"На седьмомъ веце Трояни"

190 лет со дня кончины Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, нашедшего список "Слово о полку Игореве" † 12 февраля 1817 года

Сколько уже написано о "Слове о полку Игореве", а это произведение по-прежнему загадочно от первого слова до последнего. Дело даже не в так называемых "тёмных местах": есть основания предполагать, что они и образованным людям древней Руси были не очень понятны. Если сравнить "Слово" с произведением, созданным по его образцу, с буквальным повторением многих "припевок", - "Задонщиной", мы обнаружим, что автор его, Софоний Рязанец, "тёмных мест" вроде "Трояновой тропы", загадочных "Жли" и "Карны" вообще не повторяет, из чего можно сделать вывод, что он уже в XIV веке знал о них не больше, чем мы.

Да и вообще, чувствуется, ратная тема в "Слове" - не главная. Поход новгород-северского князя Игоря и его брата Всеволода против половцев - это не освободительная война, как в "Задонщине", а дальний рейд по тылам враждебных Руси степных кочевников. Честолюбивые князья решили добить хана Кончака, за год до того потерпевшего сокрушительное поражение от соединённого русского войска во главе с князем Святославом Киевским. Игорь и Всеволод задумали совершить поход в духе своего легендарного предка Святослава, с глубоким проникновением на вражескую территорию. Разбив авангард половцев, они с увлечением занялись привычным в ту пору делом победителей - захватом добычи: "... помчаша красныя девкы Половецкыя, а съ ними злато и паволокы и драгыя оксамиты...".

Надо сказать, что цель похода князя Игоря с самого начала была недостаточно ясна: "поискати града Тьмутороканя, а либо испити шеломомъ Дону". Тьмутаракань (искаженное греческое Таматарха) - древнейшее русское княжество, вотчина Ольговичей, пришедшая в запустение. Очевидно, к 1185 году русские князья утратили контроль над этой территорией, занимавшей Таманский полуостров и восток Крыма. Да это и немудрено: Тьмутаракань была единственным "анклавом" Киевской Руси, то есть не имела с ней сухопутной границы. Степные дороги в азово-черноморское княжество перерезали в конце XII века половцы, а морские, - очевидно, греки-византийцы, вытеснявшие русских из Крыма. Похоже, новгород-северские князья толком и не знали уже, где находится "град Тьмуторокань", если требовалось его "поискати".

Судя по всему, первая лёгкая победа над половцами изменила планы Игоря. Он хотел славы, а военно-географическая экспедиция на Таманский полуостров её не гарантировала. Никто не знал, что ждало его на берегах Керченского пролива, а в половецких степях он уже отведал вкус удачи и набил телеги богатой добычей. Возникает другая цель: "скоро будем за Доном и далее в странах приморских, где никогда не бывали отцы наши; истребим варваров и приобретем славу вечную", как говорится в Ипатьевской летописи. Тьмутаракань, впрочем, в этих планах не исключалась, но под занавес. Игорь и Всеволод, если верить диву, который, сидя на дереве, предупреждает "земли незнаеме, Влъзе и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню и тебе, тьмутороканьскый блъван" о движении русского войска, были намерены повторить волжский поход князя Святослава на хазар, а после - крымский поход князя Владимира Великого на греков-византийцев. Воистину наполеоновский размах!

Что же в итоге? Войско Игоря разбито во второй битве, сам он вместе с братом Всеволодом и сыном Владимиром пленён. Потом он удачно бежит из плена, причём не без помощи вмешательства свыше. Через два года возвращаются Всеволод и Владимир. И всё? "Княземъ слава, а дружине аминь!"? Это и есть содержание "Слова"? Не маловато ли для героического эпоса? Даже гневное осуждение удельной раздробленности: "И начяша князи про малое "се великое" млъвити; а поганш съ всех странъ прихождаху с победами на землю Рускую" - несколько "зависает" в контексте описанных событий. Ведь не очень понятно, о ком эти слова сказаны: о северских князьях, всегда живших наособицу и алкавших "славы вечной", или об остальных князьях, не пославших им на помощь свои дружины? Сам автор вроде бы осуждает "самоуправство" Игоря и Всеволода, но относится с явным сочувствием к их стремлению "побить поганых". Прямого ответа на вопрос, как, собственно, добиться единства Руси, мы у него не найдём. Получается, весь пафос "Слова" сводится к необходимости выбора русскими князьями правильной политической стратегии и тактики? Едва ли. Даже поверхностному читателю ясно, что поэма проникнута сильным мистическим духом. Но каким именно?

Языческим? Для такого вывода, как известно, немало оснований. Однако герои "Слова" - христиане и, что называется, уже не в первом поколении. Странствия Игоря заканчиваются тем, что он "едет по Боричеву ко святей Богородице Пирогощей". Раньше на Боричеве было языческое капище. Что это - символическая дань героя или автора официальной религии? Допустим, но князь Игорь едва ли бы бежал из плена, если бы не содействие крещёного половца Овлура (Лавра). А может быть, суть поэмы в том, что Игорь начал свой поход, будучи ещё наполовину язычником, а вернулся из языческого плена окончательным христианином?

В последние годы ряд исследователей "Слова" - поэт Александр Поверин, архитектор Александр Колчин (создатель монумента Героям космоса у метро "ВДНХ"), прозаики и критики Пётр Ткаченко, Борис Агеев и другие - нашли немало убедительных доказательств, что поэма - это, прежде всего, духовный памятник раннего христианства на Руси, а уж потом - героический эпос. "Тропа Трояна", как пишет А. Поверин из подмосковного Нахабина, "это путь, ход, сюжет всей поэмы, то есть, во-первых, путь от язычества к христианству; во-вторых, путь от Царьграда до Киева "черес поля на горы" (...); в-третьих, это ход во времени, в которое развиваются события, описываемые в "Слове", то есть время между Пасхой и Троицей". И А. Поверин, и А. Колчин считают, что "Троян" - это мужская форма слова "Троица" (ведь ипостаси Троицы: "Бог Отец", "Сын", и "Святой Дух" - мужского рода). Если так, то многие "тёмные места" проясняются. Колчин предполагает, что "на седьмомъ веце Трояни" - это на седьмой неделе по Пасхе, а Поверин думает, что "это означает: на седьмом веке Троицы", так как "догмат христианской Троицы окончательно был утверждён на II Вселенском Константинопольском соборе в 381 году". Прибавим 700 лет, и получится, что упомянутый "на седьмомъ веце Трояни" князь Всеслав бросил жребий "о девицю себе любу" (речь идёт о захвате им власти в Киеве) в XI веке, что полностью соответствует историческим реалиям: он взошёл на великокняжеский престол в 1068 году.

Краснодарец П. Ткаченко и курянин Б. Агеев утверждают, что изначально Игорь и Всеволод преследовали цель восстановить пошатнувшееся христианство в Тьмутаракани, повергнуть в прах загадочного "тьмутороканьскаго блъвана" (предположительно, огромную фаллическую колонну в честь языческого бога-оплодотворителя Санерги, воздвигнутую близ Таматархи). Б. Агеев видит в форме и содержании "Слова" много общего с обличительными ветхозаветными Книгами пророка Иеремии, который призывал своих соотечественников претерпеть вавилонский (языческий) плен за грехи. Не менее интересную версию выдвигает А. Поверин: трагическая эпопея князя Игоря и его дружины напоминает ему драматические обстоятельства жизни и служения Святого Апостола Петра, изложенные в новозаветной книге "Деяния святых апостолов". Он пишет о князе Игоре: "Как и Петр, он становится "первым камнем", на котором будет заложено единство Святой Руси. И кажется, что всей своей поэмой автор "Слова", как и евангелист Лука, говорит нам: "Ты еси Игорь - Камень, и на этом камне мы построим единство Руси"...". Духовное единство.

А будет духовное единство, - придёт и политическое, чему мы не раз становились свидетелями в нашей истории.