Владимир Сергеевич Жилкин

    Всероссийская слава к Василию Андреевичу Жуковскому пришла с военной грозой 1812 года, когда он, в то время офицер московского ополчения, напечатал в журнале "Вестник Европы" поэму "Певец во стане русских воинов". В звонких, торжественных стихах звучала хвала славным предкам, воспевались вожди русской армии, чьи имена были тогда у всех на устах:
    Отчизне кубок сей, друзья!
    Страна, где мы впервые
    Вкусили сладость бытия,
    Поля, холмы родные,
    Родного неба милый свет,
    Знакомые потоки,
    Златые игры первых лет
    И первых лет уроки,
    Что вашу прелесть заменит?
    О родина святая,
    Какое сердце не дрожит,
    Тебя благословляя?
    Таких стихов в России еще не было. Стихи эти звали на бой, на подвиг. Для нас они остаются живой памятью 1812 года, года Бородина, пожара Москвы и великой русской Победы.
    После "Певца" для Жуковского наступила пора творческого расцвета. Более чем кто-либо из его современников-поэтов, он заслужил славу реформатора. Возможности русского стиха в его творчестве расширились. Новая возможность сказать на родном языке новое, доселе не высказанное, заставляет его обратиться к переводам. Прежде всего - из поэтов-романтиков. В романтизме его привлекает национальное начало, духовная жизнь народа и человека. Диапазон авторских пристрастий Жуковского поражает широтой. Он переводит Шиллера, Гете, Байрона и множество менее известных поэтов, переводит "Слово о полку Игореве". Любимым его жанром была баллада. Всего им было создано 39 баллад. Почти все они - переводы и переложения. Сам он говорил: "У меня почти все или чужое, или по поводу чужого и все, однако, мое".
    "Романтическая баллада сделала Жуковского литературным Колумбом Руси, открывшим ей Америку романтизма в поэзии", - писал впоследствии Белинский. В романтизме Жуковского привлекала народная история, предания народной жизни, отозвавшиеся в сказках и песнях. Обращаясь к богатой образами таинственного, потустороннего мира поэзии европейских романтиков, Жуковский всегда оставался поэтом-христианином. Идеализация зла, любование грехом, богоборческие мотивы - все это было Жуковскому чуждо. В его оригинальной и переводной лирике мы видим стремление открыть человеку путь чистоты, путь духовного восхождения. В своем дневнике он писал: "Бог и душа - вот два существа: все прочее - печатное объявление, приклеенное на минуту". Этому принципу он хранил верность в жизни, как и в поэзии.
    Люди, близко наблюдавшие Жуковского, в своих оценках единодушны. Запоминалась его неизменная доброжелательность, участливость, готовность прийти на помощь. Общеизвестны факты его участия в судьбе Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Кольцова, Шевченко.
    Широкие возможности для покровительства и помощи талантливым собратьям Жуковскому предоставили не столько слава и авторитет поэта, сколько его положение при дворе, близость к царской фамилии. Еще в 1815 году поэту было предложено место чтеца при вдовствующей императрице Марии Федоровне. Затем он преподавал русский язык принцессе Шарлотте-Александре Федоровне, супруге вел. кн. Николая I и, наконец, в 1826 году Жуковский получил приглашение организовать и возглавить обучение наследника престола, будущего Александра II. Задолго до декабристского мятежа, имея многочисленные литературные и личные связи с людьми, впоследствии к нему причастными, Жуковский был известен как убежденный монархист. Многим из впоследствии осужденных он сумел помочь, но своими монархическими принципами он не поступался. Еще в 1822 году он говорил: "Недовольные правительством желают перемен, как мореход ветра во время тишины, но этот ветер может быть бурей". Декабристы и люди, разделявшие их взгляды, осуждали его общественную позицию, его придворную службу иные даже ставили под сомнение его заслуги перед русской литературой. Неизменно отмечал благотворность его влияния на русскую поэзию Пушкин. Однако столетие спустя проницательный биограф Жуковского Борис Зайцев напишет: "Жуковский как христианин видел дальше Пушкина - для него назначение человека, делание его, совершенствование и посмертная судьба - главное. Для Пушкина человек - поэзия. Для Жуковского - Бог и поэзия".
    Огромное место в жизни Жуковского принадлежало воспитанию наследника - Цесаревича, будущего императора Александра II. Оно было для Жуковского священной миссией. Он был убежден, что от духовного развития монарха зависит судьба народа. Для России он желал "развития внутреннего, твердой законности, спокойного приобретения всех истинных сокровищ гражданской жизни". В этом духе он наставлял Наследника, и это было в полном согласии со склонностью сердца Наследника и с волей Государя.
    "Неизмерим подвиг Жуковского, и велико значение его в русской литературе", -писал младший современник Жуковского Белинский. Но если русский критик-демократ видел главную заслугу Жуковского в его формально-поэтических достижениях: "без Жуковского мы не имели бы Пушкина", то важнее, бесспорно, духовная высота его поэзии, уроки чистоты, благородства и христианского служения красоте, которые преподал Жуковский своей жизнью грядущим поколениям, оставив этим веху на пути русской культуры.