воспоминания о похождениях Хватова не мешали Володину вовремя на развилках подавать команды водителю. Машина часто буксовала, и Володин со связистом выскакивали из нее, погружаясь по колено в грязь, чтобы прибавить к мощности двигателя две человеческие силы. Вдруг машина вышла на твердую основу. "Наконец-то, - воскликнул Володин. - До этих чертовых Пупков осталось семнадцать километров". Подполковник посветил фонариком на часы, время почти точно совпало с намеченным им графиком движения. "Мы вышли на гравийную дорогу за пятьдесят пять минут, - обращаясь к водителю, сказал Володин. - Эта дорога разбита, ехать надо аккуратно, не более десяти километров в час, если хочешь вернуться к генералу на исправной машине". Водитель кивнул и сбавил скорость.

"Эй, связь, - оборачиваясь назад, крикнул Володин. - Вызывай ДОН!" Солдат на заднем сиденье зашевелился и вдруг неожиданным баском позвал: "ДОН, я - УРГА, прием". В ответ сквозь скрип и шипенье послышалось: "УРГА, я слышу вас, докладывайте, я - ДОН, прием". Володин быстро надел наушники и схватил микрофон. "ДОН, я нахожусь в пятнадцати километрах от деревни Малые Пупки. Вышел на гравийную дорогу. Я - УРГА, прием". Зарокотал голос генерала: "Что вы там ползаете, как вошь по пузу! Докладывайте по существу с моста. Конец связи".

Значит, Хватов так и не доложил. Психует генерал, подумал Володин, его понять можно. Ведь за целый день мог бы выйти на связь. Если по рации не получается, так через местную телефонную связь доложи, вся она подключена к штабу руководства. Если есть в деревне телефон, назови пароль и тебя соединят с кем надо. Что же там произошло? Где Хватов?

Уазик вилял туда-сюда на дороге, водитель заставлял его обходить большие ямы, заполненные доверху водой.

Володин закурил и мысли вновь вернулись к Хватову... Всего два месяца назад он опять влип в неприятность. В топографическом отделе штаба округа работала красивая женщина. И, конечно, Хватов не мог пройти мимо. Тем более что ее голубые глаза излучали чистоту и наивность. Когда жена отправилась проведать заболевшую матушку куда-то за Урал, он сразу проявил активность. По окончании рабочего дня подкараулил голубоглазую красавицу и предложил прогуляться в парк Горького. Та смущенно согласилась. Погуляли, проголодались, зашли в кафе "Дарьял", выпили и закусили. После чего стали такими родными, будто всю жизнь провели вместе. Хватов поймал такси и привез ее к себе домой. Дальше все было как в сказке. Утром вышли из квартиры порознь: первая она, через несколько минут он. Когда закрывал дверь, вышла соседка по площадке. Хватов поздоровался и ухмыльнулся самодовольно: "Конспирация никогда не повредит". Нашел он свою пассию у входа в метро. До работы доехали молча. Она тихо прижималась к нему и с нежностью заглядывала ему в глаза. У штаба им нужно было идти в разные подъезды. Остановились. И тут она, ласково глядя ему в лицо, проворковала: "Знаешь, в нашем магазине есть прелестная пуховая кофточка, она мне так идет, а стоит всего пять тысяч рублей".

Хватов опешил, впервые растерялся перед женщиной и промямлил: "Ты что, шутишь? У меня зарплата три с половиной".

- Ты вчера запросто выкинул две тысячи за один вечер и, я думаю, найдешь мне на кофточку.

- Ну вот что, мадам, - Хватов пришел в себя. - Я своей любимой жене не мору подарить такую вещь, а тебе, сучка, и подавно.

- Ах, вот ты как! Я предполагала, что ты скотина, и сделала подстраховку. У тебя дома я оставила записочку твоей жене о том, как мы сладко провели ночку в её постели. Дашь деньги на кофточку, скажу где моя весточка лежит, - глаза ее стали темно-синие и источали презрение.

Хватов не подал вида, что это его сразило, и с наружным спокойствием сказал:

- Кто мог подумать, что в этом ангельском обличье скрывается проститутка. Ладно, твоя взяла. Будет тебе кофта, но где гарантия, что тебе не захочется потом ожерелье? Ведь в нашей компании речь не идет о чести?

- А это твоя забота, как думать. Ты обманываешь, обманывают тебя. Торопись, милый, до приезда жены не так уж много дней.

- Пока, - она повернулась и скрылась в подъезде.

Хватов зашел к себе, сел за свои письменный стол и, подперев щеки кулаками, тупо уставился в пространство.

Прошло три дня. Он обыскал всю квартиру, но записку не нашел. "Может быть, она блефует? - подумывал Хватов. - И послать ее на все буквы? Так нет, эта артистка на все способна".

Так он терзался эти дни. Похудел и привычный вид этакого бодряка потускнел, будто с полирован ной мебели сняли лак. Сослуживцы заметили эту перемену, пытались выяснить, но он отмахивался, мол, нездоровится.

Наконец, вызвал его к себе генерал и с ходу в лоб:

- Что это ты последние дни маячишь как утопленник? Если заболел - езжай в госпиталь и лечись, если нашкодил - сознайся, если беда случилась - поделись.

И тут Хватова как прорвало, вытирая слезы и сморкаясь, выложил он всю правду. Генерал выслушал, встал и сказал огорченно:

- Я думал, ты орел, а оказалось - хлюпик. Ладно. Развалить офицерскую семью я ей не позволю. Пойду посмотрю, что это за краля. Как ее зовут?

- Валентина.

- Идите, работайте и не распускайте слюни, - сказал генерал и вышел из кабинета.

Он прошел по длинным коридорам штаба и как бы мимоходом заглянул в топоотдел, поинтересовался, когда будут готовы заказанные карты, увидел красивую женщину с ясными голубыми глазами и, улыбаясь, спросил у вытянувшихся офицеров: "Где берете таких красавиц? Они же на улице не валяются! А у меня машинистки то горбатая, то один глаз на Кавказ, а другой на север". Офицеры хихикнули, Валентина зарделась, как дитя. Генерал улыбнулся ей и вышел. Спустившись на этаж, он открыл дверь в Особый отдел. Его встретил офицер и провел к начальнику. Начальник отдела полковник Газанов высокий, сухой, как жердь, с не по возрасту морщинистым лицом, на котором глубоко посаженные глаза зияли, как маленькие дырочки. Он этими дырочками сверлил собеседника, и у того непроизвольно пробегали мурашки по спине. Полковник вскочил, пригласил генерала присесть и уставился в него.

- Я вот что, - неуверенно начал генерал. - Вот какая штука. Есть у меня офицер Хватов и с ним приключилась история. - Генерал рассказал Газанову все, что случилось.

- Понимаешь, надо расколоть эту девицу, куда она спрятала записку, пресечь шантаж. Ты специалист, и я подумал, что только ты сможешь помочь.

- Поможем, - полковник попрощался с генералом, вызвал к себе офицера и поставил задачу: - В топоотделе работает Валентина Львовна Нессинская. Завтра к 10.00 представить на нее ориентировку, а ее пригласи ко мне к одиннадцати часам.

На следующий день Валентину вежливо пригласили к полковнику Газанову. Тот встретил ее сурово. Усадил напротив и с ходу громко задал вопрос:

- Что вы делали вчера в 19.00 у американского посольства?

- Ничего не делала, - испуганно глядя в дырочки полковника, ответила Валентина. - Я живу рядом и просто проходила мимо.

- Просто сняла комнату у посольства США, просто проходила мимо, просто остановилась поболтать с резидентом ЦРУ Бобом Кейли? Какие сведения вы ему передали?

Валентина потеряла дар речи, открывала рот, но не могла ничего произнести.

- Где вы были в ночь с двенадцатого на тринадцатое?

- У мужчины, - еле выдавила Валентина.

- Фамилия, адрес?

- Хватов, подполковник Хватов Александр. Адреса не знаю, где-то у метро "Сокол".

- Вы ему передали инструкции Боба Кейли?

- Господи, - взмолилась Валентина. - Какие инструкции?

- Вам лучше знать, гражданка Нессинская. Чистосердечное признание смягчит вашу участь.

- Это не инструкции, - простонала Нессинская. - Это записка жене его.

- Так вы и жену Хватова завербовали? Интересный поворот!

- Дайте нам это письмо и шифры, - сказал полковник резко, на высоких тонах и ударил кулаком по столу.

- Возьмите в пудренице под зеркальцем, - еле вымолвила Валентина и упала со стула без чувств.

Полковник удовлетворенно хмыкнул. Вызвал офицера и спокойно приказал:

- Приведите ее в порядок и отпустите. Завтра к десяти снова ко мне.

Он набрал номер телефона генерала и доложил:

- Ваша просьба выполнена, записка в пудренице под зеркальцем.

Хватов снова обрел уверенный, нагловато-лощеный вид. Правда, за аморальное поведение он получил выговор, который через месяц был снят....

Фары автомобиля выхватили деревенские домики и покосившиеся заборы.

- Вот и приехали, - сказал Володин. - Рули прямо. Там впереди будет мостик.

Из темноты появились силуэты стоящих вдоль дороги машин. Это была искомая рота. Володин подошел к головной машине и постучал карманным фонарем по стеклу кабины КрАЗа. В чреве ее зашевелились, опустилось стекло и показалось сонное лицо солдата. Володин осветил себя фонарем, чтобы узнали, и спросил:

- Где командир роты?

- Я здесь, - ответили из глубины. Перед Володиным возникли два офицера.

- Почему не установлен мост? - спросил Володин.

- Команды не было, - ответил ротный.

- Где подполковник Хватов?

- Часа три как убыл на разведку маршрута и сказал, чтобы без его команды не начинали.

- Ясно. Разведку створа сделали? Комплекта хватит?

- Должно хватить.

- Это не ответ. Немедленно приступайте к разведке и готовьте машины к установке моста!

Командир роты побежал вдоль колонны, стуча палкой по кабинам, с криком: "Рота, подъем, выходи строиться!" Солдаты неохотно выползали из теплых кабин в моросящую темень.

Когда Володину доложили о результатах разведки, он поинтересовался:

- Твердость основания обеспечит устойчивость опор?

- Так точно. Лом проваливается на пять сантиметров.

- Хорошо. Приступайте, - сказал Володин и спросил: - В какую сторону поехал подполковник Хватов?

Капитан показал рукой. Володин постоял, посмотрел, как работают расчеты, а работали они слаженно. Каждый солдат знал свое место и дело. Подполковник пошел к своей машине и, обращаясь к водителю, сказал:

- Проедем по деревне, разведаем кое-что.

Проехали деревню и на окраине увидели приютившийся у забора уазик. Володин заглянул вовнутрь, там крепко спали водитель и приданный связист. Офицер не стал их будить, а прошел через полуоткрытую калитку во двор и постучал во входную дверь дома. Заскрипел засов, открылась дверь, появился мужичок неопределенного возраста и воскликнул:

- Во! Как мухи на мед! Фроська! К тебе еще один вояка пришел. Заходите, - он махнул рукой направо, а сам скрылся за дверью напротив.

Володин зашел в просторную жарко натопленную комнату. Справа на столе тускло светила керосиновая лампа, а посредине на полу на лоскутных одеялах располагался Хватов с молодухой. Рядом лежала огромная сковорода с жареной картошкой, с салом и луком, там же стояла литровая бутылка с мутной жидкостью и два стакана.

Молодуха пьяно улыбалась, прикрывая грудь простыней. Хватов, не стесняясь наготы, привстал и закричал: "Кто к нам пришел! Виктор, раздевайся и присоединяйся. Фрося не возражает", - и он сдернул с девицы покрывало. Та ойкнула, но и не пыталась прикрыться. Володин быстро вышел на улицу. Моросил все тот же противный дождь, под промокшими насквозь сапогами чавкала грязь. Офицер нырнул в машину и бросил водителю: "К мосту".

Там кипела работа. Подходы к мосту уже были обозначены светящимися указателями и устанавливался последний пролет. Командир роты увидел подполковника, подбежал к нему и доложил о ходе работ.

- Вижу. Молодцы. Тихо! - сказал Володин и замер прислушиваясь. - Слышишь гул? Это танки.

- Да, в километрах трех будут, - подтвердил капитан и рванулся к мосту.

Гул нарастал. Вдалеке появились огни танковых прожекторов. Мост был готов. Ротный прогнал свои КрАЗы по мосту и поставил их в сторонке от дороги, а сам стал на середину моста, чтобы руководить движением.

Володин стоял, укрывшись плащ-накидкой, и мучился мыслью о том, что надо докладывать о готовности моста генералу, а тот спросит, почему не докладывает Хватов. Ну и что отвечать?

Но вот появились и танки, будто вынырнули из мглы. Первый остановился, нащупал лучом прожектора ротного. Тот поднял руки и поманил танк за собой. Когда эта ревущая махина проходит рядом, то очень впечатляет, но когда они с грохотом идут одна за одной - это что-то! Напор, мощь! Рев моторов, лязг железа, дрожь земли разбудили Малые Пупки. Люди высыпали на улицу и, ежась у своих заборов, стояли как заколдованные невиданным зрелищем.

Володин считал танки. Прошел девятый, когда появился Хватов. Он приблизился к Володину, как побитая собака, и попросил закурить. Тот дал сигарету и сказал:

- Сашка, у тебя совесть хоть чуть-чуть есть? Генерал извелся в неведении, а ты тут...

- Понимаешь, мне связиста дали с посаженными аккумуляторами, и, естественно, я доложить не мог.

- Но мост-то поставить мог? Или забыл зачем прибыл? Иди докладывай генералу, я не выходил на связь. Связист в моей машине.

- Спасибо, Виктор, век тебе обязан буду, - сказал, повеселев, Хватов и побежал к машине.

К утру оба вернулись в штаб и зашли к генералу. Настроение у него было прекрасное. Выслушал он доклад Хватова, пожурил за то, что он взял связиста с посаженными аккумуляторами в рации, поблагодарил офицеров за службу и отпустил. На разборе учений отметили особо отличившихся, в том числе подполковника Хватова, за умелые действия по устройству моста в трудных метеорологических условиях в ночное время.

Оглавление       Начало страницы