Александр Москалёв - "Бедная моя Россия"


27 января 1826 года,  190 лет назад, родился Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

 

В России, где всегда – от песен скоморохов и народных анекдотов до произведений лучших писателей – ценилось правдивое, острое слово, сегодня уже не кажется странным, что совершенно незамеченными остаются все последние юбилеи великого сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Напомним: родился писатель 27 января 1826 года по новому стилю в тогдашнем Кашинском уезде, жил недалеко от Талдома, в родовом имении Спас-Угол – там сегодня музей.

Довольно странно на рубеже веков складывалась судьба выдающегося общественного деятеля и писателя. Начиная с ленинских работ, его творчество широко привлекалось для разоблачения и обличения дореволюционной жизни России. В начале перестройки, в 1986 году, на родине писателя, в Талдомском районе, в честь его 160-летия прошли торжества, и автор третьего варианта гимна – баснописец Сергей Михалков, поклялся сделать его всероссийским, заглавным праздником сатиры. Но страна разворовывалась, катилась к развалу, теряла прежние нравственные ориентиры, и стало не до Щедрина. Ныне даже в юбилейные дни почти никто не вспоминает о великом сыне России.

А вот народный артист России и депутат Мосгордумы Николай Губенко обратился к творениям сатирика и создал спектакль «Арена жизни» в театре «Содружество актёров Таганки». Автор инсценировки и постановщик – художественный руководитель театра Губенко – взял за основу публицистику Салтыкова-Щедрина: «Дневник провинциала в Санкт-Петербурге», «В больнице для умалишённых», «Господа ташкентцы», «Незавершённые письма и наброски». Ну и сказки, конечно.

Тексты скрупулёзно подобраны потрясающие: «Наша мысль: нет мысли! – вот тайна нашего века». Увы, и нашего. Но как воплотить их на сцене: декламировать и резонёрствовать? Нет, Губенко поставил спектакль-метафору, спектакль-буффонаду, отталкиваясь от народного мировосприятия действительности. Ведь как реагирует нормальный человек на очередные выходки власти, непроработанные законы, пустые заявления напыщенных политиков? Две самые распространённые оценки: «Это – дурдом!» и «Просто цирк!». Вот между ареной цирка и домом для умалишённых и разворачивается сценическое бытование печально узнаваемых персонажей. На сцене в движении – жонглёры, акробаты, ковёрные, клоуны.

Спектакль приглашает в трудный путь пробуждения мысли, совести, социального прозрения среди нашей скудной, «предательской природы», как говорится в спектакле словами Салтыкова-Щедрина. Правда, порой кажется, особенно в первом действии, что разговоры эти идут по кругу (одно модное и тогда словечко «гласность» звучит раз семь!).

Во втором действии зрелище меняется. На цирковой лонже прилетает Многоболтаев (сам Николай Губенко) и, пошатнувшись, провозглашает: «Россияне, кровавое знамя социализма – спряталось». Ума не приложу, как Салтыков полтора века назад предугадал слова Ельцина в ООН: «С коммунизмом – покончено», ну и гвоздь нынешнего нанотехнолога Чубайса, вбитый в гроб коммунизма, предвидел? А на арене ещё пуще ликуют: «Мы вами неизъяснимо довольны!» Герой с красным носом, во фраке и… тренировочных штанах с лампасами в виде власовского триколора – неподражаем. Рвачи, крупные и мелкие хищники, примазавшиеся к «казённому пирогу», были описаны Салтыковым-Щедриным в сатире «Господа ташкентцы» (1869), где он обобщил свои наблюдения над бюрократией и дельцами-промышленниками, которые строили из себя цивилизаторов (выражение Щедрина!) в Средней Азии, а сами, как водится, пилили бюджет при строительстве железной дороги к Ташкенту. Чем же правление этой шайки пенкоснимателей и «ташкентцев» заканчивается для страны, очерчивает писатель устами героя:
– Земледелие уничтожено, промышленность чуть-чуть дышит (прошедшим летом, в мою бытность в уездном городе, мне понадобилось пришить пуговицу к пальто, и я буквально – не нашёл человека, который взял бы на себя эту операцию!), в торговле застой... скажите, куда мы идём!

В ответ слышатся вздохи…

Когда-то, до процветания на телеэкранах смеховакханалии ниже пояса и погубления всякой социально-политической сатиры, в народе было популярно четверостишие Юрия Благова, которое приписывали то Светлову, то Михалкову:

Мы за смех, но нам нужны
подобрее Щедрины
и такие Гоголи, –
чтобы нас не трогали...


Оно появилось как остроумный отклик на фразу из Отчётного доклада XIX съезду ВКП(б), с которым выступил (5 октября 1952 года) один из выс­ших советских руководителей Георгий Маленков: «Нам нужны советские Гоголи и Щедрины». Чтобы не было впечатления, что поэт иронизирует над официальной линией партии, редактор «Крокодила» сделал объектом сатиры отдельно взятого бюрократа: эпиграмма начиналась строкой «Я – за смех!» (вместо «Мы – за смех!») и имела название «Осторожный критик».

Ну и что же изменилось за шестьдесят лет, за десятилетия «гласности»? Осторожных критиков – море разливанное. А сатира, традиции Гоголя и Щедрина – убиты.
Бедная моя Россия…

Александр Александрович МОСКАЛЁВ