Содержание номера Главная страница номераРазбросанные камни
Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог дал... Неуважение к предкам - есть первый признак безнравственности. Александр Сергеевич Пушкин Что пробуждает в нас воспоминания? Что открывает вдруг для нас неведомый мир прошлого, пронзая, подобно всполоху молнии, сегодняшний день, заставляя по-иному сознавать себя в этом мире? Наверное, старые фотографии, случайно найденные дневники и письма тех, кого давно уже нет, кого мы никогда не видели, но о ком знаем из семейных преданий. И памятники - каменная летопись прошлого... Август, приглушая июльскую жару, ласкал теплом, свежим ветерком, радовал глаз ещё пышными купами деревьев. В Старом селе я впервые. Всё, с чем предстояло познакомиться, очень похоже на виденное давно, родное, русское: деревенские домики за цветным штакетником, сады, осыпанные яблоками; на холме - полуразрушенная церковь. И погост. Храм начала XVIII в. в своём запустении не молчит, он говорит о многом всякому, кто желает и умеет слышать. Например, о безжалостности времени и бездушности людей, допустивших физическое разрушение храма, которое переросло в духовное разрушение человека. Однако храм продолжает жить, давая приют и упокоение ушедшим в мир иной в ХХ-м, XXI- веке. Подходя к оградам довольно свежих могил, натыкаюсь на большие серо-зеленые камни. Это не просто груда мрамора - это остатки старинных надгробий. Разглаживая ладонью потемневшую, обросшую мхом глыбу, читаю едва различимое: "Усов ...1723...". Угол муфтообразной колонны сколот. Должно быть, это следы трактора или бульдозера, который сбрасывал надгробия бывших владельцев усадьбы, расчищая место для нынешних захоронений. Место удобное, сухое, возвышенное, рядом с храмом. От усадьбы остались только осколки памятников бывших её владельцев. Почему забыты могилы? Разве найдешь теперь потомков? Где они? Мысль странным образом бежит в далёкое прошлое, в котором сливаются воедино твоё и не твоё. ...Девочкой-подростком приехала в Ригу. Меня ведут по кладбищу и показывают надгробие, на котором блестят металлические буквы, обозначая родную фамилию: Бученков Ефим. И тут же - Бученкова Ольга. Прадед и прабабка. Не прихожу сюда снова, не приношу цветов. Да и просто скоро забываю. Это даже не дедушка и бабушка, которых хорошо знала и любила. Я этих предков не видела никогда. Да и они меня тоже. Беспечность молодости, к счастью, проходит, только жаль, что порой слишком поздно! Увы! Спустя десятилетия некого спросить, какими были мои предки. А тогда, давно, мне рассказывали о них. Цепляюсь за сохранившиеся в памяти чужие рассказы, воспоминания. Как дорог каждый штрих! ...Ефим и Ольга женились по большой любви. Ефим статный, высокий, нрава спокойного. Был он большим тружеником и прекрасным семьянином. Ольга - маленькая, круглолицая, очень заботливая жена, а позже - и мать. Знаменитой династией Кузнецовых, помимо заводов в Дулеве и Гжели, был основан завод и в Риге. Бученковы, широко известные и сегодня в Гжели, были среди его основателей. Жили Ефим и Ольга дружно, ладно. Огромной радостью стало рождение в семье первенца Михаила. Через три года родился Василий. Отец любил детей. Водил их по воскресеньям гулять, на Рождество всей семьей шли на заводскую елку, где за одним столом праздновали и хозяева, и работники. Никто не уходил без подарка. Ефим гордился, что у него сыновья - продолжатели фамилии. Бученковы называли себя "фарфористами" и дорожили профессиональными династиями. У сестры Ефима, Александры Бученковой-Бариновой, был только один сын, а остальные - девчонки. Правда, и они, когда подросли, пришли работать на родной завод. Семья Бученковых-Бариновых могла одна изготовить сервиз, выполнив все операции, от "завёртывания" изделия до росписи. Тогда ещё не было переводных картинок - деколей, расписывали только вручную. Потому и ценили Бученковых и в Гжели, и в Риге. Когда старшему сыну Мише исполнилось тринадцать лет, родился Феденька. Малыш был очень похож на мать. И стал он любимцем в семье. Ольга частенько носила его на руках даже тогда, когда не было в этом никакой надобности, когда Феденька уже бойко бегал. Будто чувствовало материнское сердце, что меньше всех достанется малышу родительской любви, и потому спешила одарить его лаской и теплом. Я никогда не видела даже портрета своей прабабушки Ольги, но образ, составленный по рассказам знавших ее людей, слился для меня с ликом Божией Матери, нежно и скорбно прижимающей к груди родное Дитя, которому, - она знала, - уготована трудная доля. О Ефиме рассказывали, что был он очень набожным, примерным христианином. Внешне его представить несложно, поскольку старший сын Михаил являл в зрелом возрасте копию отца. А вот двоюродного деда Михаила Ефимовича мне видеть довелось. У людей, работающих с фарфором, заболевание легких не редкость. Заболел и Ефим. Высокий, широкоплечий, он буквально начал таять на глазах. С каждым днем он слабел все больше. Ольга молча смотрела на мужа и плакала украдкой. Глядя в печальные глаза жены, Ефим сознавал, как невыразимо тяжело будет ей одной с тремя мальчишками, которых ещё долго придётся вести к самостоятельной жизни... Однажды утром, после бессонной, тягостной ночи, Ефим позвал жену, попросил чистую рубаху. Потом велел привести к нему сыновей. Перекрестил детей, погладил каждого по головке. Движением руки попросил увести их. Перекрестился, отвернулся к стене - и умер. Ольга после смерти мужа прожила меньше года. Говорили, что, схоронив его, она будто и себя схоронила. Не стало на свете моего прадеда, хотя ему и сорока не сравнялось, не стало и тридцатичетырехлетней прабабки. Шел 1902 год. Феденьке исполнилось чуть больше двух лет. Это и был мой дедушка. Весомый титул - "предки" так не вяжется с этими молодыми лицами, удержанными памятью родных. Вот и я вижу их молодыми людьми, которые любили, радовались и страдали, добросовестно трудились, служили Отечеству. Все три брата Бученковы стали фарфористами. Василий работал на заводе, а с первого дня Великой Отечественной ушел на фронт. После Победы вернулся на завод. Федор в двадцать два года стал директором московского завода "Изолятор", вырастил троих своих и двоих приёмных детей. Все пятеро стали офицерами. Средний сын погиб в воздушном бою в апреле 1945 года. Кстати, в истории Великой Отечественной войны названы четырнадцать (!) Бученковых - участников событий 1941-1945 годов. Сам Фёдор Ефимович прожил пятьдесят пять лет. И он, и его брат Василий умерли, как и их отец, от болезни лёгких. По сравнению с братьями, Михаил Ефимович оказался долгожителем, и до конца дней сохранил память о родителях, светлых, добрых, нравственных людях, давших начало замечательной русской семье. Теперь Рига - столица чужого государства, в котором могилы моих родных. Сегодня русские в Риге подобны белым в красной революционной России. Кому дороги там памятники моих предков?.. Трогаю камень надгробия Усова. Как жил ты, человек, построивший здесь некогда свое имение? В 1726 году возвели Усовы для своих сельчан храм. В этом храме крестили и отпевали твоих земляков, в этом храме служили молебен перед Бородинским сражением. Должно быть, это твой внук Митя, совсем еще юный, ушел защищать Отечество в 1812 году и, получив смертельное ранение в бою, вернулся сюда умирать. Нет, не время разрушило камни. Разрушили люди, отождествившие русское дворянство с врагами. Не поняли они всей сути драматической судьбы бывших владельцев усадьбы, их участия и роли в истории Отечества. Да и теперь они едва ли понимают до конца, какое кощунство совершают на глазах у своих внуков, оскверняя чужие памятники. Станут ли их внуки относиться иначе к своим предкам? В душе рождается странное чувство: я ощущаю себя потомком не только моих предков, оказавшихся на чужбине, но и потомком тех, чьи имена высечены на разбросанных надгробьях. Как знать, может быть, где-то далеко и у них есть потомки, которые, как и я, испытывают чувство вины перед светлой памятью прадеда и прабабки, осознают свою вину перед историей, которую создавали мои и не только мои предки.
|
