Василий Нестеренко - Удел Божией Матери


К 1000-летию русского присутствия на Афоне

 


Как готовится Афон к тысячелетию русского монашества? Об этом корреспондент «РД» беседует с народным художником России Василием Игоревичем НЕСТЕРЕНКО, который последние полгода провёл на Афоне, работая над реставрацией и росписью русских храмов.

Василий Нестеренко может говорить об Афоне часами…

– 2016 год является не только годом 1000-летия русского присутствия на Афоне. Одновременно можно сказать, что это и 1000-летие всего русского монашества. Преподобного Антония Киево-Печерского постригли в русском афонском монастыре Ксилургу. Затем он, приехав в Киев, перенёс традиции афонского монашества на в общем-то уже созданный Киево-Печерский монастырь, но вдохнул в него новое наполнение. Эта эстафета, которую передали русские монахи с Афона в Русь, является уникальным событием. Дело в том, что ещё ранее часть дружины Святослава осела на Афоне, приняв монашество. В какой-то момент русских там стало настолько много, что у них уже появился свой маленький монастырь Ксилургу, в переводе –«обитель древоделов». В Ксилургу был построен самый древний русский Успенский храм. Потом собор с этим же названием – Успенский – возвели в Киеве как символ столичной власти. После разрушения Киева и потерей им своей общерусской значимости возникает Успенский собор во Владимире, а затем и в Москве. Таким образом, главный собор страны и сейчас остаётся таковым, в котором было венчание на царство всех русских царей и императоров, а в 1917 году прошла интронизация Патриарха Тихона после его избрания в Храме Христа Спасителя. Следовательно, наша всероссийская святыня ведёт свою историю от маленького Успенского храмика в обители Ксилургу.

Естественно, к юбилейной дате готовится вся наша великая страна. Потому что Афон является особенным местом для России. К этому готовятся и русские афониты, которые живут в русском Свято-Пантелеймоновом монастыре на Афоне. И в скитах, и в разбросанных греческих монастырях. Готовится руководство нашей страны. Готовится Патриарх. Что будет – посмотрим. На мой взгляд, будет что-то сравнимое с 1000-летием Крещения Руси.

– А у вас какие отношения с Афоном?

– Я впервые приехал на Афон в 1995 году. В последние годы езжу туда постоянно. Какая-то работа там для меня есть постоянно. В частности, на Афоне я написал четыре картины для зала приёмов архондарика Русского монастыря. Архондарик – это гостиница для паломников. Сейчас совершаются росписи храмов. И вообще-то это является тайной. Пока у меня нет благословения рассказывать о своей работе.

– А если в общих словах?

– Сейчас на Афоне завершается сооружение нескольких объектов. Это и инфраструктурные объекты типа гостиниц и дорог. Дело в том, что на Афоне многое разрушено. Например, была полностью разрушена Новая Фиваида. До сих пор не расписан монастырь Старый Русик. Требуют починки и ремонта очень многие объекты. Например, келья старца Силуана. Многое уже и сделано. Восстановлена Дмитриевская келья. Идут большие работы по воссозданию Старого Русика, где восстановлен храм Почаевской иконы Божией Матери. В XIX веке на Афоне русских было более пяти тысяч человек, то есть больше половины всего населения Афона. Все греческие монастыри переполнены вкладами русских купцов и меценатов, которые помогали всему Афону. Соответственно, возникало огромное количество келий и скитов, многие из которых сейчас уже не принадлежат русскому монастырю. Обидно, что два главных скита – Ильинский и Андреевский – отошли грекам. В Андреевском скиту, к сожалению, не с должным уважением относятся к русскому культурному наследию. Сбиваются росписи, вынимаются из киотов оригинальные иконы, заменяются стилем, чуждым родному убранству храма.

У русских осталось два крупных скита – Ксилургу, в котором был построен наш первый Успенский храм, и Старый Русик, где огромный храм великомученика Пантелеймона. Пока он не расписан, но есть надежда, что его распишут к празднованию 1000-летия присутствия русского монашества на Афоне.

– И вы тоже его расписываете?

– Скажем так: мы принимаем участие в художественных работах.

– Хорошо. Тогда про вашу работу не будем. Поговорим о быте, о людях, о встречах. Где вы там живёте? Каков распорядок дня?

– На Афоне все жилые помещения называются кельями. Сейчас кельи стали с удобствами. А двадцать лет назад в них не было воды, и мыться мы ходили в море. Зимой оно холодное. Вместо электричества были керосиновые лампы. Чтобы правило к причастию вычитать, нужно было раздобыть керосинчику. Ты подкручиваешь эту лампу, она коптит. Монастырь еле выживал, такая была бедность. Но времена изменились, сейчас в России принята государственная программа поддержки Афона.

Где нам приходится работать на Афоне, там и живём. Монашеский уклад очень трудный, сложный. Его вытерпеть, на первый взгляд, просто невозможно. Долгая всенощная, на которой исповедуешься. Потом читаешь правила перед причастием. Затем очень короткий сон. Только лёг – уже будят в три часа ночи колоколом на утреннюю службу, которая продолжается шесть часов. В девять утра обед. Трапезная, где чинно читают жития святых. Трапеза заканчивается общей молитвой, и все идут в храм великомученика Пантелеймона, где выносят его честную главу.

Опять служба, теперь короткая. И только после этого отпускают на работы. Следующий приём пищи только завтра. В продолжительный пост и постные дни едят один раз в день. Только иногда бывает, что и два раза в день.

– А как вы там питаетесь?

– Мы полностью соблюдаем монастырский устав. Такой же запрет на мясо. Рыбу только в тот день, когда разрешено. Но, знаете, несмотря на то, что приходится очень много работать, нам этого хватает. Дело в том, что монашеская еда очень вкусная. Хлеб необыкновенный. Я видел, как там пекут хлеб – с молитвой. Огромные хлеба, я даже не представлял, что такие бывают – метр на метр. Монастырская еда, хотя и простая, очень вкусная. Есть и другой пример. Монах взваливает себе за спину мешок с солёными оливками и идёт в свою келью. Возле его кельи течёт ручей, из которого он пьёт воду, а этими оливками –питается. И больше ничего не вкушает. А есть ещё и те, которые живут прямо на горе – на обрыве, прямо на скале. Там два на полтора метра келья, заканчивающаяся обрывом 200 или 300 метров глубиной. «А как вы обогреваетесь зимой?» – спрашиваю у такого монаха. «Лампадку зажгу, тем и греюсь», – отвечает. А ведь там бывает очень холодно. Кому-то по силам такой подвиг, а кто-то живёт в общежительном монастыре, что тоже очень непросто (имею в виду взаимоотношения между монахами). И там, и здесь нужно отсекать свою волю. И всегда – незримое присутствие начальства, которое благословляет или не благословляет тебя на тот или иной шаг. И ты подчиняешься некоему единому монастырскому ритму. Это очень интересно. Это настолько не похоже на то, что мы видим в миру, в обычной жизни! Хотя, с другой стороны, люди все одинаковые, и у них те же страсти, но всё равно что-то есть особенное.

Сейчас в русском монастыре подвизается порядка 60 человек – монахи, послушники, трудники. Практически у них нет времени, чтобы поспать. Когда же они спят? Сколько спит духовник русского монастыря отец Макарий, сколько спят остальные насельники? Сколько спит игумен Иеремия? Я, кстати, написал его портрет. Когда я вручал ему этот портрет, он коротко сказал: «Имейте любовь между собой». То есть любовь – это самое главное. В этом смысл жизни. Для чего люди едут на Афон? Для чего уходят в монастырь? Для чего вообще всё? Для умножения любви.

22 октября игумену Иеремии исполнилось 100 лет. Все греки удивляются его долгожительству и с благоговением относятся к нашему игумену.

– Как долго приходилось быть в одном помещении со старцем?
 

– Когда писал портрет, мы с ним общались. При этом он стоял, иногда не один час. Человек, конечно, особенный, очень светлый. Говорил не много. Но находиться рядом с ним – уже радость. Есть люди, которые тебе очень много рассказывают, и – пустота. А игумен Иеремия из тех, кто просто молчит, и одним этим больше даёт.А потом никто не запрещает посещать греческих старцев афонских – папу Яниса или старца Гавриила, к которым люди приезжают за советом. Да и Ватопедский игумен Ефрем даёт очень много духовных и жизненных советов.

– А вы кого-нибудь из них посещали?

– Да. Особенно мне запомнился старец Гавриил. Он живёт в двух шагах от кельи, в которой жил преподобный Паисий Святогорец. Мы пришли, а его нет. Он ушёл кормить кошек. Приходит. Большая очередь. Он увидел русских – принял нас без очереди. Каждому сказал про его сокровенное. Я вышел от него совершенно окрылённый. Спрашивал его одно, а он мне отвечал совершенно про другое. И ты вдруг понимаешь, что это самое главное, что тебе надо. О каких-то семейных взаимоотношениях, о работе. Всё, что на душе. Как он это узнал? И очень доброжелателен к русским, к России.

Возвращаясь к Старому Русику, хочу отметить, что этот скит находится на высоте (по разным данным) 400–500 метров над уровнем моря. И природа там очень напоминает Россию – ёлки, сосны. Подъём на Старый Русик не для слабонервных, требует больших усилий. Я уже не говорю, насколько сложно подняться на саму Афонскую гору. Для взрослого тренированного мужчины это проблема. А пожилые и немощные зачастую преодолевают сей путь без проблем.

Афон благоухает всегда. Даже осенью. Хотя, что может цвести осенью? В Греции такого нет. Такое ощущение, что только что священник прошёлся с кадилом. Сколько раз спрашивали у монахов – отвечают, отмахиваясь: «Да, что-то цветёт». Непонятно. Что тут скажешь? Удел Божией Матери, сад Богородицы, как называют Афон.

Беседовал Андрей Викторович ПОЛЫНСКИЙ