К 70-летию со дня гибели талантливого русского поэта Николая Алексеевича Клюева. Октябрь, 1937 год

Лесной Русский Север, куда унесли свои былины и песни русичи, спасаясь от степных врагов, где столкнулись говоры многих переселенцев и долго сберегался исконный уклад жизни, породил своего певца-словотворца. Он явился в лице Николая Клюева, сохранившего для нас живую воду древнерусской северной образной речи. Вспомним же в Год русского языка уникального мастера поэтической речи

"Олонецкий ведун", "вседержитель гумна", "Аввакум XX века", "поэт посконный и овинный", он же "ангел пестрядинный", а ещё: радетель "берестяного рая", законодатель "избяного чина" - так называли Клюева его современники, порой иронизируя над его подчёркнутой русскостью, над его манерой чтения-пения в питерских салонах, в поддёвке и косоворотке. Георгий Иванов вспоминал, как застал он Клюева в гостинице за чтением немецкого томика Гейне. Он был в нормальной городской одежде. Отложив книгу, Клюев сказал смущенно:

- Маракую малость по-басурманскому... - И пошёл переодеваться в посконину.

Если Иванов это и сочинил, как многое в своих заметках, то всё-таки он хорошо понял поэта.

А вот воспоминания Рюрика Ивнева о московской встрече Мандельштама с Клюевым: "В столовой Карпович появился ещё один гость. Небольшого роста, с высоко поднятой головой, он порывисто вошёл в комнату. Поздоровавшись с теми, кого знал, и чуть склонившись в сторону незнакомых, обратился к Николаю Клюеву, сидевшему за одним из столиков:

- Как, и вы здесь?

- Проездом, - тихо сказал тот, смотря на Мандельштама - это был он - испытующе. И не дожидаясь вопроса, откуда и куда, добавил, - В Олонецкую спешу, поближе к своей избе, здесь уж больно суматошно.

- И тошно? - захохотал Есенин; входя в комнату, он слышал последнюю фразу Николая. - Да вы его, Осип Эмильевич, не слушайте, он всё врёт. Сначала к Петербургу присосался, а когда там стало пустовато, перекочевал в Белокаменную. Пока он все соки из неё не высосет, не оторвётся.

Клюев нахмурился, медленно и плавно перекрестил Есенина и сказал:

- Изыди, сатана! - И обратился к Мандельштаму, - Это не Серёженька говорит, а дьявол, который ворвался в его душу.

Из двух этих воспоминаний некоторым образом складывается внешний облик поэта. Да, он играл, лепил свой образ, юродствовал в салонах, но не в стихе и песне.

Изба-богатырица,

Кокошник вырезной,

Оконце, как глазница,

Подведено сурьмой.

Изба - символ Русского дома - не просто строится, а рождается в святом процессе труда:

От кудрявых стружек тянет смолью,

Духовит, как улей, белый сруб.

Крепкогрудый плотник тешет колья,

На слова медлителен и скуп...

Поэт вышел из этой избы-богатырицы. Николай Алексеевич Клюев родился в 1884 году в Олонецкой губернии в деревне на реке Вытегре; мать обучила его "грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости". Учился в Вытегре в церковно-приходской школе, затем в городском училище, фельдшерскую школу не закончил по болезни. В 1905 году его стихи появляются в московских коллективных сборниках "Прибой" и "Волна". В начале 1906 года был арестован за "подстрекательство" крестьян и "агитацию противозаконных идей". Полгода сидел в Вытегорской, а затем Петрозаводской тюрьмах.

Осенью 1907 года Клюев был призван на военную службу, но по своим религиозным убеждениям отказался брать в руки оружие; под арестом его привезли в Петербург и поместили в госпиталь, где врачи определили, что он негоден к военной службе. Клюев уехал в деревню. В это время он завязывает переписку с Александром Блоком (проблема отношений интеллигенции и народа - с разных полюсов - занимала их обоих, и это общение было обоюдно важным). Блок способствовал появлению стихотворений Клюева в журнале "Золотое руно". Особенно часто в 1910-1912 годах печатается поэт в журнале "Новая земля", где ему пытаются навязать роль выразителя "нового народного сознания", проповедника и пророка, чуть ли не мессии.

Осенью 1911 года в Москве вышел первый сборник стихов Н. Клюева "Сосен перезвон", на который откликнулись практически все влиятельные критики, единодушно оценив книгу как событие в литературной жизни. В это время Клюев становится известен в писательских и богемных кругах, участвует в заседаниях "Цеха поэтов" и акмеистов, посещает литературно-артистическое кафе "Бродячая собака"; вокруг его имени складываются легенды, встречи с ним ищут самые разные люди.

В 1915 году Клюев знакомится с Сергеем Есениным, и между ними возникают дружеские отношения: в течение полутора лет они выступают совместно и в прессе, и на чтениях. Клюев становится духовным наставником молодого поэта, всячески ему помогает пробиться. Вокруг них собирается кружок "новокрестьянских" писателей, но попытки организационно закрепить содружество не привели к созданию долговечного и прочного объединения (общества "Краса" и "Страда" просуществовали лишь несколько месяцев).

Революцию Клюев приветствовал восторженно, расценивая всё происходящее прежде всего как религиозно-мистическое событие, долженствующее привести к духовному обновлению России. В 1918 году он пишет стихотворение "Ленин", тогда ещё никто не воспевал его. В 1919 году выходят книги "Медный кит", двухтомник "Песнеслов", а в 1922-м - его лучший прижизненный сборник - "Львиный хлеб". Но вскоре революция отторгла и сожрала поэта, провозвестника "братства", "мужицкого рая", потому что он вдруг затосковал по гибнущей Руси, зарыдал по исчезающей, убитой деревне. В 1926 году Клюев пишет уже "в стол":

Ты, Рассея, Рассея-матка,

Чаровая, заклятая кадка!

Что там, кровь или жемчуга,

Или лысого чёрта рога?

1928 году выходит последний сборник Клюева "Изба в поле". В 1934 году он был арестован в Москве, выслан в Томск; в июне 1937 года вторично арестован, заключён в Томскую тюрьму и расстрелян в октябре, несмотря на мольбу о пощаде уже больного и состарившегося поэта. Но духовной крепости и неизбывной любви к Родине он не терял до последних дней:

Оледенелыми губами

Над росомашьими тропами

Я бормотал: Святая Русь,

Тебе и каторжной молюсь!