860 лет со дня смерти невинно убиенного святого благоверного князя Черниговского и Киевского Игоря. 2 октября, 1147 год

Кажется, не было у нас на Руси спокойных времён. "В мире скорбны будете", - сказал нам Господь. И не потому, что это Он обрекает нас на скорби, а потому, что знает о неизбывности страстей человеческих

В середине ХII века, после смерти Владимира Мономаха, началась братоубийственная битва за Киевское Великое княжение. В ней погибло много и простых людей, и князей тоже. Больно вспоминать о тех событиях и поныне. Не потому ли, что по грехам нашим, битва за Киев ныне управляется аж из-за океана? А нам мать городов русских всё так же родна и близка, как и столетия назад. Нельзя забыть мать, даже если она бросила, предала. Всё ей простишь и будешь любить её до самой смерти. Сейчас наши дети не знают истории земли, на которой живут. Видно кто-то очень хорошо подумал. Сорос, например, озаботился, а нам всё равно, - что нам Владимир Мономах или какой-то там князь Игорь... Вспомним о нём, невинно убиенном, ради тех, кому не всё равно. Расскажем своим детям или внукам, они ещё способны услышать. И в этом наша надежда.

В те времена потомки Олега, князя Черниговского, сражались за Киев с потомками сына Владимира Мономаха, Мстислава Великого. Так по-семейному это называлось в народе: Ольговичи против Мстиславичей или Мономашичей. Князь Игорь, второй сын Олега Гориславича, был нрава кроткого и к власти не рвался. Однако именно ему судил Господь стать невинной жертвой за русские братоубийственные брани.

В 1138 году старшему брату Игоря, Всеволоду Ольговичу, удалось на несколько дней стать Великим князем Киевским. Уходя из Киева, он, ссылаясь на "законное право", формально, как бы в насмешку над Мстиславичами и всеми киевлянами, желавшими видеть своим князем потомка Владимира Мономаха, объявил своим наследником своего брата Игоря. Так невинный человек стал жертвой нарастающей ненависти, его втянули в водоворот истории.

После внезапной кончины Всеволода его дружина принудила киевлян "целовать крест Игорю как новому князю". Но у ворот города уже стояло войско Изяслава Мстиславича, все горожане перешли на сторону его и вскоре уже ему "целовали крест", клялись быть верными до конца. А князя Игоря взяли в плен, посадили в холодный бревенчатый сруб без окон и дверей, где слабый здоровьем князь тяжело заболел. Тогда ему разрешили постричься в схиму в Киевском Феодоровском монастыре, где он непрестанно со слезами отмаливал грехи всех своих предков.

Но черниговские Ольговичи не смирились и продолжали наступать на Киев. Тогда горожане решили отомстить всем им, расправившись с князем-схимником. Митрополит и духовенство старались остановить их. Великий князь Изяслав Мстиславич и его благочестивый брат князь Владимир пытались предупредить убийство, спасти святого мученика, но их самих толпа в порыве ярости чуть не растоптала. Обезумевшие русские православные люди ворвались в храм во время литургии, схватили Игоря у иконы Божией Матери и потащили его на расправу. Даже мёртвое тело страдальца продолжали избивать, волочили по земле до знаменитой Десятинной церкви, построенной равноапостольным князем Владимиром, крестившим Русь. Разве он предполагал, что крещёный и просвещённый народ его любимой столицы, в сравнении с которой Париж был тогда жалкой деревенькой, а Лондон - грязным сельцом, будет способен на такие бесчинства? Нет, "широк человек", слишком даже широк. И нельзя сузить. И святые у нас есть, и разбойники. И всё это мы - куда деваться?

Погиб как мученик святой князь Игорь. Когда вечером того же дня тело его было перенесено в церковь Архистратига Божия Михаила, "Бог явил знамение великое, сами собой зажглись свечи все в церкви той" (из Летописи). Погребли святого на окраине Киева. В 1150 году князь Черниговский Святослав перенёс мощи своего брата в их наследственный удел и положил в Спасском соборе.

Киевляне очень быстро опомнились, раскаялись, но - сделанного не воротить… Даже после битвы при Калке, когда множество горожан погибло, оставшиеся в живых говорили: "Это нам за то, что мы убили невинного князя Игоря". Слишком поздно мы понимаем возможные последствия наших поступков, вот в чём беда. Сейчас, похоже, и совсем ничего не понимаем, одна гордыня в нас осталась. А чем хвалиться-то? Знали бы родную историю, может, были бы умнее, мудрее.